касательно грядущих протестов: порядок в городе будет восстановлен любой ценой.
– Может, вы и стрелять в нас будете, если мы примемся безобразничать? – возмутился Рашид.
– Я предпочел бы этого не делать, – ответил министр внутренних дел таким тоном, словно мысль эта не слишком ему претила, – но до крайних мер дело, конечно, не дойдет. – «Впрочем, – добавил он мысленно, – легислатура сейчас не работает, и некому будет дать мне за это нагоняй».
– Тогда чем вы лучше британцев? – в ярости продолжал Рашид, глядя в лицо человеку, разрешившему полицейским открыть стрельбу по протестующим в Чоуке, и, вероятно, видя в нем воплощение произвола и самоуправства властей. – Британцы тоже били нас дубинками и даже стреляли по нам, студентам, когда мы в рамках движения «Прочь из Индии» выходили с протестами на улицы Брахмпура – в Чоуке, Каптангандже…
Все члены делегации сердито загудели в ответ на эти речи.
– Да-да, – оборвал его министр внутренних дел. – Я в курсе. Я был свидетелем тех событий. А вам, молодой человек, было лет двенадцать, и вы в ту пору с тревогой осматривали свое лицо в зеркале в поисках первой щетины. Под «нами, студентами» вы, конечно, имеете в виду не себя, а своих предшественников, чью кровь, включая и мою, проливали тогда британцы. Нынче легко пролезть в люди – достаточно смазать себе путь чужой кровью. Что же касается движения «Прочь из Индии», то правительство в нашей стране теперь индийское, и я очень надеюсь, что вы не погоните нас прочь из родной страны. – Он коротко хохотнул. – Итак, если вы хотели сказать что-то дельное, говорите. В противном случае я попрошу вас на выход. Может, вам и не надо учиться, зато мне надо работать. Я прекрасно знаю, зачем вам этот марш. Зарплаты учителей начальной школы тут ни при чем. Вы последовательно нападаете на партию власти с целью подстрекательства и дестабилизации политической ситуации в стране. – Он презрительно отмахнулся. – Лучше возьмите в руки учебники. Советую вам это как друг, как казначей университета, как министр внутренних дел и исполняющий обязанности главного министра. Такой же совет дал бы вам и проректор. И ваши преподаватели. И родители.
– И Господь Бог, – добавил председатель студенческого профсоюза, который был атеистом.
– Вон отсюда, – спокойно проговорил Л. Н. Агарвал.
12.21
Однако вечером накануне марша в городе случилось нечто такое, что временно объединило враждующие стороны.
В «Манорме Толкис», кинотеатре на улице Набигандж, где уже несколько месяцев подряд крутили «Дидара» – причем всякий раз зал бывал полон или почти полон, – неожиданно разразился студенческий бунт.
Студентам Брахмпурского университета было запрещено посещать поздние вечерние и ночные киносеансы, но на данное правило никто не обращал внимания. В частности, студенты, поселившиеся в городе, а не в общежитии, нарушали его при любой возможности. «Дидар» пользовался огромной популярностью. Песни из кинофильма все давно разучили наизусть, причем они одинаково нравились и старикам, и молодежи. Доктор Кишен Чанд Сет и раджкумар Марха вполне могли рыдать под них в одном кинозале. Многие ходили на фильм по нескольку раз. У него был необычный – трагичный – финал, однако не настолько, чтобы зрителям после просмотра захотелось порвать экран или поджечь кинотеатр.
Беспорядки на сей раз были вызваны решением руководства не продавать льготные билеты студентам, если будет достаточно желающих выкупить билеты по полной цене. Был непоздний вечер. Кассир сообщил двум студентам (один из которых уже видел фильм), что все билеты распроданы, однако опыт подсказывал парням не доверять сотрудникам кинотеатра. Они задержались у кассы и увидели, что билеты продолжают продавать. Тогда они принялись громко порицать сперва людей в очереди (одна женщина велела им заткнуть рты, и в отместку они рассказали ей концовку фильма), а потом орать на кассиров. Те невозмутимо работали дальше, пока один из студентов не дошел до белого каления и не разбил зонтиком стеклянные двери кинотеатра. Другие посетители закричали и пригрозили вызвать полицию, однако руководство не горело желанием связываться с полицией. Сотрудники кинотеатра позвали киномеханика и еще нескольких человек, после чего дружно поколотили студентов и вышвырнули их на улицу. Потасовка закончилась в считаные минуты и даже не успела испортить настроение зрителям.
Однако к концу киносеанса на улице их поджидала толпа – человек четыреста разъяренных студентов, возмущенных неправомерными действиями сотрудников кинотеатра, в частности избиением двух их товарищей. Они отпугнули всех, кто стоял в очереди за билетами на следующий сеанс или уже купил билеты и теперь пытался войти в вестибюль.
Начало моросить, но студенты не расходились. Они были разгневаны, воодушевлены и с упоением демонстрировали отвагу и силушку у врат гнусного кинотеатра, который – на волне феноменального успеха «Дидара», продолжавшего собирать полные залы платежеспособных зрителей, и стараниями директора, ставившего прибыль превыше закона и справедливости, – уже несколько месяцев подряд ущемлял их интересы. Полные сил после летних каникул, взбудораженные недавними выборами и возмущенные посягательством на их честь и кошелек, студенты орали, что покажут директору, из какого теста они сделаны, что презренный кинотеатр «одумается или сгорит», а раз студенческие билеты кассирам не указ, то вправлять им мозги надо дубинками. Из кинозала начали выходить притихшие зрители – воинственная толпа набросилась и на них, ведь два часа назад они молча смотрели, как избивают их товарищей. «Позор! Позор!» – вопили студенты. Зрители, среди которых были дети и старики, лишь угрюмо и озадаченно взирали на протестующих, а по щекам их текли слезы.
Дело принимало неприятный оборот. До рукоприкладства не дошло, но некоторым зрителям перекрыли путь к машинам. Испугавшись за свою жизнь, они поспешили скрыться пешком. Наконец к кинотеатру подоспели окружной судья, помощник комиссара полиции округа и проктор университета. Они попытались разобраться, из-за чего произошел конфликт. Все понимали, что виновато руководство кинотеатра, однако студентам следовало подать жалобу через соответствующие инстанции. Проктор даже пытался объяснить протестующим, что они не имели права устраивать демонстрацию у входа в кинотеатр, но очень быстро стало ясно, что его властный голос, обыкновенно вселяющий в студентов ужас, на сей раз останется неуслышанным – он просто тонул в криках четырехсот разъяренных и промокших до нитки бунтарей. Сообразив, что словами об обращении в инстанции студентов не проймешь, он решил прибегнуть к помощи их собственных лидеров, двое из которых – но не Рашид – были замечены в толпе. Они наотрез отказались что-либо предпринимать, пока к протестующим от их имени не выйдет университетский казначей, – таким образом он докажет, что Исполнительный совет в самом деле защищает интересы студентов, а не просто навязывает им свою волю. Словом, они требовали присутствия Л. Н. Агарвала.
Директор кинотеатра,
