кровавые следы моих соперников. Чем больше замечал я этих следов, тем больше надеялся, что смерть все еще не разыскала Набонида и его сына, а потому, может статься, мне еще повезет.
Не могу судить о том, что происходило в тот час на небесах и как вавилонские боги договорились там с иудейским. Шет потом говорил, что Набонид, в отличие от своего сына, не совершал кощунств против иудейского бога и потому великий Ягве пощадил вавилонского царя. Так или иначе нам обоим — мне и Набониду — все-таки повезло.
Крадясь по одной из галерей, я внезапно ощутил знакомый запах благовоний. Потягивая носом, я двинулся по ароматному ручейку эфира к его источнику и наконец очутился в сумрачном и очень просторном зале, прямо перед статуей, что изображала царя Навуходоносора Второго сидящим на мраморном троне.
Я обнюхал изваяние со всех сторон и обнаружил между стеной и спинкой трона довольно широкую щель, в которую нетрудно протиснуться не слишком упитанному человеку. Само изваяние оказалось пустотелым. Набонид, испускавший мускатный дух, таился где-то в утробе своего победоносного предшественника.
Опасливо оглядевшись, я приник к щели и негромко позвал вавилонского владыку:
- Царь!
Поначалу ответа не было.
— Царь, тебе грозит большая опасность от людей, которые не подчиняются царю Киру,— пояснил я Навуходоносору на ухо истинное положение дел.— Они ищут тебя и хотят убить. Я — Кратон, посланник Кира. Царь персов послал меня, чтобы спасти тебя и твоего сына. Ты ведь знаешь, царь, что великий и славный Кир очень милосерден. Он не убивает людей, равных себе.
Мне показалось, что к приятному аромату примешался другой, менее приятный.
Лезть за Набонидом в чужой желудок, пусть каменный не хотелось, и я, начиная злиться от нетерпения, предоставил вавилонскому царю последний выбор:
— Или ты навсегда остаешься под покровительством мертвого царя, или немедля выйдешь под покровительство живого, куда более великого и могучего, чем этот.
Что-то зашевелилось в глубине. И вот позади трона будто бы прямо из заднего прохода статуи, показалась голова.
Я решил, что лишняя осторожность не помешает, и протянул в щель женские одежды, предложив царю переодеться внутри, если возможно. Не знаю, насколько это было трудно, но Набонид с задачей справился, так что вскоре я протянул руку помощи уже не царю, а одной из многочисленных дворцовых «служанок».
— Это ты? — изумился Набонид, увидев меня воочию.
— А это ты, царь? — спросил я его, поскольку увидел только глаза на его закутанном лице.
Набонид отвел вниз край материи.
У него было такое же спокойное, «лунное» выражение, как и тогда, когда он принимал меня в Сиппаре.
— Царь, где твой сын Валтасар? — задал я новый вопрос, еще не дав царю полностью выбраться.
— Пирует в верхних покоях,— ответил Набонид и добавил совсем упавшим голосом: — Уже третий день подряд.
— Царь, ты можешь провести меня к нему?
— Он не послушал меня, своего отца. Разве послушает чужака?
— Что с ним случилось?
— Мой сын, верно, лишился рассудка. Он пьян третий день и даже не знает, что случилось в городе. Он запер двери и думает, что будет назло Киру пировать три года, потому что никто его там не сможет достать. Я говорил ему, что во дворце тоже предательство. Кто-то из евнухов подкуплен.
— Кем?
— Иудеями, кем же еще?
— Царь, ты видел тех людей, что проникли во дворец раньше меня? Это иудеи?
— Их не видел. Но чувствую, что они уже здесь. Пока Кир не вошел в город, они еще страшились. Наверно, иудеи.
Я желал узнать еще многое, но время подгоняло. Я повелел царю следовать за мной в трех шагах. Никто из живых не попался нам по дороге. Крепость казалась совсем безлюдной; все, кто еще дышал и надеялся спастись, попрятались по щелям.
— Ты прекрасно знаешь дворец,— сказал Набонид, когда я вывел его к своей бойнице.— Ты бывал здесь раньше.
Ничего не отвечая, я стал обвязывать царя веревками и по ходу объяснять, что ему полагается делать. Полагалось нетрудное: тихонько повисеть с полчаса на высоте двухсот локтей и дождаться меня. Ничего лучшего я не придумал, чтобы сохранить жизнь вавилонскому царю в свое отсутствие.
— Почему иудеи хотят смерти твоей и твоего сына? — спросил я царя, пока затягивал последние узлы.
— Навуходоносор пленил их народ и разрушил их столицу и храмы. Иудеи таили месть почти семьдесят лет. Теперь для них не важно, какому царю отомстить за свое пленение.
Я помог Набониду осторожно сползти в «пропасть» с широкого основания бойницы и дал ему последний совет:
— Царь! Сейчас темно, но ты не смотри вниз. Ты ведь уже много лет не смотрел вниз. Удержись от этого, царь, еще полчаса.
Уже спустив его вниз на плетр («лунный» царь Вавилона не отличался большим весом), я вдруг спохватился и крикнул едва не в полный голос:
— Царь! Как мне признать твоего сына среди других? Если он не окажется на царском месте...
Моим соперникам тоже стоило прислушаться.
— Ты сможешь признать его,— донесся до меня спокойный, если не смиренный голос Набонида,— Признаешь так же, как два раза признавал меня.
Путь к верхним покоям, где пьянствовал обезумевший Валтасар, занял у меня всего несколько мгновений. Я обнаружил на вершине крепостной башни темную круговую галерею и, двигаясь вдоль внутренней стены, нащупал полдюжины бронзовых дверей. Но все двери были наглухо заперты и уже не охранялись, поскольку под ноги не попалось ни одного трупа и ни одного пятна крови. К одной двери я прижался ухом. Изнутри доносился гул голосов, будто там роились осы.
Доказательство того, что мне не удалось чудесным образом опередить
