– Я должен ее найти! Дом Барони разграбили. Там пусто. Марко исчез. Он мертв?
– Мы бы услышали, – сказал Спиккьо и злобно сплюнул через плечо. – Он был в числе тех ублюдков в соборе. Среди убийц бедного Франческо Нори.
– Кого? – смущенно переспросил я.
– Нори. Глава банка Медичи здесь, во Флоренции.
– А Джулиано? – Я припомнил юношу – на самом деле еще мальчика, – которого видел в палаццо Медичи.
– Мертв. Зарезан. Этим… – У него явно не было слов. Он закряхтел и покачал головой. – Пацци. Лоренцо ранили в шею, но с ним все хорошо. Он во дворце. Мы все видели его на балконе. Господи, это было безумие! Звонили в Vacca. – (Vacca, или Корова, – так назывался огромный набатный колокол на башне Синьории.) – Эти душегубы Пацци разъезжали вокруг, крича «Popolo e Libertà»… Франческо Пацци, ублюдок, уехал домой, в постельку. Убил красавца Джулиано и завалился спать. Когда его вывесили из окна…
– Он улыбался, сволочь, – сказал еще кто-то.
– Но Марко… – опять попытался я.
– Он тоже поехал домой, Бог знает почему. Тупые, как свиное дерьмо, эти ублюдки. Наверное, думал, что все закончилось и завтра он станет гонфалоньером. Потом-то он спохватился – уже убегал из задней двери, когда его заметила толпа. Его тоже схватили, но ненадолго.
– Выколотили из него кишки, – подхватил старик по имени Бенчи. Ему было по меньшей мере восемьдесят, но он махал костлявыми кулаками, как заправский боец. – Проткнули!
– Но он выхватил чей-то меч, убил двух добрых парней и сбежал. Все равно ему не уйти. Он уже мертвец.
– Люди выкопали Бартоло, – рассказал я. – Я сам видел. Наверное, повесили его труп в Синьории.
– Слишком поздно, – буркнул папа. – Он умер в своей постели.
– Послушайте, друзья! – крикнул я. – Где Тессина?
– Никто ее не видел, – ответил Спиккьо. – Было венчание. Марко отвез ее в Санта-Кроче, там принесли обеты, но после этого ничего.
– Боже… Она… Она мертва?
– Он мог ее убить, – сказал кто-то.
Одни голоса согласились, но несогласие звучало громче.
– Нет, она уехала! – хором прокричали они. – У старого Диаманте остался тот замок в Греве. Может, туда.
– Нет-нет, мы бы услышали, он бы гнался за ней по пятам, грязное животное…
– Во Флоренции не найдется двери, которая не открылась бы для нее, – добавил Спиккьо. – Все знают, что этот недомерок силком приволок ее к алтарю.
Я заметил, что отец пытается поймать мой взгляд. Он выскользнул из толпы, и я протолкался сквозь толпу мясников, спорящих, похоже, вообще обо всем, что случалось во Флоренции. Папа ждал меня в галерее, которую гильдия уже много лет собиралась снести.
– Что ты собираешься делать со своими деньгами? – спросил он, похлопав по мешочку у меня на поясе. – Воры тоже будут кричать «Palle!», знаешь ли.
Я вернулся. Домой, в практичную Флоренцию, город банков.
– Могу я оставить их здесь? В хранилище?
Отец кивнул, и я вручил ему мешочек, увидев с некоторой гордостью, как взлетели его брови, когда он ощутил вес.
– Ты снова собираешься уезжать? – внезапно спросил он, и я помотал головой. – Я имею в виду, когда найдешь жену Марко.
– Это Тессина, папа. Тессина Альбицци. Она никогда не была ничьей женой.
– Ну знаешь, Нино…
– Это правда. Я это знаю, папа.
– Все равно. Она жена предателя.
– Только на бумаге. И ненадолго, если я не ошибаюсь. Не успеет прийти ночь, как Марко будет болтаться на площади, если еще не висит. Вот почему мне нужно найти Тессину.
– А потом что? Нино, что ты будешь делать дальше? Я просто боюсь, что ты этого не знаешь. Всегда будет что-нибудь еще, пока ты не умрешь. Всегда приходят последствия. Возможно, не к тебе, но приходят.
– Прости, папа. Я старался поступать правильно, всегда, но иногда я не очень хорошо понимаю, что правильно.
– Поступать правильно – это одно. Верить, что ты прав, – совсем другое.
Во дворик только что вбежал гонец, и от вестей, которые он принес, мясники заревели и захлопали.
– Тессина в монастыре Санта-Бибиана, – сообщил он. – Она ушла туда в тот же день, когда обвенчалась с сыном Бартоло.
– Тогда я потерял ее. – Я обмяк, прислонившись к колонне.
Папа коснулся моей руки.
– Это было полгода назад, – мягко сказал он. – Она еще не стала монахиней. Еще не приняла обетов. Возможно, примет. Возможно… Я не священник, Нино, я мясник. Я все знаю о бычьих сердцах, а не о человеческих. Также я не знаю, что замыслил Господь. – Вдруг он просиял. – Но ведь это не остановило твоего дядю Филиппо, правда?
– Нет! Нет, не остановило.
– А ты всегда тянулся за Филиппо. Что радовало твою мать, упокой Господи ее душу. Так что…
– Что?
Он мягко сжал мое плечо:
– Я скучаю по твоей матери. Если бы она была жива, то ты знаешь, что бы она сказала. А я бы с ней не согласился. Но она ушла, а мертвые… С ними не поспоришь.
– Спасибо, папа.
– Я буду дома.
– Встретимся там.
Я поцеловал его в щеку и пошел искать свою лошадь.
48Виа деи Кальцайуоли запрудили плотные сердитые толпы, так что я направился обратно за реку. Я ехал так быстро, как только народ мне позволял, сосредоточив взгляд и ум в одной точке. Улицы выглядели едва ли более реальными, чем линии на карте. Я проехал переулок, ведущий к садовой стене, на которую я так радостно забирался столько лет назад, повернул за угол – и вот монастырь Санта-Бибиана.
Я заколебался… Но зачем колебаться? Чем были прошлые годы, как не грубыми, жесткими руками, подталкивающими меня к этому самому моменту? Мой кулак глухо ударил в изъеденный червями дуб двери. Я стучал снова и снова, не совсем веря, что там, за этой дверью, кто-то есть. Но наконец послышался скрежет ржавого железа, ручка дернулась и повернулась, и дверь распахнулась внутрь, открыв маленькую монахиню. У нее были белые и сморщенные щечки, как два яйца пашот, и она стояла в маленькой прихожей, украшенной только распятием. Мы оба молча таращились друг на друга, оцепенело и испуганно.
– Сестра, – сказал я, – я пришел за… то есть я пришел к донне Тессине Альбицци. Или Барони, как она могла назваться.
– К кому? – Голос сестры был полон испуга.
– Тессина Барони. Вдова Бартоло Барони. Она здесь послушница.
– Нет! – Монахиня на шаг отступила в тени.
Не раздумывая, я перешагнул порог вслед за ней. Она издала жалкий вопль и вскинула руки:
– Нет! Вы не можете сюда войти! Это дом Господа! Уходите прочь! – Она топнула ногой с внезапным вызовом, но, к своему ужасу, я увидел, что она плачет.
– Нет, нет, сестра! – Я вспомнил о красно-желтом шарфе на руке и мече, болтающемся у ноги. – Я пришел не из-за… ради «Palle!» или чего-то такого. Но мне нужно увидеть ее. Она меня знает. Не пугайтесь. Я не из тех людей на улицах.
Я не был полностью уверен, что имею в виду, но маленькая монахиня, кажется, поняла. Или, возможно, знала, что не сможет остановить меня, даже если попытается. Так что она гневно махнула рукой:
– Тогда закройте дверь! Закройте дверь! И молчите! – Я сделал то, что она велела, а она прожигала меня взглядом, прижав палец к губам. Потом повернулась и прокричала в проход, начинавшийся в дальней стене: – Мать аббатиса! Мать аббатиса!
Послышался перестук ног по каменным полам, и в проеме появились еще три монахини. У самой старшей на шее висел серебряный крест на пеньковом шнурке, и когда-то она была красива. Она очень внимательно оглядела меня, а две другие сестры хихикали и щебетали за ее юбками.
– Кто вы такой, сын мой? – наконец произнесла она.
– Нино ди Никколайо Латини, мать аббатиса. Я друг… Когда-то был другом Тессины Альбицци, как ее тогда звали. Тессины Барони. Мой отец сказал, что она удалилась сюда полгода назад. Мне очень важно с ней увидеться.
– Почему? Почему это так важно, что вы приходите сюда и нарушаете наш покой?
Я хотел сказать, что покой нарушает маленькая монахиня, а не я, но не стал. Потому что мать аббатиса задала вопрос, на который я не знал точного ответа, по крайней мере такого, чтобы она осталась довольна. Но что-то сказать все-таки было нужно.
– Я слышал, что донна Тессина пришла сюда, потому что ей нужно было скрыться от своего супруга. Но от меня донне Тессине скрываться незачем. В целом мире нет человека, который желал бы ей счастья и добра больше, чем я.
– Латини? – прошептала какая-то из сестер. – Сын мясника?
Послышался приглушенный разговор и, кажется, хихиканье.
– Мать аббатиса, Тесина Альбицци послушница здесь у вас или нет? – спросил я, не в силах больше это выносить.
– Нет. – Аббатиса мягко сложила большие пальцы и посмотрела на свои ноги. Потом положила руку на крест на шее. – Тессина не послушница. Она кандидатка. Вы можете с ней увидеться, если оставите меч сестре Аббонданце.