Александр Ахматов - Хроника времен Гая Мария, или Беглянка из Рима

— Как? — переспросил Лукулл. — Кампанцы сами вооружают беглых рабов?

— Думаю, что полученным от них оружием Минуций успел вооружить несколько сот человек.

— Неслыханно! — возмутился претор. — Ну, ничего! Я положу конец этому безобразию! Продолжай!

— Десять дней назад Минуций отправил своих всадников в область гирпинцев[410], чтобы призвать их к восстанию за гражданские права, но гирпинцы отнеслись к этому без особого воодушевления, и всадники привели с собой к Минуцию лишь несколько десятков бедняков-поденщиков. Кстати, в лагерь бунтовщиков явился Квинт Варий, бывший квестор Фрегелл, осужденный на изгнание по делу о беспорядках в этом городе…

— Квинт Варий! — повторил с удивлением Лукулл. — Это имя многие помнят в Риме. Двадцать лет назад ему вынесли смертный приговор, как главному подстрекателю восстания во Фрегеллах. Его уже вели на казнь в Мамертинскую тюрьму, как внезапно на пути осужденного и стражи появилась весталка[411]. По обычаю смертный приговор был отменен. Конечно же об этом позаботились Гай Гракх и его друзья. Гракха потом самого привлекли к суду за причастность к мятежу фрегеллийцев, но судьи его оправдали. А Варий отделался ссылкой… кажется, в Сицилию.

— Я узнал, что он вернулся из ссылки с целью побудить союзников к отпадению от Рима, если им не предоставят права римского гражданства…

— Этот человек опаснее, чем Минуций, — нахмурившись, сказал Лукулл. — Его имя хорошо известно всей Италии. Для многих свободных он мученик за общее дело италийцев. Если вместе с беглыми рабами за оружие возьмутся свободные, в стране начнется жестокая междоусобная война. Не спускай с него глаз, Деметрий! Хорошо бы захватить его живым. Возможно, среди союзников уже зреет заговор…

Лукулл помолчал в задумчивости, потом спросил:

— Есть еще что-нибудь?

— Несколько дней назад, — сказал Деметрий, — к Минуцию явился из Рима беглый гладиатор Мемнон… тот самый, что отличился во время игр в честь победы над Югуртой…

— А, знаю… Этого малого я сам объявил в розыск. Как только он попадет мне в руки, немедленно прикажу пригвоздить его к кресту. Но почему ты заговорил о нем? Что-нибудь серьезное?

— Этот Мемнон до того, как стал гладиатором, был критским пиратом…

— И что же?

— Минуций рассчитывает на имеющиеся связи Мемнона с пиратскими главарями, чтобы договориться с ними действовать сообща.

— Ах вот как! — мрачно усмехнулся Лукулл. — Ну, этого он не успеет сделать, потому что я намерен в ближайшие дни раздавить мятеж.

— Если ты окажешь мне необходимое содействие, — помолчав, сказал Деметрий, — я могу попытаться захватить Минуция живым…

— О, этим ты оказал бы мне неоценимую услугу! — сказал Лукулл. — Протащить на цепи по улицам Рима этого мерзавца, этого предателя, опозорившего все всадническое сословие, мое заветное желание. Говори, что тебе нужно?

— Мне потребуется десятка два из твоих самых верных рабов или вольноотпущенников, желательно не латинян, а грекоязычных, чтобы они не вызвали подозрений, когда появятся в лагере мятежников, разумеется, под видом беглых рабов.

— Хорошо, я подберу надежных людей.

— Дня через два-три я снова буду в Капуе, и ты познакомишь меня с ними — я должен знать их всех в лицо, прежде чем они проберутся в лагерь у Тифаты. Кроме того, я хочу посадить их на коней. Во главе конного отряда я смогу свободно передвигаться по окрестностям и передавать тебе необходимые сведения.

— Лошадей ты получишь, однако нам надо поторопиться с этим делом. Как только ко мне прибудут подкрепления, я начну действовать самым решительным образом. Очень скоро с мятежом будет покончено.

— Прости меня, господин, я всего лишь твой соглядатай, но позволь мне сказать… Эти три тысячи беглых рабов — народ самый отчаянный. Они будут драться не на жизнь, а на смерть. Они дают друг другу страшные клятвы победить или умереть. Они прекрасно сознают, что их ждет в случае поражения. Мой тебе совет — не спеши, дай мне время расставить западню Минуцию. Когда он окажется в твоих руках, ты с малыми потерями покончишь с остальными. Без его руководства это сборище начнет рассыпаться на глазах и…

— Благодарю за совет, любезный Деметрий, — прервал отпущенника Лукулл, — но я уже принял решение и от него не отступлюсь. Что касается Минуция, хорошенько следи за ним, не выпускай его из виду, особенно после того, как я разгоню мятежников. Не дай ему ускользнуть. Можно предположить, что он, если учесть его связи с пиратами, попытается бежать именно к ним. Поэтому искать его придется на путях, ведущих к побережью Тирренского моря.

— Я понял, господин. Можешь не сомневаться — от меня он не уйдет.

— Как ты вошел в город? — поинтересовался Лукулл после короткого молчания.

— Прибыв в Капую, я вручил твое письмо префекту, и он дал мне специальный пропуск — вот эту тессеру[412], — сказал Деметрий, вынув из-под панциря продолговатую табличку. — Благодаря ей я могу беспрепятственно входить в город и выходить из него в любое время дня и ночи.

— Теперь тебе понадобится такой же пропуск и от меня, иначе тебя будут задерживать мои воины, находящиеся в дозоре.

Лукулл подошел к столу, на котором стоял его походный ларец с хранившимся там архивом. Он вынул из ларца табличку и грифелем написал на ней несколько слов.

— Она будет служить тебе опознавательным знаком, — отдав табличку вольноотпущеннику, сказал Лукулл. — Мои командиры и начальники дозоров будут знать, что предъявитель этой тессеры имеет свободный доступ и в город, и в лагерь.

Деметрий, спрятав обе таблички под панцирь, простился с претором и покинул дворец.

В это время уже стемнело.

В надвинутой на глаза широкополой войлочной шляпе отпущенник быстро пересек площадь и по главной улице добрался до Флувиальских ворот, у которых при свете факелов бодрствовали солдаты городской стражи.

Начальник стражи, которому Деметрий предъявил пропуск, велел солдатам открыть ворота и выпустить его.

Лукулл остался доволен слугой своего шурина. Деметрий показал себя храбрым, осмотрительным и предприимчивым осведомителем в стане мятежников. Вместе с тем Лукулл на деле убедился, что Метелл был прав — ему предстояла нелегкая борьба. До прибытия из Самния Гнея Клептия с пополнением нечего было и думать о решительных действиях против врага, засевшего в укрепленном лагере, и к тому же имевшего численное превосходство. Правда, вместе с солдатами гарнизона Капуи Лукулл располагал почти тремя тысячами человек, но капуанское воинство, как это признал сам городской префект, было недостаточно боеспособно. «Для таких солдат и победа не в славу, ни бегство не в укор», — откровенно сказал Гельвинован в разговоре с Лукуллом, видимо, вспомнив о недавнем поражении своего военного трибуна, едва не попавшего в плен к мятежникам (надо сказать, Цезон Рабулей скромно умолчал о том, что почти всю ночь напролет после позорного бегства капуанцев он играл в кости с самим Минуцием, а префекту он рассказал, что ускользнул от захвативших его беглых рабов, воспользовавшись их беспечностью).

Вольноотпущенник Деметрий, сообщивший претору ценные сведения обо всем происходящем в лагере повстанцев, особенно о появлении там осужденного фрегеллийца Квинта Вария, тайком вернувшегося из изгнания, не узнал самого важного — того, что бывший квестор Фрегелл в беседе с Минуцием предложил ему, не теряя времени, двинуться на юг Италии, с тем чтобы переправиться в Сицилию, где, как он уверял, тысячи рабов готовы взяться за оружие — не хватает только вождя.

Минуция это предложение заинтересовало, хотя он ни при каких обстоятельствах не хотел уходить из Италии. Он все еще надеялся, что ему удастся привлечь к себе свободных. Теперь этому должно было способствовать нашумевшее в свое время имя Вария. О нем италики хорошо помнили.

Тем не менее идею фрегеллийца о походе в Сицилию Минуций полностью не отверг и договорился с ним о том, что немного позднее, когда численность восставших достигнет восьми-десяти тысяч человек, можно будет послать на остров двухтысячный отряд с храбрым командиром во главе — этого, как они оба считали, будет достаточно, чтобы там вновь разгорелась рабская война, затухшая всего двадцать с лишним лет назад.

Об этом плане Минуция и Вария претор узнал позднее и, весьма встревоженный, отправил письмо сицилийскому наместнику Публию Лицинию Нерве, предупредив его об опасности, нависшей над провинцией.

Квинт Варий, последний квестор разрушенных римлянами Фрегелл, действительно пользовался широкой известностью в италийских общинах. В описываемое время ему уже было пятьдесят три года. Его считали героем и мучеником за общее дело италиков.