Постепенно думы переходили в грезы, а грезы были столь реальны, что он уже и вправду думал, что Элен пришла к нему, утешая и в то же время поддерживая в нем решимость все претерпеть до конца…
Восход третьего дня колодезного сидения застал англичанина уже в состоянии полузабытья. Глаза его были бессмысленно уставлены на синее небо без облаков, все так же ограниченное кругом колодезного устья, когда вдруг они, в отличие от прежних дней, заметили что-то новое. Над колодцем склонилась лобастая черно-полосатая голова большого пса. Лоб был умно наморщен, висячие лепестками уши напряглись и приняли вертикальное положение. Висячая верхняя губа раздувалась от волнения и мерно шевелилась в такт быстрому дыханию. Видя, что человек попал в беду, пес негромко гавкнул и нагнул шею, желая, что ли, лучше рассмотреть пребывавшего во тьме человека.
Лео резво вскочил и закричал, надеясь привлечь внимание хозяина собаки — но тщетно. Собака нервничала, хозяин не появлялся. Беглец понял, что пес один, сам по себе. Крах надежды вновь лишил его сил, он упал на дно и несколько раз стукнул по нему кулаками. Потом затих.
Пес начал что-то выговаривать, попереминался с лапы на лапу, потом исчез. Человек не видел, как бедолага изо всех сил пытался сорвать со своей шеи привязанную к ней баклагу со спиртным — сначала передними лапами, затем задней: не получалось. Как правило, найденные псами замка Святого Петра имели достаточно сил, чтобы отвязать баклагу, а здесь… Упорным трудом пес все же добился своего и, аккуратно взяв баклагу зубами за ремешок, вновь появился над колодезным провалом, разжал зубы и громко гавкнул.
Фляга упала на дно; человек думал, что сходит с ума, но нет — наверху пес смотрел на него умными карими глазами и словно кивал на флягу. Страдалец знал, что алкоголь только усугубляет жажду, но все же — какая-никакая, а жидкость за три дня, да и сил прибавится. Появился этот пес — может, будут и люди? Главное — продержаться! И не выпивать все сразу, как бы ни хотелось…
Пес, подождав, пока человек попьет, снова вуфкнул, словно приглашая вылезти наружу.
— Не могу, родной! — в слезах говорил Торнвилль. — И хотел бы, да не могу!..
Пес поорудовал лапой по каменному краю колодца, как бы разгребая что-то или копая, но вскоре понял тщетность своего труда и исчез.
Рыцарь, чей рассудок был, конечно же, весьма расстроен, недоумевал: может, это все еще мерещится, как и Элен де ла Тур? Но баклага под руками была реальностью. Такой, что дальше некуда…
Рыча с досады, что не хватает сил все сделать быстро, полосатый черно-кремовый пес — тот самый, любитель поиграть в каштаны — упрямо тащил к колодцу высохший ствол небольшого деревца. Кряхтел, упирался могучими лапами, заходил то с одной, то с другой стороны, но не переставал исполнять задуманное. Не его вина, что принесенная им деревяшка оказалась слишком коротка — длины ствола не хватило даже на половину глубины колодца, но он сделал все, что мог — дотащил ее до места назначения и умудрился столкнуть внутрь.
Беглец мог только удивляться разуму пса, желавшего помочь человеку в беде, но не умевшего рассчитать длину деревяшки. Однако пес понял, что деревяшка коротка, а другой, очевидно, поблизости не было. Прощально вуфкнув, он исчез.
Торнвилль забылся в бессилии и обеспамятовал — но пес, как оказалось, не сдался. Прямиком бросился он в замок Святого Петра, пристал было к одному служке, к другому — но Петрониум "отдыхал" после отъезда Зизима на Родос. Все несколько расслабились, в ход пошло вино — от пса отмахивались. Кто еще мог бы его понять, как не собаковод Лев!
Пес бросился на его поиски, слыша вослед:
— С ног сшибешь, дурень!
Лев лежал на носилках в тени дерева. Его второй день терзала лихорадка. Пес лёг к нему под бок, сочувственно глянул прямо в глаза грека и тяжело, просто сокрушенно вздохнул.
— Не переживай, сынок, — тихо сказал ему грек, — выберемся…
Пес подполз, понюхал хозяина своим черным медвежьим носом, стал ластиться, облизал лицо и глаза. Приподнявшись, Лев потискал его, поцеловал. Пес снова лёг рядом, человек крепко обнял его, приложил свой пылавший лоб ко лбу собаки, вдохнул родной запах зверя.
— Выберемся… — еще раз повторил он и в изнеможении закрыл глаза.
Пес остался лежать рядом с ним, как бы помогая, передавая свои силы тому, кому они были так нужны. Но ведь и в колодце человек ждет помощи…
Пес аккуратно поднялся, чтоб не потревожить хозяина, и рысью побежал в Львиную башню. Попытался было там кому-то что-то разъяснить — но ведь понять собаку может тот, кто хочет ее понять, а таких пока что не находилось. Оставалось дождаться вечера.
Англичане пировали, пес у них попрошайничал и в итоге добыл таким образом изрядный кусок жареного мяса — как помнит читатель, на воинствующих монахов обязательное воздержание от скоромной пищи не распространялось. Воин без мяса — не воин.
Выскользнув в сумерках за пределы замка, верный пес побежал к томившемуся в колодце Торнвиллю и кинул ему то, что могло бы стать собачьим ужином.
— Господи, — хрипел изумленный Лео в мистическом настрое, — за что Ты воззрел милостивным оком Своим на столь грешного человека и сотворил чудо, подобно тому, как по Твоему велению ворон носил хлеб пророку Илии?! Воды б вот только еще…
Пес подбодряюще гавкнул и медленно направился обратно. У людей ужин уже закончился, собаки тоже уже свое получили и съели, а наш пес лёг спать голодным. Отдав добытое мясо человеку, он не подумал о себе. А дальше пришлось еще хуже.
Получив утром свой кусок сырого мяса, пес цепко схватил его зубами и убежал из замка. Сырое мясо с жареным, конечно, не сравнишь, но в отсутствии какой-либо еды — и это было благом. Более того — оно было влажным…
Наивно, конечно, предполагать, что пес целенаправленно хотел напоить человека, но именно сырая еда позволяла находящемуся в колодце держаться. Словно ангела — посланца небес — ежедневно ожидал Торнвилль появления у края колодца доброго и верного пса, отдававшего свою еду утром и вечером. Разуверившись в помощи не отозвавшихся на его призывы людей, пес спасал ближнего сам — как мог.
Это было делать все тяжелее и тяжелее. Пес стал более медлителен, движения явно давались ему с трудом, бока у зверя, и без того стройного, начали вваливаться… Он все больше лежал с больным Львом. Тот, начав понемногу выздоравливать, первым делом встревоженно осмотрел любимца и увидел,