- Да, люблю! Оде никогда не придет в голову унижать меня.
- Анна и не помышляет об этом, доченька. Она чувствует твою неприязнь к себе и от этого мечется между обидой и желанием хоть чем-то понравиться тебе, - молвил Всеволод. - Ведь вы почти ровесницы. Почему бы вам не стать подругами?
- Лучше в монастырь, - отрезала Янка и направилась прочь, давая этим понять, что разговор окончен.
- Езжай в Чернигов, коль хочешь, - бросил Всеволод вослед дочери, - токмо до Рождества домой воротись.
Янка замерла на месте, обернулась. Ее большие темно-синие глаза с удивлением глянули на отца, словно удивляясь внезапной его уступчивости.
- Могу я взять с собой Марию? - спросила Янка.
- А она согласна ли ехать в Чернигов? - усомнился Всеволод.
- Согласна, - с уверенностью высказалась за младшую сестру Янка.
Всеволод почувствовал, что старшая дочь говорит правду, а вовсе не желает досадить ему. Князю стало обидно и досадно, что его дочери все больше отдаляются от него, и он сам виноват в этом.
- Поступайте, как хотите, - сказал Всеволод. - Но мне больно будет, коль мои родные дочери, ища участия, настроят Оду и Святослава против меня и Анны. Молвлю это тебе, Янка, ибо знаю, что Мария твоим умом живет.
Янка грациозным жестом перебросила пушистую длинную косу с груди на спину, своим видом и взглядом прищуренных глаз давая понять отцу, что этого он мог ей не говорить.
…В конце октября Янка и Мария прибыли в Чернигов. Их приезд совпал с известием о сражении Ярополка со Всеславом, которое привез дружинник Потаня.
- Ярополк наткнулся на войско Всеслава под Голотическом, - рассказывал Потаня Святославу, кося глазами на двух очаровательных племянниц князя, находившихся тут же. - Жаркая была сеча, насилу одолели мы полочан. Отступили Всеславовы ратники в сосновый бор, а у нас уже и сил не было, чтобы преследовать их.
- Как вел себя в сече Ярослав? - спросил князь.
- За спинами дружинников не прятался, - ответил Потаня, - ни стрел, ни копий не страшился. Где рубился Ян Вышатич, там и он был.
- Вот пострел! - с довольной улыбкой промолвил Святослав.
- Хоть и победил Ярополк в сече Всеслава, но Полоцк взять не смог, - продолжил Потаня, - зело сильно укрепили полочане град свой. Камней и смолы наготовили немало, а стрелы аж тучами со стен сыпались.
- Где же князь Изяслав был в это время? - удивился Святослав. - Он-то что поделывает?
- Князь Изяслав с войском к Юугу подался. Там будто бы ятваги русские села жгут, а может, это поляки бесчинствуют, мне про это неведомо, - пожал плечами Потаня.
На лице Святослава одновременно отразились удивление и негодование: какое еще зло замыслил Болеслав? Мысли князя перекинулись на Оду: если начнется война с Болеславом, как она проедет из Германии на Русь через недружественные польские земли?
- Ступай, Потаня, - сказал Святослав.
Дружинник с поклоном удалился, напоследок бросив взгляд на два прелестных девичьих личика в уголке светлицы.
Янка и Мария были огорчены внезапным отъездом Оды в Саксонию. Однако радушие Святослава, его светлый терем, полный воспоминаний, дорогих девичьим сердцам, очень скоро утешили девушек.
- Стало быть, удержался на полоцком столе кудесник Всеслав, - задумчиво проговорил Святослав, подходя к окну, за мокрым стеклом которого порывистый ветер раскачивал ветви яблонь, срывая с них пожелтевшие листья. - Теперь не жди покоя!
- Это Господь пособил Всеволоду сесть в Полоцке, - вдруг сказала Янка, - ибо сказано: Всевышний владычествует над всеми царствами человеческими и дает их, кому хочет и какое хочет.
Святослав взглянул на племянницу. Он сразу догадался, кому она сочувствует. Гонимый Всеслав мил ее чувствительному сердцу.
«Дал бы мне Всевышний Киев, а уж я бы отблагодарил Его за это!» - подумал Святослав.
В лето 6580 (1072) собрались братья Ярославичи с лепшими
мужами своими и порешили для лучшего устроения земли
Русской присовокупить новый судебный устав к уже
существующей «Правде» Ярослава Мудрого.
Повесть временных лет
Обнаружив на берегу Буга польское войско, Изяслав постарался уладить дело миром. Он дал Болеславу отступное в виде пятисот гривен, и польский князь удалился со своей ратью восвояси, прихватив с собой и все награбленное в русских землях. Единственное, на чем настоял Изяслав: чтобы поляки вернули всех плененных русичей. Болеслав не стал упорствовать и выполнил требуемое.
Возвращаясь в Киев, Изяслав мнил себя победителем.
Однако многие бояре в окружении Изяслава были недовольны таким окончанием похода.
Особенно негодовал Тука.
- Виданное ли дело, чтобы русские князья платили полякам отступное! - во всеуслышание говорил он. - Срам-то какой на наши знамена! Стоило ли тогда так вооружаться и, блистая оружием, шагать к Бугу, чтоб без битвы разойтись с неприятелем. Не бывало такого ни при Ярославе Мудром, ни при Владимире Святом!
- Так ведь Болеслав был обижен Изяславом, - заступился за князя Коснячко, - они почти врагами расстались в Киеве два года тому назад. Теперь обида Болеславом забыта. Он опять нам друг.
- Друг, а хуже половца по землям нашим прошелся, - ворчал Чудин. - От такого друга лишь ножа в спину ожидать можно!
Отголоски этих разговоров доходили до Изяслава, но он не придавал им значения. Казна его не обеднела, а воевать сразу и с Болеславом, и со Всеславом Изяслав считал делом безнадежным.
На военном совете Изяслав объявил боярам, чтобы они готовились к рати со Всеславом.
- Вы доблесть свою доказать мне тщитесь, - молвил князь, - я дам вам возможность показать себя в битве. Всеслав враг упорный, и на уступки он не пойдет. Либо мы разобьем его, либо он нас!
Ярополк, вернувшийся в Киев после неудачной осады Полоцка, был рад тому, что война с полоцким князем возобновится. Осталась в Киеве и черниговская дружина. Тем самым Святослав подтвердил свое участие в войне со Всеславом.
Изяслав намеревался выступить на Полоцк, как только прекратятся дожди и слякоть на дорогах скует первыми заморозками. Столь теплого и дождливого ноября давно не бывало.
Но тут вмешалась Гертруда.
- То, что ты с Болеславом замирился, свет мой, говорит о твоей предусмотрительности, - молвила княгиня, лежа в постели с тяжкой хворью, пришедшему ее навестить Изяславу. - Однако, сделав один разумный поступок, сделай и другой - замирись со Всеславом.
Изяслав вскинул на супругу изумленные глаза. Гертруда продолжила слабым, но непреклонным голосом, не дав ему даже вставить слово:
- Братья твои в силу вошли и открыто тебе не подчиняются. Ты уступил Святославу Новгород и Ростов, а Всеволоду - Смоленск. Что у тебя осталось, свет мой? Вечно неспокойная Волынь да Туров с Вышгородом, не считая Киева. Хорошо, коль одолеешь ты Всеслава, а ежели не одолеешь…
Изяслав внимал жене, нахмурив брови. А та продолжала:
- Братья твои только возрадуются твоему поражению, Изяслав. Им ведь неведомо, что киевляне тобой недовольны, что монахи в печерской обители тебя не любят, что митрополит враждебен к тебе. Братья твои ждут не дождутся твоего падения, свет мой. И особенно Святослав. Этот пройдоха давно метит на киевский стол, а тебе и невдомек, что…
- Знаю я об этом, - перебил Гертруду Изяслав. - Случись что со мной, Святославу по закону киевский стол уготован.
- Вот именно, - заметила Гертруда. - О сыновьях своих подумай, Изяслав. При тебе они князья, а при Святославе изгоями станут.
- Я бы рад замириться со Всеславом, токмо вряд ли пойдет колдун со мной на мировую, - со вздохом промолвил Изяслав. - Он, небось, простить не может прошлого моего коварства.
- А ты Всеславу не токмо мир предлагай, но и союз против Всеволода и Святослава, - сказала Гертруда, горящими глазами глядя на мужа. - Обещай уступить Всеславу Псков и Новгород в случае победы над братьями твоими.
Изяслав даже вздрогнул от услышанного:
- Да в уме ли ты, Гертруда?! Такое мне молвишь!
- Я-то в уме, - ответила княгиня. - Гляди, Изяслав, спохватишься, да поздно будет! Братья твои при случае колебаться не станут.
Изяслав почесал голову.
- Бояре мои уже на войну с полочанами изготовились…- неуверенно проговорил он.
- Не иди на поводу у бояр своих, - резко вымолвила Гертруда и жестом попросила мужа подать ей лекарство, стоящее на столе в глиняной кружке.
Изяслав глядел на пышущее лихорадочным румянцем лицо супруги, обрамленное спутанными каштановыми волосами, на ее сочные пунцовые уста, к которым она поднесла кружку с целебным питьем, и невольно поймал себя на мысли, что болезнь придает Гертруде особое очарование.
