внизу. Стены и бойницы надо мной оставались безмолвными.
Все мои мускулы впервые в жизни горестно стонали от усталости.
«О, великий Кир! — столь же горестно подумал Кратон.— Ты был прав!»
Повиснув на полпути и оказавшись дичью в столь неудобном положении, я долго не мог ума приложить, что же теперь делать, и решил дотерпеть до того часа, пока что-нибудь не произойдет само, помимо моих стараний.
Этот решающий час настал спустя всего несколько мгновений!
Снизу донесся крик одного из мардов:
— Кратон! Спасайся!
И следом донеслись еще два очень ясных звука: короткий, хриплый стон и удар упавшего на землю тела.
Внезапно мои чувства прояснились, и вся ужасная картина раскрылась передо мной с высоты орлиного полета.
На одних охотников нашлись другие охотники. Все мои марды были уже перебиты стрелами, выпущенными из-за угла крепостной стены, с близкого расстояния. Один из них, по всей видимости, успел притвориться мертвым и, когда убийцы отвлеклись, попытался живо вскарабкаться по наконечникам следом за мной, чтобы предупредить об опасности, но, увы, был замечен.
Состязания, посвященные славной победе над Вавилоном, все же начались, помимо воли персидского царя. Кто-то уже взбирался по противоположной стене ущелья. И не один, а целых трое!
Эта тройка неизвестных атлетов поднималась так быстро, что трудно было поверить глазам. Наконец, по движениям их рук я догадался, что они используют веревки, опущенные вниз со стены. Однако на самой стене никто не появлялся: значит, прятался.
Они теперь вместе со мной играли в игру под названием «приступ Вавилона».
Раз Кир велел убивать любого, кто помешает привести к нему вавилонского царя Набонида и его сына Валтасара, значит, кто-то теперь пытался опередить Кира. Презрительная улыбка Аддуниба, растянувшаяся на всю стену, привиделась мне во мраке.
Бешенство охватило меня, а вместе с бешенством я ощутил мощный прилив сил.
Я выхватил из-за пояса пару самых прочных кинжалов, принялся вгонять их в одну щель за другой и живо подтягиваться на этих железных когтях. О, сколько легких стен я одолел когда-то в учении у Скамандра! Эта стена была самой высокой, но тогда, в молодости, я без труда проходил подряд три-четыре стены и, если поставить те одну на другую, как Оссу на Пелион, получилось бы куда выше этой, вавилонской.
Да, впервые в жизни я ощутил грузную тяжесть своего тела, слабость уже иссыхающих связок и излишнюю твердость костей.
Царь Кир был прав. Старость! За дружеским столом и в седле я был еще молод, но здесь, на отвесной стене,— уже стар.
Я полз вверх и, скрипя зубами, унижал себя как мог, дабы прибавилось злости, а вместе со злостью — сил: «Ты не Болотный Кот! Ты просто старый вонючий хомяк!»
Те опережали меня. Им было легче. Им явно помогала молодость. Охотники за царями поднялись позади меня на стены, и вскоре несколько теней промелькнуло слева, среди крепостных зубцов, прямо над Вратами богини Иштар. По-видимому, они дерзнули-таки проникнуть во дворец через те бойницы, что были обращены к городу и наверняка усиленно охранялись. Молодая и сильная смерть поспевала к вавилонскому царю быстрее дряхлеющего спасения.
В груди у меня горело. Кожа свисала с предплечий лохмотьями. Окровавленные локти прилипали к стене, когда я наконец добрался до цели. Последним взмахом правой руки я уже не воткнул кинжал в щель между широкими камнями, а метнул его в бойницу, чуть ниже блеснувших во мраке зрачков. Тело рухнуло мне навстречу и едва не сшибло вниз. То был явно не царский воин, а один из убийц Набонида, поджидавший меня в засаде.
Я перевалился в утробу башни и на краткий миг лишился всех сил и чувств. Разноцветные круги плыли перед глазами.
Мои соперники милостиво предоставили мне передышку. Они избавили меня от лишних хлопот. Когда я очнулся, то обнаружил вблизи бойницы четырех убитых стражников.
Дальнейший путь также оказался прилежно расчищен: на углах, у колонн, у дверей и на лестницах я натыкался на мертвые тела.
Отчаяние охватило меня. В каждом попадавшемся под ноги трупе мне чудился вавилонский царь. С кем я состязался ныне, спустя пятнадцать лет и в трех тысячах стадий от дворца в Пасаргадах?
У одной из колонн меня подстерегали. Едва успел я отскочить от тени, возникшей на стене по левую руку, и развернуться, как в то самое место, где мигом раньше полагалось быть моей печени, ткнулся острием короткий меч. Мое легкое жало пронзило чужую шею, и передо мной на мраморных плитах распростерся юноша, одетый, как и я — в одной набедренной повязке.
Еще от одной тени я отскочил за следующим углом и обругал себя: испугался маленькой статуи. Статуей оказалась насмерть перепуганная женщина, мимо которой совсем недавно пронеслись «охотники». Закутанная до самых глаз в тысячу одежд, она стояла затаив дыхание. Только огромные глаза, в которых зияли бездны страха, отличали ее от мраморного изваяния.
— Где Набонид? — спросил я шепотом, подступив к ней вплотную.
Казалось, она вовсе не дышит.
Я подхватил женщину на руки, толкнул ногой дверь ближайшей комнаты и, вбежав, поставил бедняжку на ковры. Слабые огоньки светильников метались в страхе. Один из пологов трепетал. Там, за материей, скрывался мелко дрожавший евнух. Еще двух я вытащил из-за спинки огромного пустого ложа, тщательно затянутого парчовым покрывалом.
— Где царь? — допытывался я на арамейском теперь у всех троих,— Он еще жив? Я пришел спасти его. Куда пошли убийцы? Отвечайте!
Одно из безбородых и наголо обритых существ обмочилось. Другого евнуха вырвало.
— Раздевайся! — рявкнул я на женщину и в ответ услышал только стук зубов.
Я сорвал с нее с десяток одежд, но осталось еще по меньшей мере столько же. Затем я приказал всем снова попрятаться по углам.
Пришлось еще долго метаться в лабиринте полутемных галерей и комнат, то там, то здесь натыкаясь на
