Гилльем пристально посмотрел на девушку, которая держала палец на одной из костяшек счет. Она сидела притихшая, с потерянным взглядом. Деньги? Сколько угодно. Вся Барселона это знала. А сколько доброты.
— С тобой точно ничего не случилось? — внезапно спросил он ее.
Мар покраснела. Донаха говорила, что любой может прочитать ее мысли, что она носила имя Арнау на губах, в глазах и вообще на всем своем лице. А если Гилльем догадался?
— Нет… — ответила она, — все в порядке.
Гилльем передвинул костяшки на счетах и снова посмотрел на Мар. Она улыбнулась ему, но ее улыбка была такой грустной, что он вновь задумался. Что творилось в голове у девочки? Может быть, брат Жоан был прав, говоря, что ей пора замуж? А она сидит в доме под присмотром двух мужчин…
Мар убрала палец со счет.
— Гилльем.
— Говори.
Она замолчала.
— Ничего, ничего, — сказала девушка после паузы и, встав со стула, вышла из лавки.
Гилльем проводил ее взглядом. Чувствуя в душе тревогу, он вновь подумал о том, что монах, вероятно, прав.
Он подошел к ним. Он появился на берегу в тот момент, когда корабли — три галеры и одно китобойное судно — входили в порт. Китобойное судно принадлежало ему. Изабель, вся в черном, придерживая рукой шляпу, смотрела на корабли. Ее пасынки Жозеп и Женйс стояли рядом, спиной к нему. «Они вас не утешат», — подумал Арнау.
Бастайши, лодочники и торговцы замолчали, увидев нарядно одетого Арнау.
«Посмотри на меня, гарпия!» Арнау остановился в нескольких шагах от кромки берега. «Посмотри на меня! Последний раз, когда ты это делала.» Баронесса медленно обернулась; потом обернулись ее пасынки. Арнау глубоко вздохнул.
«Последний раз, когда ты это делала, я сидел в ногах у повешенного отца».
Бастайши и лодочники перешептывались между собой.
— Тебе что-нибудь надо, Арнау? — спросил его один из старшин.
Арнау отрицательно покачал головой. Он пристально смотрел в глаза женщине. Люди отошли, и он остался стоять напротив баронессы и своих двоюродных братьев. Посмотрев в сторону кораблей, Арнау снова сделал глубокий вдох и улыбнулся.
Губы женщины скривились, и она проследила за взглядом Арнау. Когда она опять обернулась, Арнау уже удалялся.
Драгоценные камни, которыми был расшит его плащ, сверкали на солнце.
Жоан продолжал хлопотать о браке Мар и предложил несколько кандидатов; ему без труда удалось их найти. Как только разговор заходил о приданом Мар, знать и купцы сбегались на зов. Однако… как сказать об этом девочке?
Жоан вызвался поговорить с ней, но, когда Арнау сообщил об этом Гилльему, мавр неожиданно воспротивился.
— Это должен сделать ты, — заявил он, — а не какой-то монах, с которым она едва знакома.
— После столь категоричного заявления Арнау задумался. Насколько хорошо он знал свою приемную дочь?
Вот уже несколько лет, как они жили в одном доме, но на самом деле ею больше занимался Гилльем. Он же просто получал удовольствие от присутствия Мар, ее смеха и шуток. Арнау никогда не разговаривал с ней на серьезные темы.
Каждый раз, когда он думал подойти к девушке и попросить ее, чтобы она пошла с ним на прогулку по берегу или — почему нет? — к церкви Святой Марии, Арнау терялся. Каждый раз, когда он надеялся, что наконец-то поговорит с ней о важном деле, которое необходимо было обсудить, ему казалось, что перед ним стоит незнакомая женщина.
Арнау молчал, погружаясь в свои мысли, пока улыбающаяся Мар не отвлекала его от раздумий каким-нибудь невинным вопросом. Где была та девочка, которую он качал на руках? Я не желаю выходить замуж ни за кого из них, — ответила она им.
Арнау и Гилльем переглянулись.
Часом раньше Гилльем сказал ему:
— Ты должен помочь мне. — И пригласил девушку в лавку.
Глаза Мар засияли, когда с ней заговорили о замужестве. Они оба сидели за столом, она — напротив них, как будто речь шла о какой-нибудь коммерческой сделке. Но потом, когда они начали обсуждать каждого из пяти кандидатов, которых ей предложил брат Жоан, она только и делала, что отрицательно качала головой.
— Девочка моя, — заметил Гилльем, — ты должна кого-нибудь выбрать. Любой девушке польстили бы те предложения, о которых мы рассказали тебе.
Мар снова покачала головой.
— Они мне не нравятся.
— И тем не менее надо что-то делать, — настаивал Гилльем, одновременно обращаясь к Арнау и самой Мар.
Арнау посмотрел на девушку. Она закрыла лицо руками, но дрожание нижней губы и учащенное дыхание выдавали ее. Было видно, что она готова расплакаться. В чем дело? Ведь ей только что предложили таких завидных женихов!
Молчание затянулось. В конце концов Мар подняла глаза на Арнау, ее ресницы трепетали. Зачем заставлять ее страдать?
— Мы продолжим искать, пока не найдем кого-нибудь, кто ей понравится, — сказал он Гилльему. — Ты согласна, Мар?
Девушка кивнула головой, поднялась и ушла, оставив мужчин одних.
Арнау вздохнул.
— А я-то думал, что будет легко сказать ей об этом!
Гилльем не ответил. Он продолжал сидеть, не отрывая глаз от двери кухни, за которой скрылась Мар. Что происходит? Может, Мар что-то скрывает? Она заулыбалась, услышав слово «замужество», в ее глазах появился блеск, а потом.
— Увидишь, как отреагирует Жоан, когда узнает, — добавил Арнау.
Гилльем резко повернулся к нему, но вовремя сдержался. Какая разница, что подумает монах?
— Ты прав. Будем искать дальше, это лучше всего.
Арнау повернулся к брату.
— Прошу тебя, — сказал он ему, — сейчас не время.
Он пришел в церковь Святой Марии, чтобы успокоиться. Дела были плохи, а здесь, рядом со Святой Девой, где постоянно перестукивались рабочие, где улыбались все, кто работал, ему было хорошо. Но Жоан его нашел и буквально прилип к нему. Мар нужно это! Мар нужно то! В конце концов, это не его дело!
— Какие у нее могут быть причины, чтобы отказываться от замужества? — настойчиво спрашивал его Жоан.
— Сейчас не время, Жоан, — повторил Арнау.
— Почему?
— Потому что нам только что объявили новую войну. — Монах даже вздрогнул. — Ты этого не знал? Король Кастилии Педро Жестокий только что объявил нам войну.
— Почему?
Арнау покачал головой.
— Потому что он уже давно хотел это сделать! — рявкнул Арнау. — Причиной послужило то, что наш адмирал Франсеск де Перелльос захватил у берегов Санлукара два генуэзских корабля, которые перевозили подсолнечное масло. Кастилец потребовал их освобождения, но, поскольку адмирал остался глух к его просьбе, он объявил нам войну. Этот человек опасен, — сказал Арнау. — Как я понял, он не зря получил свое прозвище. Слишком он злобный и мстительный. Ты осознаешь, что происходит, Жоан? Мы сейчас находимся в состоянии войны с Генуей и Кастилией одновременно. Ты все еще уверен, что нужно ссориться с девушкой?
Жоан колебался. Они стояли в окружении строительных лесов, под ключевым камнем третьего свода центрального нефа, откуда выходили нервюры.
— Помнишь? — спросил его Арнау, показывая на ключевой камень.
Жоан поднял глаза и кивнул. Они были еще детьми, когда наблюдали, как поднимали первый. Арнау подождал немного и продолжил:
— Каталония этого не выдержит. Мы еще оплачиваем кампанию на Сардинии, а перед нами уже открывается новый фронт.
— Я полагал, что вы, коммерсанты, являетесь сторонниками завоеваний.
— Кастилия не откроет нам никакого торгового пути. Положение ужасное, Жоан. Гилльем был прав, — сказал Арнау и увидел, как монах махнул рукой, услышав имя мавра. — Мы еще не покорили Сардинию, а уже восстали корсиканцы. Они это сделали, как только король ушел с острова. Мы воюем с двумя державами. Король уже исчерпал все свои ресурсы. Даже городские советники, похоже, сошли с ума!
Они подошли к главному алтарю.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Я хочу сказать, что арки могут не выдержать. Король продолжает свои великие стройки: королевские верфи и новые городские стены.
— Но они нужны, — возразил Жоан, перебивая брата.
— Верфи — возможно, но возводить новые стены после чумы бессмысленно. Барселоне не нужно расширять эти стены.
— Почему?
— Потому что король продолжает зря тратить ресурсы. Для строительства стен он заставил платить все селения в округе, объяснив это тем, что когда-нибудь им придется укрыться за ними. Кроме того, он ввел новый налог, предназначенный для этого строительства: отныне сороковую часть от любого наследства следует отдавать на расширение стен. А что касается верфей, все штрафы консульств тоже предназначены для строительства. И вот новая война.
— Барселона богата.
— Уже нет, Жоан. Король предоставил привилегии при условии, что город обеспечит его ресурсами, а советники пустились в такие расходы, что не могут финансировать это. Они увеличили налог на мясо и вино. Ты знаешь, какую часть городского бюджета покрывают эти налоги? — Жоан отрицательно покачал головой. — Пятьдесят процентов всех муниципальных расходов, а теперь они их поднимают. Долги города разорят нас, Жоан, разорят всех.
