Камил находился в тяжёлом унынии и горестной печали, не зная, как открыть ему мучительную новость. С мольбой в голосе он наконец сказал:
— Не вернёшься ли ты ненадолго со мной в лавку?
Аббас пребывал в нерешительности — то ли ему ответить на просьбу другу и проводить его, — то ли совершить заветный визит, которого он с таким нетерпением ждал вот уже несколько месяцев. Дядюшка Камил не заботил его, однако он счёл, что будет неплохо остаться с ним на какое-то время, и потому вернулся с ним обратно в лавку, скрывая свою досаду мягкой улыбкой. Они уселись рядом в лавке, и Аббас весело заговорил:
— Превосходная там жизнь, в Телль Аль-Кабире: постоянная работа и обильный заработок. Я не расточаю деньги и довольствуюсь немногим, живу скромно, почти так же, как и в Мидаке. Я даже пробовал там гашиш всего несколько раз, несмотря на то, что там он повсюду, как вода и воздух. Я даже купил вот это… Посмотрите, дядюшка Камил…
И он вытащил из кармана своих брюк маленькую коробочку, открыл её. Там было золотое ожерелье, сделанное в виде цепочки и изящного сердечка-кулона. Затем он продолжил, сияя своими блестящими от радости глазами:
— Это цепочка — подарок на свадьбу для Хамиды. Вы разве не знали?!…Я женюсь, пока нахожусь здесь в отпуске…
Он ждал, что его собеседник скажет что-нибудь в ответ, но дядюшка Камил хранил тяжёлое молчание, потупив взор, словно пряча его. Юноша заинтересованно посмотрел на него и только тут впервые заметил мрачное и угрюмое выражение его лица. Дядюшка Камил был не из тех, кому удаётся скрыть то, что творится у них в душе, так что всё, что таилось в ней, неприкрыто отражалось сейчас на его лице. Ал-Хулв сразу же нахмурился, охваченный тревогой. Он закрыл коробочку и положил обратно в карман, внимательно вглядываясь в своего друга. Его охватил страх, а сердце сжалось в груди. Ему было жалко, что сердце его, наполненное радостным ликованием, потушат горящие угольки разочарования, которое он не знал и не ожидал. Он испытывал мучительный страх перед этим, но мрачный предвестник уже предстал перед его глазами в смущённом мрачном лице его друга. Он не смог терпеть и усидеть на месте, и с подозрением спросил его:
— Почему вы не смотрите на меня?!
Тот медленно поднял на него глаза и окинул долгим взглядом затуманенных грустных глаз, и уже открыл рот, чтобы сказать что-то, однако язык не слушался его. Молодого человека охватило нетерпение, сердце же его несло весть о катастрофе. Он ощутил, как отчаяние гасит огоньки радости и давит его надежду. Он решительно воскликнул:
— Что такое с вами, дядюшка Камил? Что вы хотите сказать? Вы без сомнения хотите что-то рассказать мне, есть что-то у вас на уме. Вы мучаете меня этим колебанием. Это Хамида?!… Клянусь Аллахом, это Хамида!… Говорите же. Не терзайте меня своим молчанием. Выкладывайте всё, что у вас там сразу.
Дядюшка Камил проглотил слюну и почти неслышно произнёс:
— Её нет! Её больше нет здесь, она исчезла. Никто ничего о ней не знает.
Аббас слушал его в замешательстве и панике. Слова одно за другим отпечатывались в его мозгу, однако сознание его как будто было покрыто тучами и пылью, он словно перенёсся внезапно в какой-то лихорадочный мир. Дрожащим голосом он сказал:
— Я ничего не понимаю. Что вы сказали? Её больше здесь нет, она пропала?! Что это значит?!
Дядюшка Камил скорбно сказал:
— Крепись, Аббас. Аллаху известно, насколько мне грустно это говорить. Я сожалею. С самого начала я переживал за тебя, однако поделать ничего нельзя. Хамида пропала, о ней никто ничего не знает. Однажды она вышла из дома как обычно после полудня, но больше не вернулась. Все её разыскивали там, где она могла быть, но безрезультатно. Мы даже дошли до полицейского участка в Гамалийе и искали её в больнице Каср Аль-Айни, но не нашли ни единого следа её.
На лице Аббаса появилось задумчивое выражение. На какое-то время он оставался молчалив и неподвижен, даже не моргал. Пути дальше нет, бежать некуда. Разве сердце не предупреждало его о надвигающейся катастрофе? Да, и вот оно — подтверждение. Как же странно… Что говорит его собеседник?… Хамида пропала?… Разве может человек пропасть словно иголка в стоге сена или монета?.. Если бы он сказал, что она умерла или вышла замуж, он бы смог тогда найти предел или конец своей агонии, ведь в любом случае, отчаяние легче подозрений, смятения и страданий. Только вот что ему делать сейчас?! Даже отчаяние стало для него несбыточным благом. Внезапно он вышел из оцепенения и почувствовал возбуждение и затрясся. Глядя покрасневшими глазами на дядюшку Камила, закричал:
— Хамида пропала!… А что вы сделали?… Дошли до полицейского участка в Гамалийе и искали в больнице Каср Аль-Айни?… Да вознаградится вам за это всяческим добром! А ещё что?… Вы вернулись к своим делам, будто ничего и не произошло?!…О милость Божья!… Всё кончено, и вы вернулись в свою лавку, а её мать снова стучит в двери к невестам. Покончено с Хамидой, и со мной тоже покончено. Что вы скажете? Расскажите мне всё о том, что знаете! Что вы знаете о её исчезновении?… Как она пропала? И когда это случилось?!
Дядюшку Камила охватило сильное беспокойство из-за неожиданной горячности и гнева его друга. Он грустно сказал:
— С её пропажи прошло уже около двух месяцев, сынок. Это было ужасное событие, потрясшее наши сердца. Одному Аллаху известно, сколько усилий мы потратили на её поиски и розыски, но всё было напрасно!
Аббас ударил рукой об руку, к лицу его прилила кровь, а глаза ещё больше выступили из орбит. Словно обращаясь сам к себе, он произнёс:
— Около двух месяцев!… Боже мой… Это было так давно. Нет надежды теперь найти её. Она умерла?… Утонула?… Похищена?…. Как я могу знать?…. Скажите же мне, что говорят об этом люди?
С жалостью поглядев на него, дядюшка Камил сказал:
— Многое предполагали, и наконец предложили версию, что она стала жертвой несчастного случая. Сейчас о ней никто ничего не говорит…
Громко вздохнув, юноша воскликнул:
— Конечно… Конечно. Она не является дочерью кого-либо из
