чём тужишь?
– Я об одном думаю, долго ли мне жить осталось такой жизнью?
– Добро, Федька, что ты правду молвил. Я ждал, соврёшь. Твоя туга мне ведома. И мне по первости иногда вольная жизнь клином вставала. И всё отчего? Да всё от того, что и у тебя. Жил ты, Федька, до этого лета, как к нам пришёл, в крепости от отца с матерью, от начальных людей, привык каждый раз ждать, что тебя куда-то пошлют, что-то прикажут, а у нас в артели полная воля каждому, у нас ничего нет, кроме ватажного братства, никаких уз. Мы все равны своей вольностью и товариществом.
– И долго ты, Лом, мучился? – помолчав, спросил Федька. – Я ведь не пень, чтобы не вспомнить отца с матерью. Вот брат Сёмка седни привиделся в крови весь… К чему это?
– Эх, Федька! – воскликнул атаман. – Ярыжник должен верить не в сон и чох, а в свой нож острый, тогда ему завсегда удача будет. А кровь? Такая ли она для нас невидаль! А я недолго мучился твоей печалью, взлетел птицей на купеческий струг, схватил приказчика за бороду и отсёк ему напрочь голову! Вот и ты сегодня соверши это; Филька вот только где-то запропал, нет от него весточки из Усолья.
Резко скрипнула ржавыми петлями дверь, и Федька, чего с ним не случалось ранее, испуганно оглянулся. На крыльцо своей избы вышел ватажный старинушка Степан, широко зевнул и клацнул, как пёс, челюстями, огляделся по сторонам и, подтянув сползшие с тощего зада штаны, пошёл в кусты.
– Запомни, Федька, наш разговор, – сказал Лом. – Крепко запомни! А я за тобой приглядывать стану.
На ходу завязывая верёвочный ошкур штанов, из кустов вышел Степан, направился к воде, умылся и спросил Лома:
– Фильки всё нет?
– Загулял, видно, где-то, – ответил атаман. – С него станет.
– Седни три дня, как он ушёл, – задумчиво произнёс Степан. – А что, если его изловили и сейчас щекочут огоньком да палками?
– Ране у него не бывало промашек, но всё случается, – сказал Лом. – Подождём день, если Филька не явится, пошлём кого-нибудь в Усолье, вот хотя бы Федьку.
– Не дело это, ватаман, – возразил Степан. – Вам нужно уходить отсель. Вот развиднеется совсем и уходите. Филька под палками всё расскажет, и быть беде.
– Ладно, – сказал Лом. – Ты хоть и стар, да башка у тебя светлая. Федька, поднимай людей!
Ватажники спали кто где, одни под кустами и деревьями, другие в амбаре и сарае, места на стане хватало всем. Просыпались они неохотно, ворчали на Федьку, и почти все засыпали опять, когда он от них отходил. Атаман всё это видел и громко крикнул:
– Кто последний поднимется, того пожалую затрещиной!
Ватажники сразу зашевелились, они знали тяжёлую руку своего предводителя.
– Ты, Степан, пригляди за Федькой, – сказал Лом.
– Что так?
– Задумываться стал парень. Вот только сказал, что кровь его душит.
– Знаемое дело, – кивнул Степан. – Из мужика никогда ватажника не выйдет. Чтобы стать настоящим ватажником, как ты или я, нужно родиться от гулевых отца с матерью.
– Беда, если Фильку поймали. Большая помеха нашей гулевой путине, – сказал Лом. – Осень для нас самая страда, сейчас струги косяком попрут из Астрахани, бери, что хошь, не зевай.
– Не горюй, ватаман! Отойдёшь отсель вёрст на десять. А я тем временем схожу в Усолье, всё проведаю.
Ватажники один за другим стали выходить на берег, забредали по колено в воду, умывались и подставляли мокрые бороды солнцу, которое всходило над левым берегом Волги.
– Ты, Влас, вычерпай воду из лодки! – велел атаман. – Остальным пройтись вокруг и собрать всё, что разбросали. Сей же час мы отсель уходим!
Гулевых людей приказ Лома удивил, они привыкли с утра на полный день наедаться до отвала.
– Не дело, атаман, на пустое брюхо за вёсла садиться! – зашумели ватажники.
– Сам знаю, что не дело, – сказал Лом. – Но нет часа здесь оставаться. Уйдём отсель, и жрите, сколько влезет!
Ватажники поняли, что атаман говорит непустое, и быстро начали собираться, увязывали добычу в узлы, прячась друг от друга, доставали свои захоронки с деньгами, засыпали и заваливали ветками кострища, за этим строго следил Степан, ведь ему в случае прихода государевых людей придётся отвечать, посему промашки быть не должно.
Все уже собрались и ждали знака, чтоб садиться в лодку, как залаяла и стала злобно биться на цепи собака подле избы.
Лом тревожно поглядел на Степана, а тот предупреждающе замахал рукой, чтоб не шумели и стояли молча. Собака затихла, и ватажники перевели дух.
– Все готовы? – спросил атаман.
И тут послышался шум, будто верх береговой горы подломился и покатился вниз. Собака опять всполошилась и начала громко лаять.
– Что это? – спросил Лом, обращаясь к Степану, но того уже не было рядом. Ватажники стояли, сжимая в руках оружие, и ждали, что велит их атаман.
Опасения Хитрово относительно возможной измены кого-нибудь из боевых людей десятника Курдюка и приказчиков, к счастью, не оправдались. Весь путь до Малинового оврага Сёмка настороженно за ними приглядывал, держал казаков близ себя, готовый ко всякой неожиданности.
Полная луна облегчала путь отряду, вокруг было светло и первые вёрст пять люди прошли бойко и скоро, переговариваясь между собой, порой довольно громко, что Курдюк, шедший впереди усольского ополчения, останавливал движение и требовал прекратить шум. Однако скоро говоруны сами утихомирились, начался крутой спуск в овраг, по дну которого текла узкая речка, оказавшаяся неожиданно глубокой, затем начался подъём в гору по сыпучему песку и скользкой глине. Один ратник оступился и покатился вниз, пришлось дожидаться, пока он влезет на верх оврага со второго раза.
Через две версты путь отряду пересёк другой овраг, такой же крутой и глубокий, как первый, и здесь случилась потеря, соляной приказчик сверзился с половины склона оврага и сильно расшибся. Идти дальше он не мог, сильно повредил ногу, скрипел зубами, стонал и потел от боли.
– Сиди здесь! – сказал Курдюк. – Навязали на мою голову слабосилков, теперь с тобой мучайся. Сиди здесь, пойдём обратно, захватим.
– Ты что, Сафроныч! – испуганно вскричал приказчик. – Я же здесь не доживу до утра. Кругом волки!
– Нужен ты волкам, – ответил Курдюк. – Сейчас самая пора им сытыми быть. А пищаль тебе на что?
Не обращая внимания на стоны и жалобы приказчика, десятник повёл людей дальше. Потеря приказчика была не зряшной, все поняли, что нужно беречься, а то окажешься в ночи один и будешь выглядывать, из-за какого куста выпрыгнет на тебя волк или кикимора.
Сёмка со своими казаками шёл сзади отряда. Привычные ездить на лошадях, они
