— Я не хотел тебя обидеть! — крикнул ей вдогонку Арзу. — Я верю тебе… Мы будем вместе… Я ведь тоже еду… туда…
Эсет вздрогнула, уронила кувшин и опустилась на колени…
* * *
Приход весны — праздник для всего живого. Весна несет с собой любовь и счастье. Только сердце Али оставалось равнодушным к весне. Чему радоваться? Жизни, похожей на холодный пасмурный день? Хотя к кому-то, наверное, пришли с весною и счастье, и радость, и любовь…
Над головой его широко раскинулись ветви бука. Между крепкими корнями могучего дерева бил родник. Кто-то заботливо обнес его деревянной оградой, а рядом повесил на колышек глиняную кружку. Видавшее виды дерево особенно дорого Али. Тридцать четыре года назад он родился под этим буком.
…Однажды весенним днем пушечные залпы нарушили тихую и мирную жизнь аула. Это генерал Розен сеял смерть в верховьях Аксая. Женщины и дети укрылись в лесу. Мужчины защищали аул.
В их рядах находились его отец и старший брат, четырнадцатилетний Леми. Лишь спустя несколько лет Али узнал, что тогда оставшиеся в живых защитники аула, захватив с собою убитых и раненых, отступили в лес, оставив перед матерью бездыханное тело отца и тяжело раненного Леми. Мать закричала, забилась… В этот страшный день и родился преждевременно Али… Леми заменил ему отца. Но прожил он недолго.
С противоположного склона донеслась протяжная песня:
…А я в плену тюремного засова,
Закован я в булатные оковы.
За то, что полюбил свободу я,
Врагами воля связана моя.
Оповести ж, порхающая птица,
Что царская меня сковала власть…
Не допев песню, голос оборвался.
Да, ему сейчас всего только тридцать четыре года. А кажется, что три жизни прожил. Здесь впервые увидел он небо, здесь началась его жизнь. И всегда чувствовал он себя под открытым небом. И всегда шагал по жизни, как по краю пропасти. А если остался жив, то благодаря бесстрашию и хладнокровию. Больше половины жизни провел в лесах и сраженьях… Война преждевременно состарила его поколение. А детства-то у него почти и не было. Только иногда смутно, как в тумане, проступает в памяти утопающий в зелени аул, над ним бездонное голубое небо, где, распластав широкие крылья, парит орел, высокий обрывистый берег бурного Аксая, где гнездились стаи птиц и где он со своими сверстниками пропадал целые дни. Было ли все это когда-то? Не верится… Долгие годы войны стерли в памяти слишком многое, оставив в душе лишь тяжелый осадок горечи и безысходности…
Конечно, хорошо без войны. Какой бы тяжкой ни была жизнь, но она дана человеку для радости. А чему радоваться сейчас, когда не слышно ни стука топора, ни крика пахарей, ни радостных песен молодежи. Пришла весна, а земля лежит невспаханной.
Многие даже не выходят в поле, не собираются сеять. Одни готовятся ехать в Турцию. Продали пожитки, получили паспорта и ждут известий от инарла Кундухова, который, говорят, тоже едет вместе с ними. А куда деваться тому, кому и продать-то нечего? Таких в ауле немало. И до Турции им не добраться. Что же ждет их здесь? Сибирь? Новая война?
С противоположного склона вновь донеслась протяжная печальная песня. И вновь оборвалась, и вновь наступила тишина, прерываемая лишь пением птиц.
А что делать ему? В последние дни он все чаще задумывается об этом. "Уехать вместе со всеми? — Попробуй, скажи о том старшему брату, Арзу и слушать не желает. Разве в Сибири лучше будет? — который уже раз спрашивал себя Али. — Оттуда живыми не выпустят. Неужели его Умар и Усман станут христианами? О Аллах, благодарю тебя, что дал ты мне сыновей! А если бы дочерей? Что бы с ними случилось после моей смерти…"
— Али!
Он узнал голос брата.
— Ва-а, Али!
— Ва-а-вай! — отозвался Али.
— Где ты?
— Здесь, под буком.
— Подожди, я спущусь.
Али заметил на тропинке спускавшегося к нему брата, побежал ему навстречу, взял из его рук ружье и саблю. Легкой бесшумной походкой Арзу подошел к роднику и, опустившись на корточки, сполоснул волосатые жилистые руки, потом набрал воды в пригоршню и отпил несколько глотков. Обмыл лицо студеной водой, вытерся полой черкески и, отойдя в сторону, присел на искривленный корень бука.
Али молча поглядывал на брата. Он заметил, как сильно похудело его лицо за последние дни, заметил и две новые глубокие морщины, которые пересекли высокий лоб. Арзу тоже молчал.
"Значит, недобрые вести принес", — подумал Али.
— Почему не пашешь? — спросил Арзу.
— Чорин бык захромал.
— Надо было комья разбить. Айза где?
— Отправили домой.
— Тишина тут, — шумно вздохнув, промолвил Арзу — Птицы поют, а людей не слышно. Ехал, смотрел вокруг — ни одной души. Это во время пахоты! Разговоры о Турции и Сибири совсем сбили людей с толку.
— Люди не виноваты. Было время, когда и я осуждал даже тех, кто уходил за Терек.
— Если суждено умереть, то не лучше ли умереть свободным человеком? Но люди не слушают меня. Возможно, они и правы, кто знает.
Оба долго сидели молча.
— Что слышно в Беное? — спросил Али, чтобы хоть как-то нарушить гнетущее молчание.
— Ничего там нового нет. Солта-Мурад, Шоип и Берс справлялись о тебе. Привет передавали.
— Спасибо. Я думал, ты вернешься поздно.
— Делать там больше нечего было. — И, немного помолчав, добавил: — Я и Маккал едем в Турцию…
Али сразу и не нашелся, что ответить брату.
— То вы сами же отговаривали народ, а теперь…
— Да, теперь и мы едем. Но, не думай, я не переселяюсь. Нас посылает Совет. Мы с Маккалом должны заручиться поддержкой турецкого падишаха. Чтобы в случае восстания он поддержал нас.
Попутно мы должны узнать, как настроены грузины, абхазы и прочие наши соседи. Берс же едет на север. Мы отправимся с переселенцами, чтобы не возбудить подозрений у властей.
Приедем туда, увидим, как люди будут устраиваться, тогда станет ясно, одобрять переселение или любым путем остановить.
Никто о нашем задании не должен знать. Если тебя станут спрашивать, почему не уехал вместе со мной, отвечай, что поедешь после, когда устроюсь там я. Сейчас мы с Маккалом отправимся в Солжа-Калу за паспортами. Я же заехал сюда, чтобы тебя предупредить.
— Почему именно вас посылают?
— Так надо.
— Обо мне ты забыл? — спросил Али.
— А при чем тут ты?
— Мне тоже нужен паспорт.
— Тебе-то зачем?
— Поеду с тобой! — Али вскочил, словно сей момент собирался ехать.
— Куда? — удивленно спросил Арзу.
— В Хонкару.
— С ума сошел!
— Ты что, собираешься ехать без меня?
— Я же вернусь.
— Вот и хорошо. Вернемся вместе.
— Али!
— Нет, без меня ты не уедешь! Я тебя не отпущу.
— Ни слова об этом. Я только что встретился с Чорой, он мне не давал покоя, теперь ты…
— Вот видишь. Друг, и тот боится отпускать тебя одного, а ты брату родному запрещаешь. Нет, Арзу, я поеду с тобой.
— У меня нет времени заниматься с тобой пустыми разговорами,
— Арзу повысил голос — Кто о семье позаботится, если мы оба уедем? Дети должны вырасти, иначе угаснет наш род.
— Арзу, — твердо сказал Али, впервые в упор взглянув на брата. — Я поеду, если даже буду знать, что на второй день после моего отъезда они все сгорят. У меня один-единственный брат — это ты!
— У тебя дети.
— Дети? — воскликнул Али. — Детей Аллах может еще дать. Но мать наша уже не даст мне второго брата… — Он перевел дух и спросил: — Арзу, скажи правду, ты бы сам отпустил меня одного в чужую страну?
— Да, если… в интересах дела.
Али рассмеялся.
— А глаза, Арзу, глаза? Они же другое говорят!
— Замолчи, сопляк! Из дома — ни шагу! Я запрещаю! Понял?
— Война кончилась, Арзу. Ты мне больше не командир.
— Я старше тебя. Этого достаточно! — гневно выкрикнул Арзу.-
Говоришь, война кончилась?.. Нет, брат, она продолжается. И будет продолжаться до тех пор, пока мы не вернем себе свободу и землю. И до тех пор я твой командир, а ты в боевом строю.
Я подчиняюсь Совету вождей, ты — мне!
— Правильно, — согласился Али. Озорное выражение не сходило с его лица. — Ты мой старший брат и командир. Вот поэтому и не могу отпустить тебя одного. Иначе кому выполнять твои приказы?
