Ынчхоль, проклиная все на свете, перегородил путь.
— Извини, хён, но я не пущу! Ты сделаешь только хуже!
И тут Мингу словно взорвался. Он схватил за грудки Ынчхоля и притянул к себе.
— Мне все равно! Чжонку все равно не может ей ничего дать! Он не может!
Ынчхоль усмехнулся зло и безразлично.
— А ты? Что ты можешь ей дать? Думаешь, твоя семья позволит тебе связать себя узами брака с дочерью изменника и предателя? Очнись, третий сын своего отца!
И руки, комкавшие дорогие одежды нехотя разжались. Мингу уже слышал, что ему подыскали невесту. Какую-то невесту… Сонъи в его дом путь закрыт.
— Я считал капитана дураком, — вдруг признался Ынчхоль, оправив одежду. — Кто в здравом уме уйдет из родного дома из-за женщины? Что эта за женщина должна быть? Да какая бы ни была! А когда мы вчетвером неделю жили в лагере, я понял: он не такой, как все. Он иной. Ему плевать на мир, осуждающий его за любовь. Он смелее тех, кто охотится на тигра, потому что тигр сегодня есть — завтра нет. Он сделал то, на что смелость нужна ежесекундно. Сделал то, на что этой самой смелости не хватит ни у тебя, ни у кого бы то ни было вообще! Можешь представить, что ты уйдешь из дома с любимой? Или что это сделает твой отец? Не можешь? Не представляешь? А он ушел! И посмотри, он ни о чем не жалеет!
К Чжонку с Сонъи вышли Елень с Хванге. Пока они все вместе возились с фонариком, к ним подошел капитан Ким. Елень, увидев его, обрадовалась и не могла скрыть этой радости. Хванге приплясывал рядом, Чжонку возился с фитилем, Сонъи держала фонарь, а мужчина и женщина смотрели друг другу в глаза.
«Ты все же смог вырваться?»
«Да. Ведь ты ждала меня. Ведь ждала?»
«Ждала. Очень ждала!»
«Поэтому я и пришел».
Они стояли далеко. Они молчали, но их взгляды были красноречивей всяких слов. И даже с такого расстояния все было ясно.
Мингу смотрел на госпожу Елень, Сонъи, Хванге, которых до этого дня считал мертвыми, а потом переводил взгляд на капитана Ким, который возвышался над своей маленькой семьей и улыбался. У него не было власти, не было тех богатств, которыми так гордятся семьи Мингу и Ынчхоля, за его спиной даже не было рода, готового стоять за него на любом суде! У него был лишь плохонький дом, уступающий своим убранством и наделом всем богатым поместьям в округе, но…но капитан был счастлив! Мингу вспомнил, как господин Ким сражался с Ынчхолем и Чжонку, как ходил на рыбалку и охоту. Ведь в тот день они с Ынчхолем настреляли такое количество уток, что потом три дня подряд только и делали, что щипали да коптили, коптили да щипали. Мингу тоже привез домой несколько копченых птиц, вот только мать не допустила их к господскому столу, посчитав унижением есть такую пищу. Утки были не плохи. Даже хороши, но их принес в дом человек, который не мог быть хорошим, ведь он преступил закон, поэтому мать отдала всю дичь рабам. Тем было по достоинству есть пищу от такого человека.
На краткий миг у Мингу мелькнула мысль, что он может взять Сонъи и уехать куда-нибудь… Но миг минул и пришло отрезвление. А на что жить? Что есть? Где жить? Юноша перевел взгляд на Ынчхоля, который тоже смотрел на счастливую семью с тоской в глазах. Молодые дворяне встретились глазами и обоим стало стыдно, будто их застали за каким-то преступлением. Отвели взгляд.
— Идем, Ынчхоль, — проговорил Мингу.
— Постой, нужно предупредить Чжонку, — сказал Ынчхоль.
Он подошел к торговцу пирожками, развязал кошель и достал две монеты, а потом что-то быстро сказал торговцу. Тот закивал, выскочил из-за своего лотка, оставив вместо себя жену. Ынчхоль подвел его к мосту, долго объяснял, а потом вложил две монеты в испачканную мукой ладонь, и мужчина быстро побежал на мост. Ынчхоль и Мингу видели, как он что-то сказал Чжонку, и тот перестал улыбаться. Он о чем-то спросил торговца, но тот пожал плечами, как было велено и побежал обратно к своей лавке.
— Все сказал, господин, — заверил он Ынчхоля, и юноша кивнул.
Молодые дворяне еще постояли, посмотрели на чужую радость. У самих же веселиться желания не было. Они дождались, когда все семейство удалится, и только тогда пошли домой, каждый думая о своем.
Ынчхоль думал о своих поступках. Когда он один вставал против капитана, тот не позволял бить «нечестно». В принципе именно от отца Чжонку Ынчхоль впервые услышал о честном бое, о чести в бою. Раньше ему говорили, что главное — это победа, а уж каким путем она достигнута, не так уж важно. Капитан говорил об ином. Главное — честь. Ее на торгу не купить, и у барыги не выменять. Она либо есть, либо ее нет. Даже враг — человек. Если бьетесь один на один и бой честный, обманывать нельзя, потому как на кону честь. Ынчхоль тогда очень хотел задеть капитана, дескать, какова же твоя правда, коль ты всеобщую правду на поругание выставил. Оказалось, капитан Ким и не нарушил ничего. Да нет, нарушил, конечно, но нарушил как-то правильно, выбрав из двух зол наименьшее. Он поклялся когда-то, поклялся жизнью сына и не нарушил своей клятвы. Он просто сдержал обещание, как и пристало поступать мужчине.
Прощаясь с Мингу, Ынчхоль подумал, что после фестиваля Чжонку встретится с Мингу.
«Может, к тому времени хён остынет? Может, забудет о Сонъи?» —мелькнуло в голове.
Но никто даже предположить не мог, что уготовила им Судьба-злодейка.
[1] Ворота скрипели не только в Чосоне, но и на Руси. Считалось, что, если тати пожалуют, хозяева услышат скрип ночью и успеют защитить себя и семью.
[2] Хён – обращение мужчины к старшему брату.
[3] Кимчхи́ — блюдо корейской кухни, представляющее собой остро приправленные квашеные (ферментированные) овощи, в первую очередь, пекинскую капусту.
[4] Одно из самых популярных традиционных блюд в Южной Корее, «рисовые колбаски» в остром соусе.
Глава тридцать первая.
Сонъи
