Этот маневр подчиненные Эсимида знали досконально. Передний корабль немедля уклонился влево, шедший позади вильнул вправо, предоставляя старшему избирать собственный курс по усмотрению.
Темная, полунепроницаемая пелена растеклась уже так широко, что даже притабанив, умерив разгон, поворачивая со всевозможной поспешностью, разминуться с нею моряки не сумели.
Головная пентеконтера исчезла в дыму полностью, вторая прошла по его кромке, виднеясь лишь размытым, плохо различимым силуэтом, черной тенью в серой мгле.
Сам Эсимид курса не изменил.
— Табань! Полегоньку! Табань!
* * *
Читатель, знакомый с гребным искусством по воскресным лодочным прогулкам, вероятно, с трудом представляет огромные сложности, связывавшиеся с распоряжением «табань» во времена галер, трирем и пентеконтер.
Одно дело — опустить в воду и удержать легкое, короткое весло, подвластное и послушное вашей руке. Совсем иное — проделать подобную вещь с махиной, вытесанной из целого древесного ствола, которой орудуют несколько, человек разом.
И под вами, дорогой читатель, не хрупкий маленький ялик, на чьей корме удобно расположился покуривающий трубку приятель, не то девица, за которой вы ухлестываете (жена, отпрыск, сестра, брат — ненужное зачеркните).
Под вами — громада водоизмещением в двести (а в случае с исполинской пятирядной галерой — и в добрых полтысячи) тонн[72], обладающая неукротимой инерцией, несущая сотню воинов, человек триста ваших же собратьев-гребцов; боевой запас, провиант — и все это выворачивает погруженную в воду лопасть — широченную, способную, за неимением лучшего, послужить вам походным ложем...
Вообразите усилия, которые требуется прилагать. Представьте цену малейшей ошибки.
Если не представляете, подсказываю: в лучшем случае — несколько сломанных тяжеленной рукоятью ребер. В худшем — вдребезги размозженные грудная клетка и позвоночник.
Античных и средневековых гребцов табанить учили долго, тщательно, с великими предосторожностями.
А применяли этот маневр только в самых крайних случаях.
Для Эсимида крайний случай наступил.
Под аккомпанемент кряканья, натужных выдохов и нередких болезненных воплей, пентеконтера начала постепенно сбавлять скорость.
И, наконец, легла в дрейф.
* * *
— Поторапливайся, девочка, — подгонял Менкаура шедшую за ним по пятам Лаодику. — Поторапливайся, нам надобно покинуть гинекей прежде, нежели подымется настоящая паника...
— Настоящая?
— То, что было до сих пор — сравнительно тихое и спокойное вступление к тому, что начнется через десять-пятнадцать минут. Я отправил страшилище странствовать по коридорам. Того и гляди, оно выскочит на всполошившихся обитательниц... А тогда учинится форменное светопреставление, будь уверена!
Лаодика поежилась:
— Что это за тварь?
— Человекобык.
— ???
— Пояснения услышишь потом, — улыбнулся египтянин. — А сейчас береги дыхание и следуй за мною. Ничего не бойся. Воины пропустят нас беспрепятственно. До поры до времени укроешься в моей комнате. А там будет видно. Заверяю честным словом: все образуется, не сомневайся.
— Я даже имени твоего не знаю, — пробормотала гречанка. — И ты моего — тоже...
— К услугам прелестной: Менкаура, та-кеметский писец. Бывший придворный сына Ра — жизнь, здоровье, сила, — машинально произнес египтянин с детства заученную фразу. — Нынешний наставник и пестун царевича критского... Хотя, постой! По всему судя, тоже бывший! — прибавил Менкаура с хитрой и довольной улыбкой.
Неожиданно осознав, что больше наверняка не возобновит постылую, тяжкую дрессировку Эврибата, египтянин ощутил изрядную радость и невыразимое облегчение.
«Никогда впредь не возьмусь преподавать литературу и науку малолетним остолопам, — подумал Менкаура. — А уж венценосным — и подавно...»
— Тебя прогонят? — непроизвольно полюбопытствовала женщина.
Менкаура от души рассмеялся и даже замедлил шаг, дабы перевести дух:
— Нет, моя бедная, отнюдь нет! Просто с минуты на минуту повелители острова тоже сделаются бывшими. Бывшая царица. Бывший царь. И, естественно, бывший царевич. А в новом качестве заморские наставники Эврибату не полагаются. Так я думаю.
— Их убьют?
— Низложат, — бросил Менкаура, вновь пускаясь во всю прыть. — Умоляю, не задавай лишних вопросов! Мне шестьдесят! И беседовать на ходу, верней, на бегу, не так уж легко...
Лаодика послушалась и умолкла.
Далеко позади возник и покатился по коридорам непонятный звук, похожий то ли на блеянье многочисленного овечьего стада, то ли на одновременный сигнал десятка надтреснутых букцин.
— Что это? — встрепенулась Лаодика.
— Это, — пропыхтел Менкаура, — по всей вероятности, наш круторогий друг наткнулся на царских наложниц. Эпей устроил по дороге маленький, почти безвредный пожар, девочки наверняка всполошились, высыпали наружу... И повстречали милейшее создание.
Гречанка поежилась.
— Андротавр на время присмирел, и вреда никому не причинит... Надеюсь также, ни одна девица не заработает разрыв сердца... Вперед!
Но вперед бежать не получилось.
Ибо впереди, — и довольно близко — послышался быстрый топот бегущих ног.
Десятков бегущих ног.
Менкаура остановился, точно уперся в незримую преграду, схватил женщину за руку. Поколебавшись одно краткое мгновение, писец ринулся в боковой проход, увлекая за собой окончательно сбитую с толку Лаодику.
* * *
Остававшийся на дворцовой кровле государь увидал новые столбы дыма, рвавшиеся наружу сквозь далекие световые колодцы гинекея. Не столь яростные, густые и черные, как первый, однако весьма внушительные...
— Раз... Два... — непроизвольно считал Идоменей.
— Прикажешь тушить, господин? — почтительно осведомился один из ожидавших неподалеку стражников.
— Да, конечно же, олухи! — зарычал кидонский повелитель.
Стражник опрометью бросился вниз по мраморной лесенке.
— Беги вдогонку! — немедленно приказал Идоменей другому воину. — И передай, что вторгаться в южное крыло надлежит решительно. Царица, по всей видимости, будет весьма недовольна... Однако, пожар есть пожар!
— Слушаюсь, господин!
— Если охрана попробует задержать вас... действуйте по обстоятельствам.
Воин ухмыльнулся.
Отсалютовал.
Исчез.
— Три... Четыре... — продолжал считать лавагет.
«Что же они там натворили, мерзавки?.. А может, Рефий начудил?.. Ох, и доведется греку ответить, ежели его рук дело!..»
Мысли Идоменея, как видит читатель, метались и перескакивали с человека на человека. Лавагет жаждал сорвать на ком-нибудь копившееся давно и безысходно лютое раздражение, затаенное зло. Примерно в это время аттический умелец Эпей добрался до западного выхода, простился с Менкаурой и навсегда ускользнул от царя критского, а заодно и от прекрасной Арсинои.
Которая по-прежнему пребывала взаперти, внутри сооружейной по ее собственному распоряжению деревянной телки...
Два десятка воинов, наскоро отряженных тушить огонь, благополучно миновали укрощенных Менкаурой караульных и помчались по главному коридору. Старший задержался лишь на мгновение: выругать нерадивого охранника.
— Где твоя секира, осел? — закричал он прямо в лицо невозмутимо вытянувшемуся подле двери стражу.
Тот и бровью не повел.
— Где секира?!
Стражник безмолвствовал.
— Потом побеседуем, Ликаон, — прошипел начальник и ринулся вдогонку остальным, ибо время не ждало.
Именно этот оглушительный топот и услыхал Менкаура.
Именно от этого нежданного вторжения и решил спрятаться вместе с Лаодикой. Разумнее всего казалось пропустить неведомых пришельцев мимо, затем вернуться в коридор, уводивший к восточному выходу и припустить во все лопатки.
* * *
— Лучники, на бак! — отрывисто рявкнул Эсимид.
Экипаж повиновался с быстротой, вырабатывавшейся долгими годами выучки и тяжелых походов. К тому же, люди почуяли грозную опасность и поняли: нужно либо немедленно обращаться в бегство (дело для критского моряка немыслимое вообще, а уж под началом Эсимида — и подавно), либо смело встречать загадочного и страшного неприятеля.
Зоркое око Эсимида успело приметить, что огненный вихрь обрушился на первую злосчастную пентеконтеру почти в упор. Стрела, выпущенная умелой рукою, летела втрое дальше. На шквальный обстрел и сделал Эсимид главную свою ставку.
— Слушай внимательно! Поликтор и Тевкр огибают этих мерзавцев и, наверное, уже недосягаемы для них. Мы дрейфуем и ждем. Едва лишь завидите ладью — изготовьтесь! Но без команды не стрелять! Поняли?
— Так точно, господин, — отозвался начальник лучников.
— Примотать к остриям паклю! Поджигайте перед тем, как натягивать тетивы! Наша надежда — в быстроте и меткости, Понятно?
