Вечером того же дня приехала Вера. С порога Аристарх Павлович заметил — что-то подломилось в ней. Она делала вид, что по-прежнему боевая, деятельная и неунывающая, но это был только вид. Один на один Аристарх Павлович рассказал ей все без утайки, в том числе и об офицерах, которые скрываются на аэродроме, об Олеге и о своих подозрениях в отношении Кирилла и пропавшего кольта. Вера лишь мрачнела, съеживалась и неожиданно становилась беспомощной, слабой и потому женственной.
— Я устала, — вдруг сказала она. — Ничего не соображаю. Мне нужно поспать, с ног валюсь…
А утром Аристарх Павлович не узнал ее. Вера вновь была решительной, смелой и независимой. Она успела сделать высокую, красивую прическу, сменила бордовый костюм на строгий черный, движения стали резкими, а мысль стремительной.
— Сделаем так, отец. Вместе пойдем на аэродром к боевикам, Олега вернем домой, а этим предложим сложить оружие и явиться с повинной, — заявила она. — Потом организуем поиск Кирилла, привлечем комендатуру и милицию. Откуда у Кирилла пистолет — ты не знаешь.
— Знаю, — терпеливо сказал Аристарх Павлович. — Кольт мой, незаконно хранил…
— Аристарх Павлович!.. Доверься моему опыту, — сощурившись, проговорила она. — Вот посмотришь, никто не пострадает. Все обойдется.
— Обойдется только для тебя, Вера. Тебе простят мятежного брата, и больше не будет неприятностей. Для остальных — трагедия…
— Только не нужно преувеличивать! — недовольно заметила она. — Трагедия!.. Отсидят по году — по амнистии выйдут. Амнистия будет.
— А за что им сидеть? За что с повинной являться? — не сдержался Аристарх Павлович. — За то, что с оружием в руках защищали закон?.. Ничего не понимаю! Дурдом! Ты же юрист, Вера! Когда ты мне по телефону брякнула — закон никому не нужен, — я действительно поверил в диктатуру.
— Никакой диктатуры нет, это красная пропаганда!
— И закона нет!
— Уголовный есть!
— Ну, уголовный и при диктатуре есть! Причем такой уголовный!..
— Аристарх Павлович, давай не будем, — примирительно сказала Вера. — Ты же все понимаешь: фашисты пытались взять власть. И не будем.
— Алеша тоже фашист?
Она помолчала, бросила вскользь:
— Какой из Алеши фашист? Неудачник…
— Вот как? — покачал головой Аристарх Павлович. — А мне кажется, удачник. Дважды горел — выжил. В войне выжил, дома погиб. Потому что там он воевал, а здесь его убивали. Родной брат… Но он ведь тоже не фашист, правда?
— Кошмар какой-то, — призналась она. — Что ты предлагаешь?
— Ты же решила, что делать, самый разумный путь, — согласился он. — Я пойду с тобой… Попробуй уговорить их сложить оружие, но не оскорбляй их, не предлагай им повинную. Если найдешь такие слова — убедишь. У меня слов нет… Но если обманешь их — смотри, Вера, не отмоешься, не отмолишь. Кирилл вон не выдержал, не смог. Тебе еще хуже будет. Кирилл не видел, в кого стрелял, а ты будешь знать, в глаза им смотреть. Потом в глаза их жен и детей… И сомневаюсь, поймет ли тебя Олег. Гляди, Вера, он — Ерашов, он боярин. Я как-то раньше не замечал, думал, тюха… А он самый бо ярый из всех Ерашовых.
Она помедлила, что-то взвесила про себя, заключила решительно:
— Идем!
— И еще, Вера, — Аристарх Павлович посмотрел ей в глаза. — Запомни: если Кирилл застрелился из моего кольта — я должен признаться, что он мой.
— Вот это — полная глупость! — отрезала Вера. — На нем что, написано, что твой? Отпечатки пальцев — ерунда! Ты мог его брать у Кирилла посмотреть…
— Да не в отпечатках дело! — крикнул Аристарх Павлович. — Как ты не понимаешь?.. Я не боярин, я мужик по крови. Но я — мужик! Подумай, Вера. Ты ведь не только юрист. Ты — боярыня, столбовая дворянка.
— Вспомнил, — отмахнулась она. — Кому это надо?
— Тебе.
— Эх, Аристарх Павлович, — вздохнула она. — Знаешь, что мне надо? Выйти замуж за хорошего человека, дочку родить… Иногда проснусь утром — за стеной ребенок плачет. А у меня в груди заболит, будто молоко прибывает. Может, это сердце болит? Я ведь не знаю, как прибывает молоко… — Она встряхнулась, встала. — Ну что, пойдем, отец? Тяни не тяни — идти нужно. Поверят ли они мне?..
— Ладно, выдам один секрет, — решился Аристарх Павлович. — Если скажешь сразу, что ты сестра Алексея, — думаю, поверят. Они же семьей нас считают, по старшему брату обо всех судят. Романтики они, идеалисты, только век нынче другой…
Идти на аэродром Аристарх Павлович решил открыто, без обходных путей: днем в овощехранилище слесари монтировали вентиляцию, и ходить кругами значило вызвать лишние подозрения. Новый день был опять светлым, солнечным, в неподвижном воздухе подолгу кружились и падали последние листья с деревьев, и ничто не предвещало ненастья. По сути, Аристарх Павлович уходил с проселка в стороны, к большим деревьям, к выворотням и замшелым камням. Отчего-то казалось, что если Кирилл задумал покончить собой, то должен был сделать это за каким-нибудь укрытием. Человек всегда прячется, творя греховное дело… Он не предполагал, что застрелиться можно на ходу, на бегу, в момент, когда стало хорошо…
На аэродроме Аристарх Павлович зашел в первый ангар, где оборудование было уже смонтировано и оставалось установить терморегуляторы. Вере нравилось, что так быстро развернулось дело и что ангары уже и не похожи на ангары: от яблочного духа кружилась голова. Аристарх же Павлович ворчал, что это плохо — если пахнет яблоками, значит, они усыхают, теряют качество и вес, и придется устанавливать холодильники и увлажнители воздуха. Переходя в другой ангар, где работали монтажники, Аристарх Павлович заметил на опушке рулежной дорожки две мелькнувшие человеческие фигуры, но не придал значения, на какое-то время отключившись от реальной обстановки. Тем более в ангаре к нему приступили слесари — вечно не хватало мелочи, болтов, гаек, ремней: изношенное оборудование требовало капитального ремонта и усовершенствования. Слесари изобретали, мудрили, конструировали и, как всякие творцы, требовали немедленного воплощения идей.
Неожиданно в ангар влетели три омоновца с короткоствольными автоматами, в полумасках.
— Всем к стене! — гулко разнеслась команда, но никто не пошевелился. На лицах было удивление, словно от сюрприза-маскарада.
— К стене! — рявкнул один и устремился к кучно стоявшим слесарям и Аристарху Павловичу.
Не веря в серьезность всего, слесари как-то неуверенно подошли к контейнерам с картошкой, однако омоновец толкнул стволом автомата Аристарха Павловича:
— К стене!
Первой сориентировалась Вера, крикнула властно:
— Что это значит?! Кто такие?
В ангар заскочили еще четверо, и тогда раздался мегафонный голос:
— Руки на стену! Не двигаться! Стреляем на поражение!
И всех мгновенно расставили вдоль контейнеров, раздвинули ударами ботинок ноги. Только Вера, вдруг побелевшая от гнева, еще оставалась в проходе.
— Прекратить немедленно! — кричала она. — Кто старший?
Омоновец ударил ее в спину своей грудью, закованной в бронежилет.
— К стене!
Вера отлетела к контейнеру и машинально оперлась о него руками. Омоновец профессионально ударил ее по ногам.
— Ноги! Ноги раздвинь, сука!
Вера неожиданно развернулась и с размаху ударила его по щеке.
— Подлец! Скотина!..
В следующее мгновение она уже лежала на бетоне и ствол автомата упирался в спину.
— Вера, не сопротивляйся! — запоздало крикнул Аристарх Павлович. И тут же получил по печени.
— Молчать!
Омоновцы ощупывали одежду слесарей, на пол летели ключи, отвертки, плоскогубцы. Аристарху Павловичу вывернули карманы — вытаскивали бумаги. С Вериного плеча сорвали сумочку.
— Ну, скоты! — кричала она. — Вы ответите! Вы мне за все ответите!..
Из сумочки омоновец вытряхнул пистолет и, как кошка, прыгнул за ним, схватил. Другой мгновенно подлетел к Вере, прыгнул на спину и, завернув руки, потянул из-за бронежилета наручники. Вера сдавленно захрипела:
— Сволочи, мразь…
— Молчи, Вера! — снова крикнул Аристарх Павлович.
Ее схватили, поставили на ноги и почти волоком потащили к выходу. Омоновец рванул Аристарха Павловича за плечо, звякнул наручниками.
— Руки!
— На тебе мои руки, — сказал Аристарх Павлович.
Наручники оказались малы, и кабаньи клыки их не сходились на запястьях. Омоновец завозился с ними, пытаясь защелкнуть. Руки его были в кожаных перчатках с отрезанными пальцами — какие-го механические, неживые руки…
— Сними маску, — спокойно попросил Аристарх Павлович.
— Что? — не понял тот.
— Маску сними. Хочу в лицо тебе посмотреть.
Омоновец сунул наручники в карман бронежилета, вскинул автомат:
— Руки за голову! Вперед!
Аристарх Павлович положил руки на затылок и пошел к выходу. Шел и слушал: за взлетной полосой, возле бункера было тихо. Возможно, офицеры вовремя заметили ОМОН и бесшумно успели уйти. Вентиляционная шахта вряд ли известна милиции, к тому же, судя по действиям ОМОНа, они не знали, где, в каком месте находятся офицеры.
