– И что сделал Бородин? – осторожно спросила она.
– Это изумительный человек! – воскликнул Джон. – Он сказал Чан Кайши, что те люди действительно зарвались, и пообещал, что Москва пришлет новых советников, более профессиональных.
Пратт еще долго говорил о подкупающей внешности Бородина, о его неизлечимой малярии, которую тот переносит с невиданной стойкостью, о его большом опыте и политической мудрости…
«Ничего не поменялось, – думала Эдна. – Белые люди свято верят в то, что приведут Китай в Царствие Божье. Миссионеры, капиталисты, коммунисты – никакой разницы нет. Они приезжают в страну, объявляют себя вождями и воюют не столько за просвещение китайцев, сколько за то, чтобы другие просветители не покусились на их место».
Пароход поднялся по Жемчужной реке до Кантона. Зелень, бесчисленные острова, жара – задохнуться можно.
– Белому человеку в Кантоне лучше носить на рукаве повязку, – сказал мистер Пратт, возбужденно обмахиваясь веером. – Если ты русский – то с красной звездой, если немец – то с китайской надписью «Я немец». Немцев тут любят – они пострадали от Великих Держав.
– А если ничего не надевать? – спросила Эдна.
Джон покачал головой:
– Будут гнать по улице и орать: «Белый дьявол!» Наши соотечественники успели тут набедокурить, так что лучше не говорить, откуда мы родом.
Со звездной повязкой, с чемоданом в ногах, Эдна катила на рикше по узким улицам.
– Правда, здесь сам воздух другой? – кричала из соседней коляски Маргарет.
Солнце село, и город был залит электрическим светом. В горячем мареве колыхались изображения доктора Сунь Ятсена и Ленина. Маршировали солдаты – маленькие, темнокожие, в коротких штанах. На головах фуражки, за спиной – широкополые соломенные шляпы.
Отель «Виктория» на острове Шамиан, где раньше была иностранная концессия. Башня со шпилем, вестибюль с сияющими полами, услужливые портье. Будто и не было никакой революции.
«Зазеркалье», – подумала Эдна, спускаясь в ресторан.
Влади крутился на стуле – он в жизни не видел таких резных потолков, таких портьер и мебели. Маргарет подавленно моргала.
– А здесь не слишком дорого? – спросила она мужа.
Джон рассмеялся:
– В Кантоне все дешево, особенно сейчас, когда многие иностранцы уехали. Хозяева из кожи вон лезут, чтобы привлечь гостей.
Во время ужина он говорил о том, что вскоре каждый рабочий сможет есть и пить в таком ресторане.
– У вас нет связей в штабе Чан Кайши? – спросила Эдна, когда они отправились наверх спать.
Джон задумался.
– Я могу познакомить вас с нашими авиаторами. Поговорите с ними, многие из них лично знают генерала. Он в них души не чает: все-таки авиация – это будущее войны.
– Когда начнется Северный поход? – спросила Эдна.
– Скоро. Сейчас Народная революционная армия проедает пять шестых бюджета провинции. Так долго продолжаться не будет.
Моторная лодка быстро неслась по волнам. Вдоль берега – рисовые поля, банановые деревья и плакучие ивы. На горизонте – утопающие в зелени холмы, а дальше – горы.
Джон Пратт снял очки – брызги то и дело попадали ему на стекла; без них его лицо казалось осиротевшим.
Лодка ткнулась носом в берег. Сопровождающий – высокий молчаливый китаец в военной форме – помог Эдне выбраться на берег.
– Сюда, пожалуйста, – произнес он по-английски.
Плацы, казармы – все чисто и ухоженно. Курсанты с деревянными ружьями – совсем юные, руки – как прутики.
– Почти дети! – шепнула Эдна Джону.
Он улыбнулся:
– А кого вы думали увидеть?
– Не знаю… Крестьян, батраков…
– У крестьянина семья, голодные рты – ему нельзя на войну. Да он и не верит ни во что. А молодежь – это совсем другая публика. Раньше солдаты воевали за интересы князей и помещиков, а сейчас у них появился шанс воевать за свою свободу – за право принимать решения, за право быть равным с другим человеческим существом… со мной, с вами…
– Вы действительно считаете, что неграмотный крестьянский парнишка – вам ровня? – удивилась Эдна. – Разве его можно поставить на ваше место?
– А сам-то я откуда? – рассмеялся Пратт. – Точно таким же крестьянским мальчиком и был: батрачил, на заводе работал. Коммунисты дали мне шанс, и я хочу, чтобы этот шанс появился у каждого.
На утоптанной площадке стояли аэропланы, вокруг суетились рабочие в комбинезонах.
– Я вас сейчас познакомлю с лучшими в мире людьми, – сказал Джон. – Один – безногий канадец, ветеран войны, гениальный химик и механик. Второй – Даниэль Бернар, на нем держится весь аэродром, все поставки запчастей и оружия. Он абсолютно влюблен в авиацию, сам тоже летает. Третий…
– Как вы сказали? Даниэль Бернар? – ахнула Эдна.
– Да, он немец, раньше жил в Шанхае, даже занимался бизнесом, но потом присоединился к революции. Золотая душа у человека!
В небе затарахтело, тень на секунду закрыла солнце, и небольшой аэроплан зашел на посадку. Откуда-то выскочил огромный бассет, залаял, припадая на толстые передние лапы.
Эдна смотрела на аэроплан. Сердце ее билось. Она уже знала, кто будет в кабине.
– Пойдемте! – потянул ее за руку Джон.
Эдна отмахнулась от него.
Летный шлем, очки, парусиновая куртка… Даниэль – ее Даниэль! – спрыгнул на землю. К нему подбежали люди, он повернулся, и Эдна поняла, что он узнал ее.
Авиаторы встретили ее как родную.
– Пойдемте с нами чай пить! – приставал к Эдне кудрявый Пьер, бельгиец. – Иначе мы вас не отпустим!
И Эдна и Даниэль сделали вид, что они незнакомы.
Под «чаем» подразумевался целый обед, сервированный под навесом из пальмовых листьев. Маленькие слуги приносили одну плошку за другой – с рисом, с разжаренной тушенкой, с овощами.
Из уважения к даме все перешли на английский язык.
– Питаемся скромно, но здорóво, – сказал болгарин Константин. – Хотя от мороженого я бы не отказался. Мы тут скоро совсем одичаем.
Пьер перебил его:
– Мисс Эдна, вы ведь журналистка, да? Что творится на «материке»?
Она рассказывала, стараясь не встречаться глазами с Даниэлем. Он сильно похудел, загорел, коротко постригся. Комбинезон его был в масле, на рукаве – аккуратная штопка. И все равно в нем проглядывался безукоризненный джентльмен – то, перед чем Эдна никогда не могла устоять.
За все время он не проронил ни слова; Эдне мучительно хотелось упрекнуть его, растормошить, но она продолжала болтать с авиаторами.
Они не скрывали, что скоро начнется наступление.
– Карт нет, план перелета не разработан, единственный ориентир – железная дорога, а дальше лети как знаешь, – весело говорил чернобровый Сергей, из русских.
– И вам не страшно? – удивилась Эдна.
Сергей хлопнул по плечу соседа, блондина с выгоревшими на солнце волосами:
– Ничего, у нас есть Тальберг! Он рисует, как Леонардо да Винчи! Прямо в воздухе умудряется начертить схемы. По ним и будем летать.
Это были сумасшедшие люди. Все фронтовики, все молодые. Даниэль и сидевший рядом с ним механик Лемуан – тот самый, безногий, – были самыми старшими.
– Что я не видел дома? – усмехался Пьер. – Кому я там нужен? А здесь все кипит. Летишь по воздуху, смотришь вниз – и понимаешь, что вот отсюда, от реки с островами, расходятся лучи новой жизни.
Они делали то, что считали нужным, и ничего не боялись. Они не ждали, что их мечты осуществит кто-то другой. А что до риска – да черт с ним!
Метеоданных нет и не будет, погода меняется каждые тридцать минут – ничего, выдюжим. Вместо аэродромов – поля. Боезапас, горючее и запчасти перетаскивают по земле кули. «Зазеркалье, – вновь подумала Эдна. – Средневековье пополам с двадцатым столетием».
Может быть, в этом и было дело? Они собрались здесь, чтобы поиграть в средневековых рыцарей и робин-гудов? Где еще они найдут доступных королей, готовых озолотить победителей, и чернь, которую можно защитить от злого шерифа?
Сейчас они наперебой ухаживали за «прекрасной дамой» – это тоже вписывалось в сюжет пьесы.
«А ведь ни с одним из них нельзя быть счастливой, – с горечью подумала Эдна. – В их постановке есть только один главный герой, а роль женщины сводится к крикам „Спасите!“ и благодарному поцелую в финале».
После обеда она все-таки подошла к Даниэлю.
– Товарищ Бернар, я могу взять у вас интервью?
Он переменился в лице:
– Разумеется. Пойдемте в ангар.
Здесь было жарко и душно, столб света падал из открытой двери на крыло нового аэроплана.
Даниэль указал Эдне на перевернутый ящик:
– Садись.
Но она осталась стоять:
– Даниэль, мне нужен развод.
– Да, конечно.
Он был спокоен и тих, и уже за это Эдна готова была убить его. В ангар вошел Муха. Посмотрел исподлобья и сел у ног хозяина – как часовой.
– Даниэль, мне сказали, что ты поставляешь кантонцам оружие, – дрогнувшим голосом проговорила Эдна. – Ты не боишься, что их армия уничтожит все, что нам дорого?
