Оставив наместником в Самарканде второго сына, Абдулазиза, Улугбек снова идет походом на Хорасан. Однако оставленный наместником Абдулазиз навлек на себя недовольство семей амиров, состоящих в войсках Улугбека, так как с его соизволения в городе царил произвол и насилие. В столице начались волнения, и разгневанные амиры договорились выдать Улугбека Абдуллатифу.
Таким образом, Улугбек, находящийся на берегу Джейхуна, где сосредоточены войска для борьбы с Абдуллатифом, вынужден вернуться в Самарканд, чтобы навести порядок в столице, и, назначив наместником Мираншаха, вновь выступает в поход. А в это время Абдуллатиф, захватив Термез, затем Шахрисябз, направляется к Самарканду. В один из осенних дней у кишлака Дамашк близ Самарканда происходит кровавая битва, из которой Абдуллатиф выходит победителем. Самаркандский Амир Мираншах закрывает перед Улугбеком ворота города. Но так как Улугбек лишен возможности войти и в Шахрухию, он вынужден сдаться на милость Абдуллатифа.
Сам оставаясь якобы в стороне, вероломный Абдуллатиф устраивает тайный суд над отцом, и 27 октября 1449 года по христианскому летосчислению с его согласия Улугбека убили. А еще через несколько дней Абдуллатиф умерщвляет не только родного своего брата Абдулазиза, но и преданных Улугбеку амиров и захватывает трон тимуридов. За недолгое правление этого отцеубийцы и братоубийцы огромную силу приобретает так называемый черный дервишизм. Религиозные фанатики поддерживали новую власть и нашли себе прочную опору в лице реакционной группы официального мусульманского духовенства.
Правителя-отцеубийцу люто ненавидит и народ и знать. Видя это, Абдуллатиф жестоко мстит и карает за малейшую провинность всех без разбора. При дворе зреет заговор и в мае 1450 года совершается дворцовый переворот. Неподалеку от Багинава, у городского рва, Абдуллатифа лишают жизни, Из записей историка Мирхонда мы узнаем, что мстители, нимало не таясь, привозят голову Абдуллатифа в Самарканд и выставляют ее на Регистане. Власть переходит к сыну Ибрагима Султана Абдулле Мирзо…
Вот какими событиями было отмечено это сорокалетие.
Зодчий не забывал тяжкие годы страданий, но покой, почет и благоденствие сделали свое дело — Наджмеддин Бухари не роптал, он видел, что не зря прожил жизнь, что создал великие творения и окружен ныне детьми, внуками и правнуками. Он был стар, готовился проститься с этой жизнью и перейти в мир иной. Но…
Глава XLIV
Нападение Абусаида
Весть о том, что тимурид Абусаид-мирза, внук Ми-раншаха, с огромным воинством движется на Бухару, потрясла город. Воспользовавшись враждой между Улугбеком и Абдуллатифом, Абусаид-мирза, войдя в сговор с Абулхаирханом, правителем Даштикинчака, начал готовиться к походу на Самарканд. Его тайно поддерживали шейх-уль-ислам Ходжа Мухаммад Порсо и Ходжа Ахрар, вместе со своими приверженцами в Самарканде. В пятницу все ворота Бухары были накрепко заперты и отряд нукеров и воинов вышел за пределы города. В Самарканд к Улугбеку были срочно отправлены гонцы.
Старый Шах Малик-тархан слишком хорошо знал нрав молодого тимурида. Абусаид-мирза отличался энергией, редкостной настойчивостью и предприимчивостью. Малик-тархан понимал, что Абусаид-мирза вошел в сговор с влиятельными вельможами двора и нападение на Бухару совершит внезапно и стремительно. Мучимый дурными предчувствиями, опасаясь, что Абусаид-мирза одержит в бою победу, Малик-тархан ломал голову над тем, как избежать позора, особенно позора перед Улугбеком.
Ходжа Мухаммад Порсо настаивал на том, чтобы открыть ворота города Абусаиду. Но это было бы прямым предательством, и правитель Бухары, старый воин, не мог согласиться на такой шаг даже во избежание кровопролития и спасения жизни мирных граждан. Шах Малик-тархан видел, что шейх-уль-ислам открыто выступает против «вероотступника» Улугбека. Понимал он также, что предательство приверженцев ислама в тяжкие для его величества дни отнюдь не случайность. Смута в Хорасане и Мавераннархе, беспрерывные стычки между царевичами Аллаудавлой, Абулкасымом Бабуром, Абдуллатифом, Абдулазизом, Абдуллой, приготовления Абусаида-мирзы к походу — все это доводило Шаха Малика-тархана до отчаяния. А уж кому, как не ему, испытанному воину, было не знать, какие беды ждут Бухару, если ее захватит молодой тщеславный царевич, — повторится то, что было при нашествии монголов, — разрушение, кровь и насилие, грабежи и смерть. Будет растоптана политика Улугбека-мирзы, государство распадется, поголовно истребят верных людей, ученых, поэтов. Поэтому, решив не впустить Абусаида-мирзу в город, Шах Малик-тархан усиленно готовился к отпору.
Он призвал всех граждан города от мала до велика вооружиться и стать на защиту Бухары. Но тархан еще не ведал о том, что Абулхаирхан, уже захватив город Яссы — крепость против кипчаков на берегу Сайхуна, двинулся на Самарканд.
В воскресенье, в трех фарсангах от Каршинских ворот Будары произошло столкновение войск царевича с бухарцами, и в этой короткой стычке бухарцы были разбиты наголову. Раненному в бою Шаху Малику-тархану с небольшим конным отрядом удалось скрыться в городе. Тут же был издан указ усилить оборону крепостных стен, а особенно Каршинских. Самаркандских и Мозор-Шарифских ворот. Среди конных, вошедших в город вместе с раненым Маликом-тарханом, был и Заврак Нишапури.
Испросив разрешения сотника, он помчался с печальной вестью в махаллю Деггарон, ему предстояло сообщить зодчему и уста Нусрату о гибели в бою Зульфикара и их внука Меморбека.
Заплакала в голос, запричитала старая мать Зульфикара, застыл словно каменное изваяние старик зодчий, матери Зульфикара вторила Масума-бека.
Побледневшая как полотно Бадия стремительно вбежала в дом, сорвала с гвоздя халат мужа, накинула его на себя, натянула его сапоги и, подоткнув под шапку косы, перепоясалась широким ремнем. Острый кинжал Бадия сунула за голенище, а дамасскую саблю Низамеддина взяла в руки.
— Не надо отговаривать меня, — сказала она родным. — Не плачьте, мама, я отомщу за сына и мужа.
Она вскочила на коня Заврака, которого тот успел напоить.
— Вы, Нишапури, пойдете, пешком. Не могу я явиться на службу к тархану без коня.
Она огрела плетью коня и поскакала к Каршинский воротам.
Вслед за нею, выхватив саблю, по узким улочкам бросился бегом и Заврак Нишапури.
Улицы были пустынны. Люди, узнав о том, что раненый тархан находится в городе, притаились в своих домах. И еще сильнее перепугались жители, услышав весть о том, что город окружен врагом. Бухара, казалось, вы мерла, и лишь у ворот и на стенах толпились воины, готовясь к обороне. А в самом сердце города хмуро и горделиво возвышался Минораи Калан. Затаились в новом медресе и преподаватели и учащиеся, Сейчас им и мышиная нора показалась бы раем, Полководец всмотрелся в подскакавшую на коне Бадию. За ней подоспел и Заврак Нишапури.
— Кто ты? — спросил старый полководец.
— Бадиуззаман, — ответила Бадия.
— А где ты был до сих пор, Бадиуззаман?
— Сейчас не время спрашивать об этом, господин начальник.
Стерев кровь с рассеченного лба, полководец кивнул Завраку:
— Поди, братец, возьми себе коня.
Но тут к полководцу подскакал воин и что-то шепнул ему на ухо. Старый воин вздрогнул и провел ладонями по лицу: его светлость господин тархан покинул сей мир!
Началась подготовка к обороне. На ворота и крепостные стены втаскивали смолу, каменные Глыбы, корми ли и поили коней.
К вечеру прискакавший конный сообщил, что ворота Шейх Джалал открыты и враг просочился в город.
— Спаси и помилуй аллах! Значит, среди нас есть предатель! Кто приказал открыть ворота?
И вместе со своими воинами он поскакал туда. Но враг уже затопил улицы города, и битва началась среди домов.
Словно одержимая, Бадия врезалась в ряды неприятелей, рубя направо и налево. Лиц она не различала. Бот кто-то грузно упал почти под ноги ее коня, а Бадия уже снова занесла острую дамасскую саблю, и еще один враг, словно кланяясь, плюхнулся на землю. Какой-то конный сзади занес саблю над головой Бадии, но Заврак поверг его молниеносным ударом и тут же свалился сам, сраженный вражеской саблей. Бадия ничего не видела. Она рубила врагов, попадавших под взмах ее сабли. Казалось, будто какая-то неистовая, какая-то сверхъестественная сила вселилась в нее, она метала вокруг огненные взгляды, словно дикая кошка, и рубила, рубила каждого, подвернувшегося под ее руку. Она не чувствовала, что конь под нею устал, еле держится на ногах, она видела перед собой только врага, и каждый удар ее сабли поражал намеченную цель. О, если бы можно было прыгнуть им на грудь, впиться зубами им в глотку. Вражеские солдаты стали с опаской поглядывать на этого одержимого, который действовал ловко, умело. Страх вселялся в их сердца. Этот одержимый только что погубил разом четверых.
