Александр Ахматов - Хроника времен Гая Мария, или Беглянка из Рима

Ювентина вспомнила недавний разговор с Мемноном, который говорил ей, что Минуций возлагает большие надежды на кимвров. Они скоро должны вторгнуться в Италию, и это будет спасением для восставших. Нет, Минуций не похож на безумца. Он, может быть, не все правильно рассчитал и выступил слишком рано, но ведь он совершенно прав, когда говорит, что с приходом кимвров тысячи рабов, стонущих в цепях по всей Италии, начнут повсеместно вырываться из своих тюрем — нужно только продержаться до того момента, когда кимвры начнут свое наступление на Рим.

Незаметно подкралась ночь, но неотступные и беспорядочные мысли не давали Ювентине уснуть.

Лай собак и топот лошадиных копыт заставили ее вскочить с постели.

Первой была радостная мысль: «Это Мемнон!».

И она не ошиблась.

Выбежав во двор, залитый лунным светом, Ювентина увидела идущих ей навстречу Мемнона, Эватла и Геродора, а за ними — управителя Гиппия и еще нескольких рабов с зажженными факелами в руках.

— Идите на конюшню и запрягите лошадь в двуколку, — приказал Мемнон Геродору и Эватлу.

Потом он обнял Ювентину и торопливо ее поцеловал.

— Пойдем, — сказал он. — Тебе нужно собрать все свои вещи.

— Но что случилось? — с удивлением и беспокойством спросила Ювентина.

— Долго рассказывать. Пошли!

Когда они вошли в комнату, Мемнон сказал:

— Тебе предстоит небольшое путешествие. Это недалеко. С тобой поедут Геродор и Эватл.

— Но ты можешь мне объяснить…

— Ни о чем не спрашивай. Так надо.

Ювентине ничего не оставалось, как повиноваться.

Она быстро завязала в узелок все, что у нее было, и накинула на плечи легкий плащ, подаренный ей Мемноном в Кайете.

Они молча вышли во двор и направились к воротам.

Вскоре Геродор подогнал туда двуколку, запряженную Адамантом, который громко фыркал и недовольно тряс головой.

Ювентина села в повозку и взяла вожжи, переданные ей Геродором.

Мемнон, отвязав коня от коновязи, сказал на прощанье виллику, который с растерянным видом стоял у ворот:

— Всего хорошего, Гиппий. Я уверен, что мы расстаемся ненадолго. Возможно, очень скоро мы снова будем здесь.

Мемнон, Эватл и Геродор вскочили на коней и поскакали по лугу, озаренному бледным сиянием луны.

Ювентина, щелкнув вожжами по спине Адаманта, тронула следом за ними свою двуколку.

Они ехали неспешно, в полном молчании, чутко прислушиваясь. В этих местах тоже могли оказаться конные римские дозоры. Они занимались охотой за беглыми рабами, пробиравшимися в лагерь Минуция со стороны Самния и даже с правобережья, преодолевая вплавь Вултурн.

Примерно через час, обогнув с северо-востока гору Тифату, всадники и сопровождаемая ими двуколка остановились близ развалин старой крепости, разрушенной когда-то Ганнибалом.

— Здесь я вас покину, — сказал Мемнон. — Я возвращаюсь в лагерь. Еще раз напоминаю вам, — обратился он к Геродору и Эватлу. — Вы должны остановиться и ждать меня на первом же постоялом дворе у дороги в Ателлу…

— Не беспокойся. Эватл и я хорошо знаем этот заезжий двор, — ответил Геродор. — Жаль только, что мы не знаем о цели нашей поездки, — добавил он.

— Ваша цель оберегать Ювентину. Я очень надеюсь на вас, друзья мои.

Потом он наклонился к Ювентине и тихо сказал ей:

— До встречи, любимая.

Оставив на ее губах поцелуй и боль в сердце, Мемнон ускакал в темноту ночи.

Ювентина, Геродор и Эватл двинулись дальше по дороге, уходившей к востоку от Тифатской горы в направлении Калатии.

Книга сделана специально для библиотеки Либрусек.

По прибытии в Капую Гнея Клептия с его когортой претор Лукулл решил больше не медлить. Все рекомендации своего мудрого и опытного шурина он выполнил.

«Теперь у Метелла не будет причин в чем-либо меня упрекнуть», — думал Лукулл, отдавая приказ своим командирам о выступлении из города.

Ночью Деметрий послал к нему гонца с сообщением, что Минуций не собирается обороняться в лагере и объявил о своем намерении дать римлянам бой на открытом месте.

Лукулла это вполне устраивало. Он был уверен в превосходстве своих сил над плохо вооруженным скопищем варваров, не имеющих представления, что такое настоящее правильное сражение.

На рассвете все отряды претора, соблюдая боевой порядок, стали выходить из лагеря и из города.

Четыреста всадников во главе с Марком Лабиеном претор послал вперед, чтобы они заняли равнину перед холмом, на котором стоял лагерь мятежников. Туда же отряд за отрядом двинулись пехотинцы.

Шестьсот капуанцев, предводимых военным трибуном Цезоном Рабулеем, выступили из Юпитеровых ворот. Они должны были занять место на левом крыле выстраивавшегося на равнине преторского войска.

От Флувиальских ворот в сторону Тифатской горы шли вспомогательные отряды из Кум, Литерна и Путеол. Им предстояло сражаться на правом фланге.

Центр заняла Аниеннская когорта, целиком состоявшая из римских граждан. Рядом с римлянами, ближе к правому флангу, выстраивались храбрые самниты. Остальные свои силы, разделенные на три отряда, Лукулл разместил во второй линии, оставив в резерве всего один манипул триариев.

Между тем Минуций, собрав всех своих воинов на принципии — главной площади лагеря, обратился к ним с краткой речью:

— Соратники! Перед нами враг. Вот они, те ненавистные вам римляне, с которыми вы так жаждали схватиться и отомстить им за все ваши страдания, за попранную родину, за гибель ваших близких и за самих себя, несправедливо брошенных в рабство. Но я созвал вас не для того, чтобы возбудить словами ваше мужество. Ваши сила и отвага мне хорошо известны. Вы уже видели спины врагов, обращенных вами в бегство. Можете не сомневаться, римляне или самниты мало чем отличаются от тех ацерранцев, свессульцев и капуанцев, которых вы разбили и рассеяли в недавних боях — у этих лишь больше спеси и наглости, но и они не устоят перед вами, если вы будете доблестно сражаться. Моя задача как вашего полководца открыть вам мой сегодняшний замысел, который принесет нам победу. Я говорю о позиции, выбранной мной для предстоящего сражения. Она настолько превосходна, что я опасаюсь, как бы римский претор не устрашился и не отвел свое войско. Но будем надеяться, что надменный Лукулл, не задумываясь, бросит на нас своих сытых увальней, а мы их сверху будем разить своими копьями и мечами, осыпая их дождем стрел и метательных снарядов. От вас требуется лишь четко выполнять приказы ваших командиров, уже предупрежденных мною что и как делать. Не бросайтесь на врага, пока он сам не нападет на вас, не поддавайтесь на его хитрости, имеющие своей целью заставить вас покинуть выгодные позиции и сражаться там, где им будет удобнее. Вот то немногое, о чем я хотел вам сказать. Думается мне, что солдату полезнее знать о своих преимуществах в бою, чем выслушивать длинные пылкие речи, которые никогда не сделают слабого стойким, а труса храбрым. Помните одно: нам нужно либо победить, либо умереть. Ни шагу назад! Победа или смерть!

Этими словами Минуций закончил свою речь.

Три с половиной тысячи голосов в едином порыве прокричали в ответ:

— Победа или смерть!

Немного погодя раздались хриплые звуки буцин, призывающие к выносу знамен.

Командиры выводили свои манипулы через главные ворота на заранее намеченные участки по склону холма, немного дальше лагерных укреплений.

Минуций с тридцатью всадниками занял возвышенное место позади правого фланга.

С высоты холма было отлично видно, как под прикрытием конницы строились в боевой порядок войска претора.

Центром восставших командовал Ламид. В его распоряжении было восемьсот отборных воинов. Правый фланг возглавлял спартанец Клеомен, левый — испанец Гилерн. Из семнадцати манипулов тяжелой пехоты девять стояли в первой линии, остальные восемь — во второй. В резерве перед главными воротами лагеря Минуций поставил Квинта Вария с отрядом в двести пятьдесят человек. Еще тысяча триста воинов, из которых лишь немногие имели мечи, были разбиты на отдельные центурии лучников, пращников и велитов. Их действиям Минуций придавал особое значение — они не только должны были первыми броситься в бой, но и оказать поддержку тяжеловооруженным непосредственно перед их боевым соприкосновением с основными силами противника, забрасывая наступающие вражеские когорты дротиками и камнями. С этой целью каждая центурия легковооруженных еще накануне заготовила для себя большое количество метательных снарядов, собранных в кучи рядом с рвом и валом лагеря.

Конница Лукулла подступила к самому подножию холма, на склоне которого выстраивались восставшие.

Римские всадники громкими криками и свистом вызывали на бой конников восставших, которые своей численностью более чем в два раза уступали врагу. Ириней едва удерживал товарищей, приходивших в ярость от доносившихся до них насмешек и оскорблений.