— Если позволите, именно я и возьмусь за создание такой команды. Подберу, организую, сплочу. Мое направление — работа с кадрами.
«У Сталина, когда он задумал отстраненить от управления страной “вождя мирового пролетариата”, чтобы самому прийти к власти, тоже основным направлением была работа с кадрами, — вспомнилось Ярчуку. — Генеральный секретарь — это ведь поначалу была должность больше техническая, нежели руководящая. Сравнение, конечно, не очень удачное, тем не менее поучительное. Чем этот образованный, вышколенный референт от госбезопасности хуже вчерашнего недоученного семинариста Иосифа Джугашвили по кличке “Коба”»?
— Время такое — перемен. Оно случается раз на столетия, если не реже. И тот, кто упустит это время, — упустит свою судьбу. В команде Елагина это прекрасно понимают. Ну а что касается заявления этих гэкапутчистов из Ленинграда… По-моему, они так и не поняли главного — что время партноменклатурной коммунистической демагогии ушло.
— Какое же настало?
— Время личностей и время команд; время бескровных, экономических революций и время успеха, — по-евангельски напророчивал Глоров. — И коль уж Господь не избавил нас от необходимости «жить в интересное время перемен», которого так опасались еще древнекитайские философы, то следует увидеть в этом «интересном времени» свой собственный интерес.
Опустошив рюмку, майор вновь взялся за бутылку коньяка, но, сдержавшись, поставил ее на место. Свою порцию священного сакэ камикадзе Курбанов — он же Курбан-баши или Крым-баши — уже употребил. Ритуал соблюден. Самолет его, с заправкой «в один конец», готов к полету. Пора выруливать на взлетную полосу. Банзай!
Набрав номер сотового телефона начальника райотдела майора Крамара, он медленно произнес:
— Подполковник, срочно нужны данные на всех руководителей охранных фирм Южного берега. И прежде всего — фирмы «Легионер».
Крамар хорошо помнил, какие звезды украшают его милицейские погоны, однако разочаровывать Курбанова не стал. Если Хозяин назвал его подполковником — ему виднее. Еще вчера ему позвонили из всесоюзного МВД и популярно объяснили, кому, в реальности, он должен служить. Сегодня то же самое ему объяснил невесть откуда появившийся «авторитет» Рамал, возражать которому — все равно, что подписывать себе приговор.
— Подготовим. Что еще?
— К восемнадцати ноль-ноль быть у меня, со сведениями и своими людьми. Для знакомства.
— К восемнадцати не смогу…
— Я сказал: к восемнадцати, — хрипло, гортанно взорвался Курбанов. И это был первый случай, когда он решился не просто повысить голос, но и приказать кому-либо из местных руководотелей.
Запнувшись, майор выдержал паузу. Он пока еще не совсем осознал, что происходит, но что что-то произошло — это он уже понял.
Когда он положил трубку, Рамал взял у него новую записную книжку и, словно факир из рукава, достал откуда-то миниатюрный фотоаппарат. Разворачивая страницы и совершенно не обращая внимания при этом на Курбанова, он спокойно переснял на пленку те немногие записи, которые там появились.
— Крым-баши не должен повышать голос, когда говорит с людьми, которые обязаны бояться его шепота, — назидательно и в то же время совершенно безынтонационно произнес он, вежливо возвращая записную книжку. — Крым-баши не должен звонить своим людям, для этого у него есть помощники, есть Рамал. Крым-баши не должен заниматься мелким делом. Он должен определять большие дела. Рамал здесь для того, чтобы взять на себя все мелкие, все, что может отвлекать Крым-башу, втягивать в суету, мешая предаваться величию. Крым-баши не должен снисходить до мелких операций — для этого есть Рамал и майор Крамар, есть Лилиан и Виктория Гротова… Крым-баши должен оставаться безгрешным, ни во что не замешанным, как ангел-хранитель.
«Откуда он узнал о Гротовой?» — удивился Курбанов, поскольку не успел познакомить с ней помощника. Но тут же понял, что, выскажи он это вслух, Рамал тотчас же заявит: «Крым-баши не должен удивляться». А когда не удержался и, для эксперимента, все же спросил, то в ответ услышал:
— Крым-баши не стоит удивляться. Он может себе позволить удивляться только тогда, когда его люди не знают чего-то такого, что им положено знать.
— Ты мудрый человек, Рамал.
— Мудрый вы, Крым-баши. Никогда не стоит говорить своим людям, что они мудры. Они только потому и считаются вашими людьми, что мудры. Если же они глупы, вы не должны слышать их имена.
— Прав был Буров: сразу же чувствуется туркменская муштра, школа самого Туркмен-баши.
— Буров не совсем прав. Необходимую «школу» я прошел еще до того, как оказался в окружении Туркмен-баши. Именно поэтому я и попал… в его ближайшее окружение. Со мной вы можете быть откровенны, Крым-баши. Я — ваш верховный советник. И поскольку сотворять ваше окружение, вашу команду приказано мне, то и знать это окружение должно только меня. Попасть к вам человек может только через Рамала. Только через меня он может рассчитывать когда-нибудь подступиться к вам; или же не подступится никогда. Крым-баши должен освещать своим могуществом, как луна в полнолуние. Но и недосягаемым для всех, кроме Рамала, он тоже должен быть… как луна в полнолуние.
— Принято, верховный советник, принято, — процедил Курбанов. Нет, замечания, советы, которые давал Рустем Рамал, не оскорбляли и не унижали его. Майор прекрасно понимал: уроки, которые преподносит ему сейчас этот «человек из окружения Туркмен-баши», бесценны, как и весь многовековой опыт восточных правящих дворов, где в основе всего — величие правителя, его всемогущество и непогрешимость.
— У вас густой хриплый бас, Крым-баши. Он внушителен. Он запоминается. Это голос, способный внушать не только страх, но и… любовь. Научитесь говорить, не выражая своих чувств и эмоций. Мой друг Курам может говорить, Рамал может говорить, — он выдержал многозначительную паузу — даже генерал Буров может говорить. Однако Крым-баши говорить не должен. Он должен внушать и повелевать.
«Даже Буров может всего лишь “говорить”? Странно, — подумалось Курбанову. — Сей шакал из поднебесной просто так, к слову, подобные имена не упоминает. И если он все же упомянул, то дал понять: теперь для него хозяин не генерал Буров, который может, как и все прочие смертные, “говорить”, а он, Крым-баши Курбанов…»
— Мысленно можете называть меня, как вам заблагорассудится, Крым-баши, — вдруг сразил его своей проницательностью Рамал. — Главное, не в том, чтобы вы никогда не говорили о Рамале с презрением, — это право каждого Хозяина; главное в том, чтобы вы никогда не думали о нем с недоверием. Ибо недоверие всегда убийственнее презрения.
— Не знал, что ты умеешь читать мысли.
— Я умею читать не мысли, а лица. Но, к сожалению, не только я один. Поэтому лицо Крым-баши должно быть таким, чтобы никто, никогда и ничего не смог прочесть по нему. У вас крупное, волевое внушительное лицо. Когда Буров решил выбрать из числа своих людей человека, который бы стал Крым-баши, он попросил это сделать Рамала. Прежде чем остановиться на вашей кандидатуре, я просмотрел восемь кандидатов. А прежде чем увидеть вас лично, я увидел десятки ваших фотографий. В том числе и присланных уже отсюда, из Крыма.
— Значит, выбирал меня… ты?! — забыв обо всех уроках Рамала, майор начал медленно приподниматься. Он был потрясен. И черт с ним, с лицом, на котором в эти мгновения Рамал мог прочесть все, что угодно — от святых заповедей до таинств чернокнижия.
— Не я выбирал, Крым-баши. Судьба. Рок. Небо. Рамал всего лишь помогал Небу.
— Значит, окончательно выбор был сделан только сейчас, во время моей поездки в Москву?
— Приглашение в Москву — как раз и стало выбором.
— А что с остальными?
— К моменту испытания осталось только трое из них. Реальных. У каждого оказались свои слабости. Кого-то из них перебросили в Сибирь. Двоих, которые попытались выйти из-под контроля и переметнуться к местному криминалитету, пристрелили. Еще один пристрастился к наркотикам, поэтому его сожгли в крематории. Кажется, предварительно забыв пристрелить. Однако вам не стоит вспоминать о них, Крым-баши. О них будет вспоминать Рамал, если только они когда-либо понадобятся. Особенно те двое, что оставлены в Крыму, но уже не на первых ролях, а в массовке. В том числе известный вам Зотов, по кличке «Зомби».
— Я не знал, что и он — тоже?
— Он как раз оказался первым, на кого ставил Хоз… — вновь осекся на полуслове Рамал, — то есть на кого ставил Буров. — И Курбанов понял, что запинание на полуслове — нарочитое, и что эта утечка информации — тоже подсказка, тоже своего рода урок.
Появившись в своем служебном кабинете, шеф госбезопасности потребовал все имеющиеся сообщения о событиях в стране. Прежде всего Корягина интересовало отношение к гэкачепистам в союзных республиках, а также в автономиях и регионах России. Только оценив соотношение сил и ситуацию в целом, можно было решать, как вести себя дальше и к каким мерам прибегать в самой Москве.
