Давай пойдём со мной.
Хусейн недовольно вскинул брови, словно ему было трудно поверить, что его друг нарушил его безмятежность. Однако Аббас, вышедший из себя из-за тревоги, потянул его за руку, пока не поднял на ноги, и сказал:
— Ты мне срочно нужен.
Юноша недовольно вздохнул и заплатил по счёту, покинув бар в сопровождении друга. Аббас был полон решимости вырвать его из бара, прежде чем тот опьянеет и он не сможет получить у него совет. Когда они оказались на улице Муски, он сказал Хусейну, словно облегчив душу:
— Я нашёл Хамиду, Хусейн…
В маленьких глазках его друга засветился интерес:
— Где?
— Помнишь ту женщину в такси, за которой я вчера бежал, и о которой ты спросил меня сегодня, но не получил от меня прямого ответа?
Его друг изумлённо-насмешливым тоном воскликнул:
— Ты что, пьян?!… Что ты сказал?
Полным возбуждения голосом Аббас сказал:
— Поверь мне, эта женщина — Хамида, плотью и кровью. Я узнал её с первого взгляда. Я преследовал её экипаж, как ты видел, пока не настиг и не поговорил с ней.
Хусейн, не веря ему, переспросил:
— Ты хочешь, чтобы я отказался верить своим глазам?
Аль-Хулв горестно вздохнул, и принялся рассказывать ему о своей беседе с Хамидой, не скрывая ничего. Хусейн же слушал его с предельным вниманием, пока тот не завершил свою историю словами:
— Это то, о чём я хотел тебе поведать. Хамида упала в пропасть, для неё нет больше надежды, однако я не оставлю просто так этого грязного преступника без наказания.
Хусейн надолго задержал на нём свой пристальный взгляд. Он растерялся, пытаясь объяснить себе всё это. По своей натуре он был безрассудным юношей, мало чему придававшим значение. Он пришёл в себя быстрее, чем считал его друг, и пренебрежительно сказал:
— Хамида и есть главная преступница. Разве она не сбежала с ним?… Разве не отдалась ему?…За что же нам его упрекать?… Он понравился ей, и соблазнил её. Нашёл её лёгкой добычей и получил от неё желаемое. Эксплуатировал её и пустил по кабакам. Клянусь жизнью, какой же он искусный малый! Как бы и мне хотелось сделать так же, чтобы преодолеть тот финансовый кризис, что постиг меня. Хамида — и есть преступница, друг мой.
Аббас хорошо понимал друга. У него не было ни малейшего сомнения, что он не постеснялся бы совершить все те же деяния, что совершил его соперник, и поэтому воздерживался от упрёков в его адрес, будь то его мораль или поведение. Он стремился оказать воздействие на его гордость другим путём. Он сказал:
— Разве ты не считаешь, что этот человек покусился на нашу честь, что требует преподать ему урок?
От его друга не укрылось слово «Наша честь», он понял, что тот имеет в виду братские узы, что связывают его с Хамидой. Он вспомнил, как его собственная сестра была брошена в тюрьму из-за подобного скандала. Возбуждённый от гнева, он заревел:
— Это меня не касается! Пусть эта Хамида идёт ко всем чертям
Однако он не был до конца искренним в своих словах: если бы ему на пути попался в тот момент этот сутенёр, он бы набросился на него словно тигр и вонзил в него когти. Аббас не учуял подвоха в его словах и поверил его. С некоторым упрёком он сказал:
— Разве тебя не злит, что этот человек покушается на честь девушки из нашего переулка и так отвратительно поступает с ней? Согласен с тобой — Хамида и правда преступница, а поступок этого человека сам по себе правилен, но разве по отношению к нам это не оскорбление, требующее отмщения?!
Хусейн резко воскликнул:
— Ты дурак! Твой гнев вызван не поруганной честью, как воображаешь, а огнём ревности в котором горит твоё слабое сердце. И если бы Хамида согласилась вернуться к тебе ты бы витал в небесах от радости. Как ты мог её приветствовать, простофиля? Ты спорил с ней и умолял её?! Браво!… Браво!..Ты стал достойным мужчиной!… Почему ты не убил её? Если бы я был на твоём месте, и судьба кинула мне в руки женщину, что предала меня, я бы задушил её без колебаний. Затем я зарезал бы её любовника. И скрылся из виду… Вот что надо было сделать, простофиля.
Его лицо, и без того почти чёрное, как у чёрта, ещё больше потемнело. Он продолжал реветь:
— Я говорю это не для того, чтобы сбежать. На самом деле этот человек должен заплатить за насилие, и он дорого заплатит. Мы пойдём с тобой вместе в условленное место и изобьём его, а потом будем подстерегать всюду, где он может скрыться, и снова изобьём, даже если потребуется, сколотим банду из сообщников. И мы не остановимся, пока он не заплатит достаточно, и таким образом отомстим, а заодно и получим прибыль…
Аббасу понравилось такое неожиданное предложение. Он с воодушевлением сказал:
— Да. Вот это идея!… Ты и впрямь знаток..!
Похвала пришлась по Хусейну по душе. Он задумался над осуществлением своего плана, подталкиваемый гневом за поруганную честь, врождённым стремлением к агрессии и алчностью. Затем пробормотал тоном предвестника: «Воскресенье не за горами!». Они как раз добрались до площади Королевы Фариды, и тут Хусейн остановился и предложил:
— Давай лучше вернёмся в бар Виты…
Но его друг крепко вцепился в его плечо и сказал:
— Не лучше ли нам будет пойти в тот бар, где мы в воскресенье встретим его, чтобы ты знал дорогу туда?
Хусейн немного колебался, затем пошёл с Аббасом, как тот и хотел. Они ускорили шаг. Солнце уже клонилось к закату, и от его света осталась лишь лёгкая тень. Небо было спокойным как во сне — так было всегда, когда становились видны предвестники мрака — тени. На улице зажглись фонари, своим ходом продолжалось уличное движение, безразличное к смене дня и ночи. С поверхности земли шёл беспрерывный гул: грохот трамваев, свист моторов машин, призывы продавцов, гудение дудок на фоне людского шума. Выглядело всё это так, словно на выходе из Мидака и вхождении на эту улицу
