стенах аудиторий, – сказал он ЗНП, пришедшему к нему за распоряжениями.
– Хорошо, господин, – едва ли не с благодарностью ответил тот.
Наслушавшись оскорблений от участников марша, он был только рад исполнить приказ.
Он велел инспекторам, младшим инспекторам и констеблям преподать студентам хороший урок – и те сделали это с большим удовольствием. На студентов обрушился внезапный и беспощадный град ударов латхи. Некоторые студенты получили тяжелые травмы. Кровь, мешаясь с водой из луж от вчерашнего дождя, обагрила асфальт. Протестующих били сильно. Трещали сломанные кости – ребра, ноги и руки, которыми студенты пытались защитить головы от дубинок. Раненых студентов полицейские грубо растаскивали по фургонам, иногда за ноги – они были слишком разъярены, чтобы пользоваться носилками.
Один парень лежал в фургоне на пороге смерти, с проломленным черепом. Это был тот самый студент-медик.
12.23
Вернувшись в Брахмпур, С. С. Шарма столкнулся с непростой и опасной ситуацией. То, что начиналось как студенческий протестный марш, расстроило и переполошило весь город. Студенты, забыв о политических разногласиях, объединились в борьбе с произволом, жестокостью и неправомерными действиями полиции. Неподалеку от больницы при медицинском колледже, куда полицейские отвезли раненого студента (сообразив, что тот получил тяжелые травмы), организовалось всенощное бдение: несколько тысяч студентов сидели на улице под окнами колледжа и ждали вестей о состоянии парня. Ни о каких занятиях, конечно, не было и речи – их пришлось отменить на несколько дней.
Министр внутренних дел, готовясь к худшему в случае смерти юного мятежника, посоветовал главному министру привлечь к делу армию, а при необходимости ввести в Брахмпуре военное положение. Сам он уже ввел комендантский час, который начинался этим вечером.
С. С. Шарма молча выслушал его доклад, а потом сказал:
– Агарвал, почему так происходит? Стоит мне на пару дней уехать из города, как вы устраиваете здесь бардак! Если вы устали от министерского поста, я могу предложить вам другой, только скажите.
Однако Л. Н. Агарвалу нравилась власть, которую давал ему пост министра внутренних дел, и он знал, что на кого угодно эти обязанности не возложишь – особенно теперь, когда планы Махеша Капура об уходе из Конгресса уже ни для кого не были секретом.
– Я сделал все, что мог. Властям на одной доброте далеко не уехать.
– Предлагаете поднять армию?
– Да, Шармаджи.
На лице С. С. Шармы отразилась усталость.
– Эта мера не пойдет на пользу ни армии, ни людям Брахмпура, – сказал он. – А студентов разъярит, как никакая другая. – У него немного затряслась голова. – Они мне как родные дети. Мы поступили неправильно.
Л. Н. Агарвал позволил себе презрительную улыбку – что за неуместная сентиментальность! Однако ему стало легче от коллективного «мы», которое употребил главный министр.
– Полагаю, Шармаджи, что бы мы ни предприняли, студенты все равно придут в ярость, когда тот медик умрет.
– Вы говорите «когда», а не «если»? Значит, надежды нет?
– Насколько я понял, нет. В такой ситуации сложно докопаться до истины: люди склонны преувеличивать. Однако будем готовиться к худшему. – Л. Н. Агарвал говорил невозмутимым холодным тоном и даже не думал оправдываться.
Главный министр вздохнул и с легкой гнусавостью в голосе продолжал:
– Из-за введенного вами комендантского часа вечером нас опять ждут проблемы, независимо от судьбы юноши. Что мы будем делать, если студенты не пожелают расходиться? Откроем стрельбу?
Министр внутренних дел промолчал.
– А когда мальчик все же умрет, его похороны могут обернуться неуправляемым бунтом. Вероятно, его захотят кремировать на берегу Ганги, неподалеку от злополучного погребального костра.
Агарвал даже не поморщился при этом совершенно лишнем упоминании давки на Пул Меле. Если делаешь все, как положено, считал он, то и попреки сносишь легко, без внутреннего содрогания. Он не сомневался, что комиссия по расследованию трагического происшествия на Пул Меле признает его невиновным.
– Не получится, – отрезал он. – Кремировать придется в гхате или еще где-нибудь. Пески на этом берегу уже ушли под воду.
С. С. Шарма хотел что-то сказать, но передумал. На днях Джавархарлал Неру, вопреки недовольству однопартийцев, вновь пригласил его в Кабинет министров Индии. Отказывать становилось все труднее. Но теперь, когда Махеш Капур вот-вот должен был подать в отставку, перевод С. С. Шармы в Дели неизбежно приведет к тому, что главным министром назначат Агарвала, а Шарма не мог с чистой совестью передать свой штат этому расчетливому и жесткому политику, который при всем его уме был начисто лишен человечности. Порой, предаваясь философским раздумьям, Шарма ощущал себя отцом своего народа. Да, иногда он вынужден был идти на мировую или компромиссы, которых мог избежать, но лучше уж так, чем держать подопечных в ежовых рукавицах. И хотя властям действительно далеко не уехать на одной доброте, С. С. Шарма приходил в ужас при мысли, что отныне ехать придется на дисциплинарных мерах и страхе.
– Агарвал, я вас избавлю от этой проблемы. Будьте любезны, никаких распоряжений по данному поводу никому более не отдавайте, – сказал главный министр. – Впрочем, прежних распоряжений тоже не отменяйте. Комендантский час пусть остается.
С этими словами главный министр посмотрел на часы и велел своему личному помощнику позвонить суперинтенданту медицинского колледжа. Затем, не обращая никакого внимания на Агарвала, принялся читать газету. Личный помощник наконец дозвонился, сказал: «С вами хочет поговорить главный министр, господин» – и передал трубку С. С. Шарме.
– Говорит Шарма. Я к вам еду. Прямо сейчас. Нет-нет, без полицейского эскорта. С одним помощником… Да… Бедный мальчик, очень грустно слышать… Конечно, я позабочусь о своей безопасности. Постараюсь не показываться на глаза студентам, которые дежурят под окнами… Как это «невозможно»? Неужели ни одного служебного входа не найдется? А калитка у вашего дома? Ей и воспользуюсь. Будьте так добры, встречайте меня. Да, через пятнадцать минут… Никому не говорите о моем приезде, а то, чего доброго, целая делегация встречать выйдет. Сейчас это ни к чему… Нет, его со мной не будет – совершенно точно.
Глядя не на Агарвала, а на стеклянное пресс-папье у себя на столе, главный министр сказал:
– Мне нужно съездить в медицинский и посмотреть, какие меры можно принять. Полагаю, вам лучше остаться здесь, в моем кабинете, – так я смогу сразу же вам позвонить, если появятся какие-то новости, а мои помощники будут полностью в вашем распоряжении.
Л. Н. Агарвал обеспокоенно провел рукой по плешке в форме подковы:
– Я предпочел бы поехать с вами. Или хотя бы отрядить полицейских…
– Полагаю, это лишнее.
– Вам нужна защита! Студенты…
– Агарвал, вы пока не главный министр, – тихо произнес С. С. Шарма и скорбно улыбнулся; Л. Н. Агарвал молча нахмурился.
12.24
Добравшись до палаты раненого студента, главный министр, повидавший на своем веку немало жертв полицейских побоев, долго и сокрушенно качал головой, не веря своим глазам.
