собой, что некрещёный не может венчаться в часовне аббатства, но обряд может происходить в покоях епископа. Итак, Орму и Ильве повелели преклонить колени перед епископом. Они стояли так на подушечках, которые заблаговременно им подложили.
— Я думаю, ты не привык к подобному положению, — сказала Ильва.
— Я провёл на коленях больше времени, чем большинство простых людей, — ответил Орм, — когда служил Магомету. Но отрадно, что не приходится бить челом об пол.
Когда епископ дошёл до той части службы, где он должен был призвать их приумножать потомство и жить в мире друг с другом остаток дней своих, они утвердительно кивнули. Когда же епископ повелел Ильве повиноваться во всём мужу, они с сомнением взглянули друг на друга.
— Я постараюсь, — сказала Ильва.
— Сперва ей будет трудно, — добавил Орм, — ибо она не привыкла к повиновению. Но я напомню ей ваши слова, если они затеряются у неё в памяти.
Когда обряд был завершён, и присутствующие пожелали им побольше детей и удачи, епископу вдруг пришло на ум, что им негде провести свадебную ночь. Ибо ни в аббатстве, ни в примыкающих к нему домах не было подходящих покоев, а он не знал мест в городе, где бы они могли найти пристанище.
— Я пойду с Ормом, — сказала довольная Ильва. — Что годится для него, сгодится и для меня.
— Ты не можешь возлежать с ним у походного костра, подобно остальным людям, — воскликнул епископ с тревогой.
Но Орм сказал:
Странник смелый, наследник моря, пахарь добрый полей гагарок ложе ласки сулит супруге!
Брат Вилибальд сопровождал их до самых городских ворот, дабы убедиться, что стража пропустила их. Затем они расстались с ним, учтиво поблагодарив его, и направились к пристани, где стоял корабль. Рапп оставил двух человек на борту охранять его от воров. Эти люди, предоставленные самим себе, напились пива так, что их храп был слышен уже издалека. Орм разбудил их и приказал им помочь ему вывести корабль на середину, что, несмотря на похмелье, им удалось сделать. Затем они бросили якорь, и корабль встал, покачиваясь от течения.
— Вы мне больше не понадобитесь, — сказал он людям.
— Как же мы доберёмся до берега? — спросили они.
— Отважному человеку здесь плыть недолго, — ответил он. Они принялись сетовать, что вода холодна, а они ещё пьяны.
— Мне не пристало ждать, — промолвил Орм и с этими словами схватил одного за шею и за пояс и бросил головой вниз в реку, а второй без лишней суеты поспешил последовать за своим напарником. Из темноты ещё некоторое время доносилось их фырканье и шумные всплески.
— Мне думается, что теперь нам никто не помешает, — сказал Орм.
— Я не могу быть недовольной таким супружеским ложем, — промолвила Ильва. Была уже поздняя ночь, когда они наконец сомкнули веки, но спали они долго и крепко.
Когда на следующий день посланники предстали перед королём Этельредом вместе с Гудмундом и Ормом, тот находился в самом весёлом расположении духа. Радушно приняв их, он воздал хвалу вождям за то, что они столь ревностно желают креститься, и спросил, довольны ли они своим пребыванием в Вестминстере. Гудмунд пил всю ночь, что было ещё заметно по его речи, так что оба они, и он и Орм, откровенно ответили, что довольны.
Епископы принялись рассказывать об итогах их путешествия и подробно поведали о соглашении, достигнутом между ними и викингами, между тем как остальные в зале внимательно следили за их словами. Король восседал на троне под балдахином, на голове у него была корона, а в руке он держал скипетр. Орму показалось, что он сильно отличается как правитель от Альманзора и короля Харальда. Это был высокий человек важной наружности, закутанный в бархатную мантию. Он был бледен, у него были большие глаза и редкая тёмная бородка.
Когда епископы назвали сумму, которую они посулили викингам, король Этельред гневно стукнул скипетром по ручке синего трона, в то время как все присутствующие в зале повскакали со своих мест.
— Взгляни! — крикнул он архиепископу, который сидел рядом с ним в низком кресле. — Четыре мухи одним махом!
— Архиепископ промолвил, что немногие короли в мире способны совершить такой подвиг, и это одновременно свидетельствует как о его сноровке, так и о его выдающейся удаче. Король удовлетворённо кивнул, и посланники продолжили своё повествование, а все опять принялись внимательно их слушать.
Когда они наконец закончили, король поблагодарил их, похвалив за мудрость и проявленное усердие. Король обратился к архиепископу и спросил, каково его мнение. Архиепископ ответил, что сумма, названная епископами, ляжет бременем на всю страну, но, без сомнения, это лучшее решение, которое можно принять в столь трудном положении, на что король согласно кивнул.
— Кроме того, — продолжал архиепископ, — к великой радости всех христиан и в угоду Господу Богу вашему, благочестивые посланники добились того, что великие вожди и множество их споспешников отныне вступят в войско Христово. Да не забудем возрадоваться этому!
Епископ Лондона шепнул Гудмунду, что пришла его пора говорить, и тот решительно выступил вперёд. Он учтиво поблагодарил короля за гостеприимство и великодушие, которое тот выказал им, и сказал, что после этого слава о нём распространится вплоть до самых отдалённых деревень Восточного Готланда, а может, и ещё дальше. Но, начал он, ему хотелось бы знать одно, а именно: сколько времени пройдёт, прежде чем серебро попадёт им в руки.
Король пристально смотрел на него всё то время, пока он говорил, а когда тот закончил, задал вопрос, что означает шрам на его лице.
Гудмунд ответил, что рубец остался от раны, которую ему нанёс медведь. Однажды
