Иоанн поднял в себе гнев супротив немощи своей. Волею переборол отголоски страшных видений и адского пламени, что пожирал его разум. Улыбкой озарился измученный царский лик. Он видел, как унимается его тревога, как сила, превеликая сила одолевает всякий его недуг. Иоанн сжал кулаки, откидываясь в кресле своём. Он поднял лик к сводчатому потолку да прикрыл глаза, вкушая блаженное чувство долгожданного покоя.
В тот миг раздался бас из-за двери.
– Боярин Басманов челом бьёт, – доложил рында.
Иоанн усмехнулся, проводя рукой по лицу.
«Что же нынче?..»
– Пущай же войдёт, – молвил владыка.
Дверь отворилась, и в покои зашёл Фёдор. На нём была льняная рубаха, через руку Басманов перекинул чёрный кафтан. Глаза юноши были подёрнуты влагой. В них отражалось неровное дрожание растаявшей от собственного жара свечи. Взгляд был преисполнен того спокойствия, которое благодатно снисходит после тяжкого труда али веселия. Юноша отдал низкий поклон, и его вороные волосы соскользнули вперёд и уж струились по плечам. Выпрямившись, Басманов плавным жестом поднял руку с запечатанным конвертом.
– Тебе послание, светлый государь, – молвил юноша, едва подав руку вперёд.
Иоанн поднял руку, безмолвно повелевая Басманову отдать ту грамоту, но Фёдор отчего-то не спешил. Напротив, юноша отшагнул несколько в сторону, сглотнул, пристально вглядываясь в царские очи.
– Часто ли просят тебя о милости, царе? – молвил юноша, едва склонив голову набок.
Иоанн нахмурился, не сводя взгляда с конверта. Не мог он нынче разглядеть печати и уж ведать, от кого Фёдор принёс послание, но сердце чуяло неладное. Заместо того, чтобы вручить своему владыке письмо, Басманов положил его на стол, опустив взгляд на свечу, на длинный язык пламени, что подёргивался от малейшего шевеления в царских покоях. Вместе с тем вздрагивали и тени, и будто сам воздух в опочивальне был неспокоен.
– Оно от Курбского, – произнёс Фёдор, подняв взгляд на царя.
С губ Иоанна сорвался тяжёлый вздох. Он прикрыл глаза и запрокинул голову назад, а руки невольно вцепились в подлокотники резного кресла. Меж тем Фёдор медленно приблизился к царю и опустился подле него на колено, кафтан же свой положил на пол, подле ножек кресла владыки. Иоанн обратил свой взор, что сделался много жёстче, на Басманова. Юноша смотрел на царя, преисполнившись почтенным страхом пред владыкой, но вместе с тем в светлых глазах юноши таился трепет. Фёдор положил свои руки поверх руки Иоанна.
Царь перевёл взгляд на стол, где лежало письмо в окружении дрожащих теней. Сердце его вновь наполнилось тяжёлым свинцом и будто бы билось через силу. Со всею памятью об Андрее к Иоанну пришло понимание всех тревожных знамений, что преследовали его.
– Нынче, – произнёс Фёдор полушёпотом, – молю вас, светлый мой владыка, не открывать письма до утра.
Иоанн не молвил ни слова в ответ. С его уст сорвался лишь тяжёлый вздох, точно царь изнемогал от удушья. Вновь царь исподлобья поглядел на стол, хмуро сведя брови.
– Неужто то не терпит до утра? – усмехнулся Басманов да пожал плечами.
Едва ли то нельзя было назвать ударом. Владыка пристально вгляделся в небесно-голубые глаза, которые были распахнуты в трепетной тревоге. Чёрные брови юноша едва свёл, не смея шевельнуться.
– Что же ты нынче возомнил, Басманов? – сквозь зубы произнёс царь. – Уж указывать мне станешь?
– Помилуй, царе! – бросил Фёдор.
В голосе его слышалось сбитое в волнении дыхание. Он сглотнул, не отводя взгляда от владыки. Юноша совладал с пристальным взором Иоанна, к которому подступало яростное безумие. Оттого Басманов сделался жёстче и во взгляде, и в голосе.
– На коленях пришёл молить тебя, государь! – произнёс Фёдор.
Иоанн резко отстранил от себя юношу, и тот упал на каменный пол, устланный ковром.
– Знай, где место твоё, Басманов, – повелел царь.
Фёдор хмуро усмехнулся, поднимаясь на ноги.
– Неужто гоните меня, великий государь? – спросил опричник.
Иоанн не дал ответа, лишь подпёр рукою голову и глядел на юношу пустым взглядом. Казалось, царя уж покинул дух человеческий, и его взор не отражал ни малейшего шевеления души.
Фёдор вновь усмехнулся. Он замотал головой да с горькой улыбкой поглядел себе под ноги. Подняв взгляд, он не нашёл во взоре государя ни малейшего отблеска жизни. Басманов бы охотно поверил, ежели в ту секунду кто сказал ему, мол, пред тобою вовсе не человек из плоти и крови, но лишь его изваяние. С тяжёлым вздохом юноша отдал низкий поклон, заодно подобрав свой кафтан с пола. Затем обернулся к столу, схватил злосчастное послание, которое уже, не будучи прочитанным, ввергло Иоанна в прескверное расположение.
– Ежели на то воля твоя… – тихо молвил Фёдор, подавая конверт Иоанну.
Царь следил за юношей взглядом, едва приподнял голову, как опричник приблизился к нему. Басманов простоял, всё ожидая, как Иоанн примет письмо.
– И впрямь, будто до утра не ждёт бес этот проклятый… – процедил сквозь зубы Иоанн. – Прочь, остави мя.
– Видать, прав был мой батюшка насчёт ублюдка этого подлого, – молвил Басманов, да будто бы обращался сам к себе, нежели ко владыке.
И всяко же слова те возымели должное действо. Сим глубоким вечером до самой нощи всё складывал Фёдор всякое о подлостях Курбского да приплетал к тому и небылицы, подхваченные то тут, то там у непутёвых скоморохов. И каждый раз Курбский представал всё в более гнусном свете. Легко владыка верил, будто бы Басманов попросту пересказывает сказы да прибаутки, кои бродили по двору ещё до того, как сам Фёдор Алексеич не то что ко двору пришёл, а попросту на свет явился. Да не прекращал владыка того вздору, до того это было складным да занятным сказом.
– Дурак ты, Федя, – с улыбкой протянул Иоанн.
– Так оттого-то дураком и сделался, – пожав плечами, ответил Басманов, – как слух прознал, будто бы владыке нашему премудрому да делами удручённому по сердцу забавы черни простодушной.
– Ты гляди на этого боярина! Ишь, чернью рядится, – смеясь, молвил владыка, мотая головой.
– Ты гляди на этого царя! Ишь, бессребреником рядится, – подражая царю своему, произнёс опричник.
На мгновение государев взор переменился, охладел и сделался едва ль живым. Только-только опричник было раскаялся в дерзости своей, как уста владыки дрогнули слабой усмешкой.
* * *
Иоанн восседал на троне, покуда писец, прибившийся подле трона, складывал ответ со слов владыки. В коридоре раздался тяжёлый шаг, и царь тотчас же смолк, ибо уж выучил поступь каждого опричника. Более того, могучий тяжёлый шаг Алексея Басманова вовсе не мудрено было запомнить, тем паче что Басманов служил при Иоанне уж не один десяток лет.
Безо всякого докладу Алексей явился в палату да отдал низкий поклон. Иоанн преумело скрыл свой живейший интерес, с
