это ясно. Он не мог толком объяснить странное состояние, в которое погрузился в отцовском доме. Видел, что Фетида умерла, а потом… Перикл тряхнул головой. Да, он ходил в этот самый порт, но почти ничего не помнил из происходившего после.
Костры отрастили хвосты, пламя тянулось вверх и сливалось с ветром, как души. Они дышали, понял Перикл. Огонь был текучим, как жидкость. Пока нет углей и пепла, он оставался живым. Это давало надежду.
Аспазия прикоснулась к его руке и что-то тихо сказала. Подвела к нему взятых детей, и те, как могли, выразили ему сочувствие. Перикл кивнул им, и Аспазия увела мальчиков в город. Маленький Перикл хлюпал носом и потирал живот. Видеть, как он сморит на пареньков вроде Алкивиада, чтобы брать с них пример, – для Перикла это был удар по сердцу, неожиданно острый.
Один за другим люди подходили к нему, прощались и направлялись обратно в город, дома там были заколочены и жизнь подешевела. Перикл окинул взглядом стоявшие на якорях корабли. Он мог уехать, конечно. Просто взойти на борт, показать свою печать стратега, и любой капитан отвез бы его, куда он пожелает. Перикл покачал головой, глядя на ревущее пламя. Это его город. Раньше он был нужен своим сыновьям. Теперь в нем нуждались Афины. Он их не подведет.
– Я думал, все храмы закрыты, – сказал Миронид, стоя рядом с Периклом. – Десяток просителей жаловались мне, что им не найти не то что трех жрецов, но хотя бы одного, чтобы помолился об умерших.
Перикл ощутил, как его тянут обратно в мир, будто якорь из зеленых глубин. Он медленно моргнул и посмотрел на старика:
– Думаю, это Фидий попросил их.
Миронид вгляделся в него, оценивая, на что он сейчас способен:
– Полагаю, нынче ты ближайший человек к Парфенону, тебя там считают покровителем. Я поднимался на леса, чтобы осмотреть фриз. Великолепная работа. Она сохранится навечно.
– Может быть, – отозвался Перикл.
Он не хотел говорить о таких вещах, пока горели тела его сыновей. Мирониду нужно услышать от кого-нибудь, что ему делать, это ясно, но в тот день Перикл чувствовал себя совершенно опустошенным. Взглянув на костры, он увидел очертания ребер. Заметил, что жрец Аида не ушел, а готов и дальше заботиться о покойниках. Его помощники принесли длинные железные палки и стали ворошить ими останки, чтобы их поглотило пламя. Перикл сглотнул. У некоторых помощников жреца на поясах висели молотки. Зачем ему знать, для чего они. Его сыновья уже не испытывают боли. Но он все равно не хотел смотреть, как разбивают на мелкие куски их кости.
Перикл повернулся к Мирониду. Внезапно у него в кишечнике возник болезненный спазм. Перикл со стоном потер живот большим пальцем.
– Сочувствую. Меня тоже прихватило, но я выжил, – мягко проговорил Миронид. – Месяц назад. Нелегкое было время, но вот я здесь. Знаю… – Стратег взглянул на костры, как будто вдруг увидел их новыми глазами. – Будет тяжело, но ты не теряй надежды. Если эта зараза не смогла убить старика Миронида… – Он не договорил.
Перикл едва не рассмеялся от этой неловкой попытки обнадежить его:
– Ты не в первый раз сталкиваешься с чумой, Миронид. Я тоже. Мор обычно начинается летом, терзает людей, а потом исчезает. Признаюсь, такого, как этот, я еще не видел. Эти напасти такие… переменчивые, если так можно выразиться. В один год все старики и старухи за месяц сходят в могилу, в другой какая-нибудь сыпная лихорадка за ночь выкашивает детей. Мы терпим это. Выжившие снова набираются сил. Так устроен мир, хотя временами… выносить это нелегко.
– Эта напасть хуже любой лихорадки, какую я видел, – сказал Миронид. – Она должна бы уже изничтожить сама себя, но я получаю донесения о новых смертях тысячами. Мы потеряли уже каждого третьего, Перикл. Оставшиеся в живых… больше всего они злятся. И хотят ответить ударом на удар.
Перикл сжал переносицу большим и указательным пальцами, потер кожу. Конечно, он понимал, почему Миронид не ушел.
– Если ты поведешь армию в бой, спартанцы разобьют ее.
– Не думаю, что ты понимаешь, сколько злобы накопилось в городе.
Перикл открыл налитые кровью глаза:
– Ты считаешь, она заменит хорошую подготовку и воинские навыки? Сколько обученных людей мы потеряли за последние месяцы? Пару тысяч? Больше? Если ты выйдешь из города, у половины солдат содержимое кишок на ходу будет течь по ногам. Они не продержатся и часа. Спартанцев эта проклятая напасть не затронула, верно? Они сидят на открытом месте, ветер уносит прочь дурной воздух, а у нас трупы гниют на каждом углу. И ты поведешь армию сражаться с врагом? Нет, Миронид! Вот мой ответ.
– Вот этого мы больше не вынесем. – Миронид махнул рукой в сторону погребальных костров. – Неужели ты не понимаешь?
И Перикл, обуянный гневом, едва не ударил его за то, он использовал его сыновей в качестве примера, но сдержался.
– Поступают донесения о том, что через перешеек доставляют припасы, – продолжил Миронид. – Наши разведчики говорят, их хватит, чтобы спартанцы продержались здесь всю зиму. А нам, когда сменится сезон и начнутся шторма, придется вернуть домой флот. Ты считаешь, мы протянем до весны, запертые здесь? Или вынесем следующий год, если они уйдут и вернутся?
– Стены обеспечат нам безопасность! – рявкнул Перикл. – Они и флот. Только это работает против Спарты, Миронид. Мы можем свободно жить и торговать, имея эти стены и порт. В холодные месяцы болезнь отступит, так бывает всегда. Весной…
– Весной мы по-прежнему будем заперты здесь, людей останется совсем мало, а дерьма и крови на улицах будет предостаточно и какой-нибудь новый мор покончит с нами!
Глаза у Миронида горели, как у безумца, Перикл видел это. Вдруг он вспомнил, что Миронид потерял жену во время мора. Он как будто снова окунулся в море, размышляя, послали ли храмы жрецов позаботиться о ее погребальном костре.
– Твоя жена… Мне было грустно слышать… – попытался Перикл выразить сочувствие.
Миронид покачал головой:
– Дело не во мне. А в выживании этого города. Если мы так и будем сидеть за твоими бесценными стенами, нас уничтожат. Мир назовет нас трусами. Нет, если мне суждено умереть, я предпочел бы покинуть эту землю с копьем и щитом, сражаясь против благородного врага, а не в одиночестве и забвении, когда некому даже прочесть над моим телом молитвы.
Вероятно, он намекал на свою жену, Перикл не знал. Это могло относиться и к Паралу с Ксантиппом. Перикл закрыл глаза и разомкнул веки, только когда смог снова дышать, а сделав это, прочел на лице
