в духе, подавленным, выпивка нужна была, как отдушина, лекарство против сегодняшнего унижения.
– Да вот! – показал Валуев на Тухачевского. – Товарища встретил боевого! По прошлому, ещё когда ходили вместе под Жолкевским!..
Он явно старался поднять его, Якова, простого сотника, в глазах вот этих князей, крупных военачальников.
– А я помню тебя! – сказал Дмитрий Черкасский Тухачевскому. – Ты ещё в Ярославле у Пожарского был! Не так ли? – спросил он его.
– Да, был.
– А ещё там, под Смоленском, был у меня в войске, – прищурился князь Дмитрий, пристально всматриваясь в него, стараясь что-то, видимо, вспомнить.
Яков покраснел, ожидая, что он сейчас вспомнит, что это он был виноват, что пропустил на рубеже Александра Сапегу к Смоленску.
Но князь Дмитрий не стал ничего допытываться. А может быть, он не помнил о том случае или не стал здесь, при других воеводах, выяснять что-то, что было четыре года назад. Тем более сейчас, когда он сам был виновником вот только что потери всего обоза и многих людей.
Через неделю с Москвы пришла грамота. Государь и бояре, совещаясь не один день, вынесли по Можайску решение. Далось оно, как понял его князь Борис, похоже, нелегко. Москва давала добро на то, чтобы воеводы в Можайске сами решили, как им быть дальше. Если они видят, что смогут противостоять армии королевича, защищаться под Можайском в лагерях, где накопилось немало войска, тогда пусть остаются. А если нет – им следует оставить в крепости достаточный для обороны гарнизон, а основной костяк войска выводить из Можайска к Москве.
– Чтобы не истомить в осаде, в Можайске, всех ратных! – закончил читать грамоту дьяк Иван Сукин.
Воеводы задумались. Шутка ли: оставить Можайск! А вдруг окажется, что поспешили раньше времени. А если останешься здесь с ратными? Не окажется ли так, что королевич придёт и осадит их в лагерях по-настоящему? Тогда в долгой осаде можно и людей поморить…
Дмитрий Черкасский сразу же заявил, что надо выводить из Можайска конницу, сформированную из боярских детей. А в крепости оставить только пехоту.
Лыков хмурился, не соглашался с ним. Он, хорошо укрепившись здесь, надеялся пересидеть осаду со всем своим войском. Не верил он, что королевич пойдёт на длительную осаду. Нет у того для этого сил. Да и время, приближающаяся зима, не дадут ему сделать это.
– Надо связаться с Пожарским и сообщить ему, чтобы прикрыл дороги, по которым будем отходить! – стал излагать Черкасский порядок дальнейших действий.
– Ему сообщили уже туда, в Калугу! – парировал Лыков. – Вот и пусть исполняет, как государь указал!
– Указал-то указал, а напомнить нелишне! – стал жёстко выговаривать ему Черкасский.
– Ты только что потерял половину своих! – не стерпел князь Борис. – И тут же учишь, как надо воевать! Хм! – презрительно хмыкнул он. – Ещё скажи, чтобы мне под тобой ходить!
Черкасский сдержался, сдвинул густые черные брови. Его кавказский профиль, его нос, с горбинкой, изящный, тонкий, побледнел.
– И пойдёшь!
– Да, да – жди! У тебя обычай тяжёл! – рассердился Лыков. – Я хожу своим набатом двадцать лет!..
* * *
К концу подошёл июль месяц. Первого августа, на Первый Спас, Медовый Спас, как ещё называют его в народе, в Калугу пришёл с полком Григорий Волконский.
Пожарский встретил его без восторга. Он ожидал от Москвы большего, а не такого малого войска, какое привёл князь Григорий.
В полку Волконского оказались в основном даточные. Были и мещерские татары во главе с касимовским царём Арасланом, внуком сибирского хана Кучума.
В этот же день они обсудили, как помочь Черкасскому и Лыкову безопасно вывести из Можайска ратных людей.
– Ходкевич обложил Можайск со всех сторон. И ударит во фланги, когда Лыков пойдёт из крепости, – высказался князь Григорий по этому поводу. – Поэтому надо указать Лыкову безопасный путь отхода. Но не по Московской дороге. Устроим для прикрытия городки…
Он понизил голос, как будто кто-то мог его подслушать, стал перечислять, что надо было сделать.
Затем он сообщил ещё одну новость. О ней в Москве узнали недавно.
– Владислав везёт с собой, в обозе, князя Ивана Шуйского!
– Зачем же?! – удивился Пожарский.
– А бог его знает!.. Но он везёт ещё и патриарха Игнатия! Чтобы сразу короноваться на Москве!
* * *
Князь Борис, когда только пришёл к Можайску, не просто устроил там свой лагерь. Он распорядился поставить вблизи крепости самый настоящий укреплённый городок. И его старания оказались ненапрасными. Городок выглядел не только чудным внешне, но оказался крепким орешком. Его опоясывали не просто рогатки, а брусья. Тяжёлые, толстые, крест-накрест повязанные крепкими веревками, они дыбились устрашающе навстречу неприятелю огромными ежами.
А Черкасские, прорвавшись сюда, встали лагерем с другой стороны Можайска, чтобы прикрыть город с южного направления, наиболее опасного. Оттуда, из-под Борисова городища, могла нагрянуть конница Ходкевича.
Об этом отходе в полках узнали за час до отхода.
Якова Тухачеваского и других сотников, когда уже стало темнеть, собрал у себя в палатке войсковой голова Кирьян Максимов.
– Всё – уходим! – коротко объявил он им.
Да, лишних слов об этом не нужно было. Все они в войске здесь, под Можайском, в лагерях, понимали, что долго так не может продолжаться. Прошло уже три недели, как они с поляками стоят друг против друга, что-то выжидают, боятся первыми сделать шаг к большому сражению. Время же на войне всегда торопит. Впереди к тому же маячила зима…
– Седлать коней! – приказал Яков своим, когда вернулся от Кирьяна. – Уходим к Москве!..
Лагеря под Можайском зашевелились, зашумели, хотя и был отдан строгий приказ всё делать без шума.
У Якова лязгнули от холода зубы. Он уже дернул чарку водки, чтобы согреться. Но этого оказалось мало.
– По коням! – закричал он хриплым голосом.
Сели на коней, построились. Где-то там, впереди всего войска, прозвучала команда выходить из лагеря, за рогатки. Голова колонны тронулась с места. Прошло какое-то время, и это движение докатилось и до полка смоленских. Медленно, шагом, конные сотни направились в сторону ворот. Они, ворота, были где-то там, впереди, в темноте…
Но вот они прошли их. В это время ливанул дождь.
Их нагнала непогода, что грозилась весь вечер всполохами на горизонте.
Вскоре на Якове уже не было ни одного сухого места. Защекотали струйки и по спине, потекли дальше, вниз, в сапоги… Было противно… По телу ударила дрожь…
За десять вёрст от Можайска их встретил полк Пожарского. Его привёл Григорий Волконский.
– Дорога впереди свободна! – сообщил он Лыкову. – Там везде стоят наши дозоры!
Князь Борис обнял его, ткнувшись посиневшим мокрым лицом ему в плечо.
– Спасибо, Григорий Константинович! Спасибо!..
Князь Григорий сообщил ещё, что дальше, через пять вёрст, путь вообще безопасный. Туда
