Арнау повернулся к нему.
— Не говори мне о женщинах.
— Нам не под силу что-либо изменить, если речь идет о желаниях короля, Арнау. Возможно, со временем… мы найдем выход.
Но времени у них не было. Педро IV назначил на 23 июня отплытие на Мальорку, чтобы преследовать короля Кастилии. Он приказал своей армаде быть готовой в порту Барселоны к этому сроку и заявил, что до отплытия хотел бы решить вопрос, касающийся брака своей воспитанницы Элионор с богачом Арнау. Об этом сообщил меняле королевский офицер, явившийся к нему в лавку.
Мне остается только девять дней! — пожаловался Арнау Гилльему, когда офицер исчез за дверью. — А может, и меньше! Что представляет собой Элионор? Арнау потерял сон, думая о предстоящей женитьбе. Какая она, эта женщина? Старая или молодая? Красивая или не очень?
Симпатичная и приветливая или надменная и циничная, как все знатные дамы, которых он знал? Как он женится на женщине, которую даже в глаза не видел? Он поручил разузнать о своей будущей жене брату.
— Ты сможешь это сделать, Жоан, — сказал Арнау. — Выясни, что это за женщина. Я все время думаю о том, что меня ожидает.
— Говорят, — рассказывал ему Жоан вечером того же дня, когда офицер явился в лавку, — что она — незаконнорожденная дочь одного из инфантов графства, одного из дядей короля, хотя никто не смеет утверждать, какого из них. Мать Элионор умерла при родах, поэтому девочку взяли ко двору…
— Но как она выглядит, Жоан? — перебил его Арнау.
— Ей двадцать три года, и она весьма привлекательна.
— А по характеру?
— Благородна, — скупо обронил монах.
Зачем рассказывать брату о том, что он слышал об Элионор? Она привлекательна, несомненно, так ему говорили, но в ее характере чувствуется постоянное раздражение ко всему на свете. Она капризна и избалованна, надменна и амбициозна. Король выдал ее замуж за одного дворянина, который вскоре умер, и она, без детей, возвратилась ко двору. Услуга, оказанная богатому Арнау? Милость короля? Его придворные смеялись. Король просто не мог терпеть Элионор и очень обрадовался, когда сообразил, что ее можно выдать замуж за одного из самых богатых людей Барселоны, менялу, к которому, вероятно, ему придется обращаться с просьбой о кредитах. Король Педро выигрывал во всех отношениях: он освобождался от Элионор и обеспечивал себе доступ к богатству Арнау. Зачем Жоану вдаваться в подробности, касающиеся Элионор?
— Что ты имеешь в виду, говоря о ее благородстве? — не унимался Арнау.
— Это значит, — ответил Жоан, стараясь не смотреть брату в глаза, — что она благородная женщина со своеобразным характером, как все они.
Элионор, со своей стороны, тоже навела справки, и ее раздражение росло по мере того, как поступали сведения: в юности бастайш, член общины, которая была образована бывшими рабами побережья. Неужели король собирался выдать ее замуж за портового грузчика? Да, он богат, очень богат, говорили все, но какое ей дело до его денег? Она живет при дворе, и у нее ни в чем нет недостатка. Когда же Элионор узнала, что Арнау был сыном беглого крестьянина, она решила пойти к королю. Как король мог хотеть, чтобы она, дочь инфанта, вышла замуж за человека, который от рождения был рабом?
Но Педро IV ее не принял и приказал отпраздновать свадьбу 21 июня, за два дня до отплытия на Мальорку.
В указанный срок они поженились. Брачная церемония состоялась в королевской часовне Святой Агаты.
— Это маленькая часовня, — объяснил ему Жоан. — Ее построил в начале этого века Хайме II по указанию своей супруги Бланш Анжуйской для преклонения перед реликвиями Страстей Христовых. Точно такая же находится в Сент-Шапель в Париже, откуда была родом королева.
Предполагалось, что на свадьбе будут присутствовать только самые близкие люди. Со стороны Арнау должны были быть Жоан и Мар. Но девушка отказалась идти на брачную церемонию. Как только объявили о свадьбе, Мар старалась избегать Арнау и в его присутствии по большей части молчала. Она только украдкой поглядывала на него и почти не улыбалась, хотя до сего момента вся лучилась при встрече с ним. Арнау, конечно, заметил перемену в поведении девушки и в один из вечеров накануне свадьбы подошел к ней сам и пригласил прогуляться с ним.
— Куда мы пойдем? — спросила Мар.
— Не знаю… Как насчет церкви Святой Марии? Твой отец обожал эту церковь. Я познакомился с ним там, знаешь?
Мар кивнула в ответ, и они, выйдя из лавки, направились к недостроенному фасаду церкви. Каменотесы уже начали работать на двух- и восьмигранных башнях, которые должны были стоять по бокам от нее. Мастера-резчики принялись усердно трудиться над тимпаном, стойками, средниками и архивольтами, ритмично постукивая по камню. Арнау и Мар вошли в церковь. Нервюры третьего свода центрального нефа уже начали вздыматься к небу в ожидании ключевого камня, напоминая паутину, защищенную деревянными лесами, над которыми они росли.
Арнау было приятно чувствовать присутствие девушки рядом с собой. Она стала почти такой же высокой, как и он, а ее волосы красивой волной спадали на плечи. От нее исходил приятный запах свежести и трав. Многие рабочие откровенно любовались ею. Сама же Мар думала только об Арнау. Даже когда она отводила взгляд, избегая смотреть на него, он все равно стоял у нее перед глазами.
— Почему ты не хочешь прийти на мою свадьбу? — внезапно спросил он ее.
Мар не ответила, сделав вид, что осматривает храм.
— Мне даже не позволили жениться в этой церкви, — пробормотал Арнау.
Девушка снова ничего не сказала.
— Мар… — Арнау подождал, пока она повернется к нему. Мне бы хотелось, чтобы ты была со мной в день моей свадьбы. Ты ведь знаешь, что мне не нравится то, что я делаю. Это против моей воли, но король… — Он вздохнул. — Что ж, я не буду больше настаивать, но скажи, ты согласна? — Мар кивнула. — Ты обещаешь, что, несмотря ни на что, мы будем относиться друг к другу по-прежнему?
Мар опустила ресницы. Как ей хотелось рассказать ему о своих чувствах! Но разве могла она это сделать, тем более сейчас? Что касается просьбы Арнау, то она не в силах отказать ему ни в чем.
— Спасибо, — мягко произнес Арнау. — Пойми, если я потеряю тебя… не знаю, что со мной будет. Я не могу жить без тех, кого искренне люблю!
Мар почувствовала, как по коже побежали мурашки. Это была не та любовь, о которой она мечтала. Зачем она согласилась пойти с ним? Девушка посмотрела на апсиду Святой Марии.
— Знаешь, я и Жоан, будучи детьми, видели, как поднимали первый ключевой камень, — сказал Арнау, проследив за ее взглядом. — Помню, мы сидели в сторонке и, затаив дыхание, смотрели, как его водружали наверх.
В это время стекольщики работали в кларисториуме, на витражах под апсидой. Витражи верхней части, на стрельчатой арке, урезанной маленькой розеткой, были закончены. Поэтому они перешли к украшению больших стрельчатых окон, которые открывались прямо под ними. Благодаря необыкновенному сочетанию цвета, конфигураций и узоров, пронизанных тонкими и хрупкими свинцовыми проволоками, свет, который проникал в храм через окна, рассеивался чудесным образом, так что все вокруг начинало оживать.
— Когда я был мальчишкой, — продолжал Арнау, — мне посчастливилось поговорить с великим Беренгером де Монтагутом. Я помню, как он говорил, имея в виду каталонцев, что мы не нуждаемся в украшательстве, нам достаточно пространства и света. Тогда он показал на апсиду, как раз туда, куда смотришь ты, в сторону главного алтаря. Конечно, я сказал ему, что понимаю, о чем идет речь, хотя на самом деле мне было трудно представить себе, что он имел в виду. — Мар повернулась к нему, и он, грустно улыбнувшись, добавил: — Я был юнцом, а он великим мастером. Но теперь я понимаю, что хотел сказать тогда Беренгер де Монтагут.
Арнау придвинулся к Мар почти вплотную и вытянул руку в сторону розетки апсиды, к самому верху.
Девушка напряглась, чтобы скрыть легкую дрожь, охватившую ее от прикосновения Арнау.
— Ты видишь, как свет попадает в храм? — Он медленно опустил руку в сторону главного алтаря, как в свое время делал Беренгер, показывая цветные лучи света, проникавшие в церковь. Мар внимательно следила за рукой Арнау. — Смотри, у витражей, повернутых к солнечной стороне, живые цвета — красный, желтый и зеленый, как и само Средиземноморье. Те же, на которые не попадает солнце, приобретают белые или синие оттенки. С каждым часом, по мере того как солнце катится по небосводу, собор меняется в цвете, а стекло и камни отражают все новые и новые тона. Как прав был великий мастер! Эта церковь как будто бы обновляется каждый день, каждый час, а мы становимся свидетелями рождения нового храма. Так солнце оживляет мертвый камень, и каждый день и час возникают разные оттенки.
Оба замерли, зачарованные необыкновенной игрой света.
