Александр Ахматов - Хроника времен Гая Мария, или Беглянка из Рима

На этих-то несчастных в первую очередь рассчитывал Минуций в своих планах создания многочисленной и крепкой духом армии. Этим людям нечего было терять. Их легче можно было убедить в том, что лучше умереть с оружием в руках, чем до конца дней влачить скотскую жизнь в непосильном труде, в оковах, под бичами надсмотрщиков.

Со всеми остальными рабами, находившимися в более или менее терпимых условиях, он уже решил поступать со всею беспощадностью, приводя их к присяге, как военнообязанных, и карая смертью всякого, кто этому воспротивится.

— Какие-то всадники летят за нами во весь опор, — поравнявшись с двуколкой, предупредил Минуция Геродор.

Минуций обернулся и увидел быстро приближавшуюся группу всадников, мчавшихся по дороге в клубах пыли.

Он насчитал шестерых с запасными лошадьми. Это могли быть какие-нибудь конокрады или просто разбойники.

Минуций на всякий случай пододвинул ближе к себе свой бронзовый щит, лежавший в углу повозки.

— Клянусь всеми богами! — раздался радостный крик Эватла. — Да это Ириней!

В первое мгновенье Минуций не поверил своим ушам.

Он по пояс высунулся из двуколки.

— Ты не ошибся? — с сомнением спросил он. — Этого не может быть!

— Ну конечно! Это он! — с изумлением подтвердил Геродор, всматриваясь в приближавшихся всадников.

Минуций приказал всем остановиться.

Через минуту Ириней и пятеро его товарищей в одежде, покрытой толстым слоем пыли, стали осаживать своих измученных и лоснящихся от пота лошадей.

Геродор, Эватл и Стратон встретили их ликующими воплями.

Они бросились к Иринею, стащили его с коня, обнимали и целовали.

Минуций соскочил с повозки на землю и в порыве радости заключил в объятия верного слугу.

— Но я не вижу Мемнона! Где он? — окинул римлянин недоуменным взглядом запыленные лица пятерых гладиаторов.

— К сожалению, его нет с нами, — сказал Ириней и стал рассказывать обо всем по порядку.

— Я надеялся, что несравненная Диана, столько раз оказывавшая мне свое покровительство, сохранит для меня Мемнона и Ювентину, — огорченно произнес Минуций, как только Ириней кончил свой рассказ.

— Если их не схватили в дороге, то они обязательно разыщут нас, — уверенно сказал Ириней. — Мемнон просил передать тебе, что он не забудет о своей клятве, пока жив.

— Пусть Диана будет им обоим заступницей перед всеми бессмертными богами!

Минуций и сопровождавшие его всадники снова двинулись в путь.

Все были охвачены радостным возбуждением, шутили и смеялись.

До имения они добрались незадолго перед закатом солнца.

Прибывших сразу окружила вооруженная толпа.

Сатир и его друзья-гладиаторы с удивлением смотрели на рабов Минуция, облаченных в доспехи римских легионеров.

Вскоре прибежали Ламид, Марципор и Аполлоний.

— Хвала всем богам Олимпа! — воскликнул Ламид, завидев Минуция. — Приветствую тебя, мой господин! Ты видишь, все горят нетерпением и рвутся в бой! Все мы ждем твоих распоряжений!..

— Только прикажи, господин, и мы хоть сейчас пойдем громить проклятые латифундии! — крикнул Марципор.

Толпа завопила:

— Веди нас, господин!.. Пойдем освобождать наших братьев!.. Разобьем их цепи!.. Разнесем эргастулы!

Минуций понял, что вовлеченные в заговор рабы его имения давно уже осведомлены о нем как о верховном предводителе. Ламид, этот хитрый фессалиец, несомненно, призывал рабов к оружию его именем, хотя Минуций запретил это делать.

«Что ж, Ламид верно рассчитал, — подумал римлянин, — иначе вряд ли добился такого воодушевления среди этих несчастных, которым, конечно, предпочтительнее иметь вождем господина, римского всадника известного рода, нежели кого-нибудь из своей собственной среды».

Минуций поднял руку, призывая собравшихся к молчанию.

— Я не намерен торопиться, — заговорил он в наступившей тишине. — Не забывайте, что под Римом стоят легионы, готовые к походу против кимвров. Если мы заявим о себе слишком рано, то эти силы могут двинуться против нас. В наших интересах начать в тот момент, когда консул Марий уведет из Италии последний легион…

Толпа во дворе виллы росла на глазах. Прибежали даже женщины и дети.

Минуцию пришлось подняться на крыльцо усадьбы, чтобы все его видели и слышали.

Он вдруг вспомнил о Волкации и Сильване.

Повернувшись к стоявшему рядом Ламиду, он тихо спросил его о пленниках.

Тот ответил, что оба содержатся под замком и надежно охраняются.

— Подыщи кого-нибудь… с рукой потверже, — сказал Минуций. — Раньше я обходился без лорария. Теперь он мне понадобится.

— Я все понял, господин, — наклонив голову, ответил Ламид.

Глядя с крыльца на железные каски и копья собравшихся, Минуций припомнил ставшие крылатыми слова Мария, произнесенные им на Форуме во время народного собрания: «Одно дело красно говорить в триклинии, на пирушках, другое — на военной сходке перед сражением». Он усмехнулся про себя: «Теперь мне не раз придется обращаться к солдатам с речами. Что ж! Думаю, у меня это получится не хуже, чем у арпинца».

Минуций хорошо знал, какими словами воздействовать на этих пасынков судьбы.

Речь свою он произносил без запинки.

Пока он говорил, во дворе стояла мертвая тишина. Люди жадно ловили каждое его слово.

Минуций говорил, что восстание тщательнейшим образом подготовлено, что в руках у восставших первоклассное оружие, о чем враги еще не знают, поэтому первые стычки с ними они безусловно выиграют. Дополняя сказанное, он заявил:

— Но если мы хотим бить римлян в серьезных боях, то должны стать организованной силой. Я требую беспрекословного подчинения, неограниченной власти над жизнью и смертью каждого из вас. В дальнейшем вы сами решите, как меня называть — верховным вождем, диктатором или царем. Пока гремит оружие, все должно подчиниться единой воле, непоколебимой вере, иначе мы обречены на гибель. Сама судьба избрала меня вашим предводителем, и я поведу вас от победы к победе, потому что я единственный среди вас, кто обдумал каждый шаг в будущей великой войне. Она действительно будет великой, ибо я намерен привлечь к борьбе не только угнетенных рабов, но и всех недовольных в этой стране. Я осуществлю то, что не удалось сделать мужественным братьям Гракхам. Я заставлю Рим признать равноправие и свободу для всех живущих в Италии. Я не дам погибнуть делу, начатому Гракхами, но я пойду смелее и дальше их, отбросив предрассудки своего сословия и мешавшую Гракхам римскую спесь. Наши враги, захватившие богатство и власть, не гнушаются ничем в стремлении удержать все это в своих руках. Благородные братья Гракхи считали позорным смешивать дело свободных с делом рабов, поэтому и проиграли. Гай Гракх лишь в день решительной битвы, увидев, что оптиматы, его враги, привели с собой своих вооруженных рабов, тоже стал призывать на помощь рабов, обещая им свободу, но было уже поздно. Я не совершу такой ошибки. Под моими знаменами будут сражаться и рабы, и свободные…

В заключение своей речи Минуций, после того как живыми красками обрисовал нависшую над Италией кимврскую угрозу, сказал следующее:

— Подождем известий из Рима. Время сейчас работает на нас. Чем позднее начнем, тем успешнее пойдут наши дела. Пусть римские консулы уводят навстречу кимврам все свои войска. С тем большей легкостью мы окажемся хозяевами положения. Я уповаю на милость всевышних богов к делу угнетенных, на ваши храбрость и любовь к свободе, на свой опыт, приобретенный на войне!..

После сходки воинов Минуций, по совету Ламида, собрал всех старших и младших командиров центурий.

Надо сказать, Ламид в отсутствие Минуция успел сделать очень многое.

Из четырехсот шестидесяти рабов имения он вооружил более трехсот, способных носить тяжелое вооружение. Всех их он разбил на пять центурий, поставив над каждой из них двух начальников — старшего и младшего центурионов.

В рабской деревне предусмотрительный и осторожный фессалиец оставил тридцать надежных молодых людей с приказом держать под наблюдением ее обитателей — стариков, женщин и немощных, которые не были вовлечены в заговор, но знали о его существовании. Ламид опасался, как бы кто-нибудь из них не убежал в Свессулу с доносом (желающие получить за это вознаграждение и свободу всегда могли бы найтись).

Основные силы вооруженных заговорщиков Ламид разместил в самой усадьбе.

На военном совете Минуций одобрил действия Ламида, приказав командирам не расслабляться и быть готовыми в любой момент отразить нападение, а пока действовать по намеченному плану, привлекая к заговору рабов из соседних поместий.

Распустив собрание, Минуций призвал к себе Аполлония и, оставшись с ним наедине, спросил:

— Надеюсь, на тебя, мой Аполлоний, не произвела гнетущего впечатления метаморфоза благородного римского всадника, ставшего предводителем всеми забытых и несчастных рабов?