— Да, не должны, — сказала Салли.
— Может быть, написать Пэт? — спросила Эйли.
— Напиши.
Эйли провела у Салли все утро, хлопоча по хозяйству, а Салли продолжала все так же молча и неподвижно сидеть на стуле, глядя перед собой в одну точку. Динни не было дома — он уехал в город за покупками, и Эйли дождалась его возвращения, чтобы сообщить ему о случившемся. Она знала, что никто не может помочь Салли так, как Динни.
— Я все время боялся, что с ним что-то неладно, — охнул Динни. — Мы так давно не имеем от него вестей… Бедная миссис Салли. Где ей взять сил, чтобы это перенести!
— Не знаю, — сказала Эйли.
— Слишком много горя выпало на ее долю, — пробормотал Динни.
— Пойдите к ней, Динни, — попросила Эйли. — Через полчаса мне уже надо быть в госпитале. А вечером по дороге домой я опять загляну к вам проведать бабушку.
Уходя, Эйли видела, что Динни пододвинул свой стул к Салли и держит ее за руки, и оба они плачут и что-то говорят друг другу тихо и жалобно.
На другой день пришло письмо от одного офицера из части Билла. Эйли прочла его Салли и Динни.
В письме говорилось:
«Капитан Гауг участвовал в десантной операции в тылу врага. Установлено, что в ночь на 10 ноября он вместе с двумя саперами направился к туземному селению с целью взорвать склад боеприпасов противника. Возвращаясь с боевого задания, отряд попал в засаду. Наши разъезды прочесали всю окрестность, селение это занято теперь нашими войсками, но отряд исчез бесследно. Жители деревушки говорят, что они оказывали помощь всем раненым, которых подбирали в джунглях, и потом переправляли их к своим и что неподалеку от взорванного склада какой-то офицер, похожий по описанию на капитана Гауга, был застрелен японским снайпером.
Капитан Гауг пользовался большой любовью своих товарищей. Его отвага и умение стойко переносить любые испытания всегда поддерживали нас в самые опасные минуты. Все солдаты и офицеры нашей части скорбят вместе со мной о гибели этого храброго воина и выражают глубокое соболезнование его семье, понесшей такую тяжелую утрату».
И все-таки Салли не отказалась от надежды, что Билл еще вернется. Она жила теперь словно во сне, ей все чудилось, что она видит перед собой высокие темные стволы деревьев, зеленый сумрак, царящий в их чаще, вдыхает влажный, удушливый воздух джунглей, живительный и вместе с тем тлетворный. Порой из слов ее можно было заключить, что она как бы бродит по темным извилистым тропам в поисках Билла. И снова и снова напоминала она Динни всевозможные истории, вычитанные в газетах, — о солдатах и летчиках, спасенных туземцами и возвратившихся к своим семьям после многих недель и даже месяцев скитаний в самой глухой части острова.
Пэт приехала из Джералдтона в старой тарахтящей машине. Она сидела за рулем целые сутки, и вид у нее был совсем измученный; в полном отчаянии она бросилась в объятия Салли.
— Нет, этого не может быть! — воскликнула она. — Скажите, что это неправда, миссис Салли, не то я сойду с ума. Нет у меня ни выдержки, ни мужества. Разве можно это пережить?
Салли прижала ее к себе, проговорила что-то ласковым, срывающимся от скорби голосом и увела Пэт в дом. Они сели на старую кушетку в гостиной, и Пэт безудержно разрыдалась, припав к груди Салли. Бурное отчаяние Пэт вывело Салли из состояния тяжелой немой скорби, в которое она была погружена. Когда Пэт припала к ее груди, горе Салли слилось с горем этой девушки, тело которой сотрясалось от неудержимых рыданий. Потом силы оставили Пэт, она притихла и, лежа на кушетке, только всхлипывала и жалобно повторяла снова и снова:
— О мой любимый, мой любимый… ненаглядный мой…
Салли сказала тихо:
— Я рада, что вы приехали ко мне, Пэт.
— Я даже не помню, как добралась сюда! — воскликнула Пэт. — Достала где-то автомобиль и все ехала, ехала… Я ничего не помню. У меня вся душа истерзана. Я ни о чем не могу думать, только о Билле, Билле… Он умер… умер… — Голос ее зазвенел и сорвался. — Я чувствую, что сойду с ума. Что мне делать, миссис Салли? Что мне делать?
— Мы должны найти в себе силы перенести это. Так бы сказал Билл.
— Я знаю! — воскликнула Пэт. — Но к чему? Я не понимаю, зачем это нужно!
— Билл сказал бы, что сотни и тысячи женщин переживают то же, что и мы, — решилась напомнить ей Салли, хотя ей самой мысль эта не приносила утешения. Наоборот, когда она думала о том, сколько загублено жизней, сколько женщин страдают так же, как она, понесенная ею страшная утрата казалась еще страшней. Этого не стоило говорить Пэт. Но что еще могла она ей сказать?
— Они не потеряли Билла! — воскликнула Пэт, которая не способна была думать ни о чем, кроме своего горя.
— Я потеряла! — Лицо у Салли напряглось. Она стиснула руки, боясь, что еще немного — и она разрыдается так же отчаянно, как Пэт.
— Какая я эгоистка! — Пэт протянула к ней руки. Это молчаливое признание их симпатии и сочувствия друг к другу помогло Салли побороть охватившее ее волнение. — Я знаю, как это ужасно для вас, миссис Салли.
— В прошлую войну, Пэт, — сказала Салли, чтобы отвлечь мысли Пэт от Билла, — был убит Лал. Потом умер Дик — отец Билла. Мне казалось, что я никогда никого не буду так любить. Он был мой первенец. Но потом Билл стал мне так же дорог, как его отец.
— Да, он такой, Билл, — сказала Пэт устало. — Его просто нельзя было не любить. Я ведь очень противилась этому вначале. Но потом почувствовала, что ничего не могу с собой поделать… Тогда я поняла, что должна заставить его полюбить меня. И как же я старалась, миссис Салли, если бы вы только знали! А он не хотел… боролся со своим чувством, а потом все-таки полюбил. А теперь… неужели он никогда не обнимет меня больше… неужели я никогда его больше не увижу!
Салли была понятна эта потребность Пэт говорить о Билле, излить кому-то свою любовь к нему, свою скорбь. Вот почему Пэт и приехала к ней. Она знала, что найдет здесь сочувствие, хотя было время, когда враждебная отчужденность Салли стеной стояла между ними. Салли в ту пору боялась, что Пэт всего-навсего пустая кокетка и Билл для нее не больше как очередное развлечение среди унылых приисковых будней. А Пэт боялась, что Салли сумеет убедить в этом Билла.
— Я жалею, что мы с Биллом не были женаты, — неуверенно сказала Пэт, не зная, как отнесется к ее словам миссис Салли. — Я хотела, чтобы мы поженились перед его отправкой на фронт. Он все боялся, что я, взбалмошная девчонка, еще не проверила себя и мое увлечение скоро пройдет, но это неправда, миссис Салли. Мне был нужен Билл, только он один, и чтобы он был только мой. И я решила: если я сумею доказать ему, что никто, кроме него, мне не нужен, быть может, в конце концов я его добьюсь.
— Вы добились, — сказала Салли.
— Да… — В заплаканных глазах Пэт блеснул вызов. — И у нас был медовый месяц в Сиднее перед его отъездом в Египет. Разве иначе я могла бы расстаться с ним? Я хотела, чтобы он знал, что мы принадлежим друг другу, чтобы ни случилось.
— Я рада это слышать, — сказала Салли. — В жизни мальчика было не так-то много счастливых часов. И вы, Пэт, дали ему большую радость. Он всегда был так поглощен рабочим движением, так занят делами своей организации, собраниями, что для себя у него не оставалось свободной минуты.
— Вот, вот, поэтому мне и пришлось самой перейти в наступление, не дожидаясь, пока он найдет время поухаживать за мной. — Слабая улыбка тронула губы Пэт; казалось, внезапное воспоминание согрело на миг ее омертвевшую душу. — Но я и за это любила его, все в нем было мне дорого. А в то же время я ведь ревновала Билла ко всему, что отнимало его у меня… Это было так глупо — притащить сюда Дэккера, когда Билл приехал в отпуск, но разве я знала, что больше никогда его не увижу… что мы последний раз вместе…
— Билл приехал совсем больной, — сказала Салли. — Измученный и душой и телом. Казалось, он ни о чем не мог думать, кроме войны, кроме того, что было в Греции и на Крите.
— Я поняла это, как только его увидела, — с грустью сказала Пэт. — Когда мы с Биллом бывали вместе, каждый из нас мгновенно понимал, что творилось у другого в душе. Стоило мне оказаться рядом с Биллом, миссис Салли, как я вся горела и словно растворялась в нем… А когда началась эта проклятая война и Билл уехал, я пыталась казаться бодрой и веселой. Нужно ведь как-то жить. И я делала что положено, и заводила друзей, и ходила с мужчинами в кафе — все только для того, чтобы не терзаться мыслями о Билле и не пасть духом. А теперь… я больше не могу. Все кончилось для меня… и тут уж ничего не поделаешь.
Она сидела на кушетке, сжавшись в комочек; ее юное лицо помертвело, взгляд был пуст. Вошел Динни с подносом в руках, на котором стояли чашки, чайник, масленка с маслом и тарелка с толсто нарезанными ломтями хлеба. Салли налила чаю Пэт и себе. Пэт жадно отхлебнула чай, но тут же поперхнулась — в горле у нее стоял комок.
