- Олег как поживает? - спросил Святослав.
- Сколь дней я гостил у Олега в терему, столь дней он все в печали пребывал, - ответил Вышатич и пояснил со вздохом: - Дочь у него померла во младенчестве, и жена от этого в хвори лежала. Так я уж не приставал к нему с расспросами. Кланяется Олег тебе и мачехе своей. О здоровье Оды все спрашивал. Увидишь, говорит, Оду, передай, мол, скучает по ней ее пасынок Олег…
- Не увидеть тебе княгиню, боярин, - покачал головой Святослав, - уехала она в Саксонию. Вишь, по речи родной соскучилась! Зима ей наша опостылела. Хотела и Ярослава с собой взять, да я не позволил. Довольно из сына моего немчина делать! Ярослав и так с матерью больше на немецком разговаривает. Пофыркала супруга моя и распрощалась со мной без лобызаний. Разобиделась!
Святослав умолчал о том, что размолвка с женой у него произошла больше из-за Вышеславы, нежели из-за Ярослава. Князь запретил сыну ехать с матерью к ее родне после того, как Ода заявила, что намерена по пути завернуть в Краков и пристыдить Болеслава за его жестокое обращение с женой.
- Собирайся в поход, друже Ян, - сказал Святослав, переводя разговор на другое. - Пока ты пребывал в северных землях, на Руси перемены произошли. Всеслав опять объявился и выбил из Полоцка Святополка. Чуть не всю дружину порубил: полочане, конечно же, горой встали за князя своего. Еле ноги унес Святополк из Полоцка. Изяслав ныне войско собирает, жаждет поучить Всеслава.
Триста дружинников тебе даю и сына Ярослава, а то засиделся младень дома. На рожон не лезь, Вышатич, но и в задах не отсиживайся. Да ты сам знаешь, как и что, чего тебя учить!
По слухам, корсь да земигола[132] воинов своих дали Всеславу, дабы Полоцк отбить, а как уйдут язычники обратно в свои леса, Всеслав опять останется с сыном и братом да тещиным сватом.
Через несколько дней триста конных воинов выступили к Киеву.
Ян Вышатич усмехался в бороду, глядя на ерзающего в седле Ярослава: и впрямь, засиделся княжич без дела!
Недовольный Борис упрекнул дядю в том, что не пустил его в поход вместе с Ярославом. «А ведь я-то старше!»
- Не дойдет у Изяслава до битвы, - отмахнулся Святослав от племянника, - потому как нету у Всеслава сильного войска. Засядет в Полоцке, как медведь в берлоге, и будем зимы дожидаться.
* * *
- Не хотят братья мои главенства моего над собой признавать и все тут! - злился в Киеве Изяслав в разговоре с Коснячко. - Святослав вместо себя сосунка Ярослава прислал и всего три сотни воинов с ним.
- Зато воевода при Ярославе опытный, - вставил Коснячко.
- Опытный да зубастый, - проворчал Изяслав, - дерзит много! Братец Святослав знал, кого посылать! Всеволод и вовсе на зов мой не откликнулся, отговорился тем, что будто бы хан Сугр близ его рубежей рыскает. Ему, мол, войско дома нужнее. Смышленые дюже у меня братья да своенравные!
- На Всеслава и одной киевской дружины хватит, - успокаивал Коснячко, - только бы он в топи не забился.
Княжич Ярополк собирался в поход вместе с отцом, а Святополка Изяслав оставлял в Киеве.
- Негоже ты поступаешь, свет мой, - заступилась за Святополка Гертруда, - сына своего старшего срамишь, от сечи отстраняя. Сначала жениться запретил, теперь вот за меч браться не велишь.
- Не годится Святополк ни для битвы, ни для княжения, - отвечал жене Изяслав. - Бездарь он! Видать, не головой, а ногами вперед на свет появился!
Подобное замечание показалось Гертруде оскорбительным.
- В тебя же уродился! Яблоко,от яблони…
- Замолчи, женщина! - повысил голос Изяслав. - Я в сече крепко стою и от врага не бегаю!
- А на Альте? - Гертруда ехидно усмехнулась.
- На Альте братья мои первыми спину показали поганым, пришлось и мне спасаться вслед за ними, - ответил Изяслав.
В душе он не считал неудачное сражение на Альте своим поражением, но винил в том Святослава и Всеволода.
- Может, скажешь, не терял ты стола киевского? - с той же усмешкой вопрошала великая княгиня. - Не искал спасения в Польше?
- Я потерял стол отцовский, я же и назад его отбил, - возразил Изяслав.
Не убедила Гертруда супруга проявить снисхождение к Святополку. Дня не проходило, чтобы Изяслав не вымещал на нем своего недовольства. Жизнь несчастного Святополка в родном доме постепенно превращалась в ад. Он уже не сидел за столом рядом с отцом, не присутствовал на совете бояр в отличие от брата, в свите великокняжеской тащился чуть ли не самым последним.
Перед самым выступлением из Киева вдруг пришла весть с польского порубежья, то ли поляки грабили русские земли по Бугу, то ли ятвяги вновь взялись за оружие.
- Болеслав мстит мне за прошлое, сукин сын! - ругался Изяслав, собрав воевод. - Он же и ятвягов мог на меня натравить. Песье племя все эти Пясты! Что делать станем, мужи?
Мнения бояр разошлись: одни советовали пока оставить Всеслава в покое и идти походом на поляков, другие предлагали разделить войско и поспеть одновременно тут и там.
- На Всеслава трех тыщ пешцев хватит и дружины черниговской, - сказал Коснячко, сторонник разделения сил. - Вся прочая рать двинет к Бугу. Семь тыщ пешцев и двадцать две сотни всадников, сила немалая!
Изяслав поразмыслил и согласился, но внес свою поправку:
- Черниговская дружина тоже к Бугу пойдет. Как увидит Болеслав стяги черниговские, решит, что и Святослав пришел вместе со мной.
- На Полоцк мы идти ладились, княже, - недовольно пробасил Ян Вышатич. - Болеслав на дочери Святослава женат, поглянется ли князю моему, что я черниговцев на зятя его повел? Пустил бы ты нас с Ярославом супротив полоцкого князя, Изяслав Ярославич.
Юный Ярослав, розовощекий и безусый, также сидевший на совете, вертел по сторонам своей светло-русой головой и хлопал глазами. Отец приучил его помалкивать в обществе старших. Семнадцатилетний княжич более смахивал на красну девицу, нежели на мужественного воина.
Боярин Тука с усмешкой произнес, переглянувшись с киевскими воеводами:
- Не стоит вводить в заблуждение Всеслава. Вдруг он подумает, что ему невесту везут.
Чудин, брат Туки, громко захихикал. Заулыбались и другие бояре. Даже Изяслав усмехнулся, поняв намек.
Ярополк, сидевший на одной скамье с Ярославом, увидел, как тот покраснел и смутился. Заметил это и Ян Вышатич.
- Придержал бы ты язык, боров, покуда я тебе его не отрезал! - промолвил он с угрозой, метнув на Туку холодный взгляд.
Чудин перестал смеяться, пропали улыбки на лицах бояр. Толстый Тука набычился:
- Может, позвеним мечами, храбрец?
- Не хватало меч об тебя марать, на тебя и дубины хватит, - презрительно отозвался Вышатич.
Чудин и Тука переглянулись, поддерживая друг друга выразительными взглядами. Назревала распря.
- Угомонитесь, бояре! - поспешил вмешаться Изяслав. - Чай, не драться сюда пришли! Уважу я твою просьбу, Ян Вышатич, поведешь своих черниговцев на Полоцк. Вместе с тобой и Ярославом Ярополк пойдет с моей молодой дружиной. За ним и главенство будет.
Хотел было Вышатич возразить, мол, не пристало ему, сорокасемилетнему мужу, в подчиненных у юнца ходить, но смолчал. В конце концов это не его война, а Изяслава.
Ярополк, видя, что отец лишь из желания унизить Святославова боярина поставил его во главе войска, старался не высказывать свою радость.
Гертруда, которой Изяслав передал неудачную шутку Туки, улыбнулась. В глубине ее карих глаз вдруг промелькнуло нечто такое, что могло бы насторожить супруга, будь он чуть-чуть повнимательнее. Но одолеваемому заботами Изяславу было не до того. Ему нужно было решить, сколько ествы брать в дорогу для войска, каким путем идти на Буг, кого оставить в Киеве вместо себя… На Святополка великий князь больше не рассчитывал.
- Почивай сегодня ночью без меня, голубушка, - сказал перед уходом Изяслав.
Гертруда не выразила ни малейшего сожаления, лишь спросила:
- Когда поднимаешь полки?
- С рассветом, - ответил Изяслав, обернувшись в дверях.
- А Ярополк когда выступает?
- Завтра же. До Турова мы с ним вместе пойдем, а дальше двинем каждый в свою сторону.
Изяслав скрылся за дверью, торопясь управиться с делами.
«Значит, завтра… - подумала Гертруда, разглядывая свое отражение в зеркале. - Немного у меня времени. Придется действовать быстро и смело!»
Княгиня подмигнула собственному отражению.
Она сама не понимала, как возникло в ней такое желание. Ей всегда нравились сильные и решительные мужчины, в объятиях которых Гертруда чувствовала себя слабой и беззащитной. Княгиня постепенно смирилась с грубостью мужа в постели, платила ласковой покорностью своему любовнику Людеку, который уже научился довлеть над нею. Грубость и сила в понимании Гертруды были теми слагаемыми, из которых должен лепиться мужской идеал.
