- Твои друзья жестоки, и в любой выгодный для них час они предадут тебя.
- Этого не случится. Да за предательство и измену я с каждым из них посчитаюсь! - жёстко произнёс цесаревич.
- Они тебя уже предали и насмехаются над той, которую тебе дал Всевышний.
- Чего им смеяться? Мне не нужна бесплодная! Я ходу детей! И Бог поймёт меня! - Роман вскинул вверх руки.
- И тебе не стыдно впадать перед отцом в истерику? Ты, будущий император, перед лицом любой трудности должен стоять выше всех окружающих.
Роман потерял самообладание и оскорбил отца так, как никогда и никто не посмел этого сделать.
- Ты призываешь быть похожим на тебя! Да если бы не Лакапин и не мама, твоя Византия давно бы рухнула!
- Ты мерзкий словоблуд. Ни Лакапин, ни твоя матушка не могли бы управлять так, как мы управляли и управляем вместе. И за твоё оскорбление я ещё подумаю, кому отдать империю! - И Константин покинул опочивальню сына.
Расстроенный до глубины души, Багрянородный не вернулся в свои покои. Он спустился вниз и вышел из дворца, чтобы на свободе поразмышлять над тем, что произошло и как жить дальше. Он направился в парк. Там, среди вековых деревьев, он всегда находил успокоение. Природа действовала на него примиряюще. Его догнал слуга, накинул на плечи тёплую мантию и удалился. Константин, похоже, не заметил этого. Он долго ходил по аллеям пустынного парка, на глухих дорожках у него под ногами шуршала опавшая листва. Он и этого не замечал. Мозг сверлила одна мысль: «Что будет дальше?» К сожалению, у него было предчувствие, что Роман охладеет к Берте, сделает её жизнь невыносимой и потребует расторжения брака. И церковь пойдёт ему навстречу. Мотив будет один: будущему императору нужен наследник престола. Вспомнил Багрянородный, как он страдал, когда год за годом Елена оставалась бездетной. Да, у него хватило мужества и терпения более, чем на десять лет. И давала ему это терпение обоюдная любовь. У Романа нет ни того, ни другого. «Может быть, положиться на волю Божью? Ведь наше бытие в руках Всевышнего», - размышлял Багрянородный.
Его одиночество нарушила Елена. Как всегда ласковая, тёплая, она и его согрела добрым словом.
- Как хорошо, что я тебя нашла, мой государь. Теперь мы побродим вместе и все наши печали улетучатся. Ныне осень такая чудесная, а у нас всё нет и нет времени полюбоваться природой.
- Где доченька? - спросил Багрянородный, всё ещё пребывая в путах случившегося.
- Она ушла к себе. Ты не переживай за неё. Мы не оставим её в беде, что бы ни произошло между доченькой и сыном.
- Верно говоришь, славная. Да не примем грех на душу и не услышим проклятия от её отца Гуго. Хотелось бы мне увидеть его. Славный, поди, рыцарь.
Прошёл ещё год. Как и предвидели отец и мать, их сын совсем охладел к Берте. Они уже спали врозь. Между ними была лишь видимость супружества. Роман опять стал пропадать из дворца на недели, проводил время то на охоте, то на скачках, то в пирушках.
Как-то в середине года Багрянородный позвал к себе постаревшего Диодора и сказал ему:
- Славный, послужи вместе со Сфенкелом лично мне и моей супруге.
- Господи, Божественный, так это всё равно что во имя империи.
- Коль так, слушай. Есть у моего сына девица, некая Анастасия. Где они встречаются, я не ведаю, но мне желательно узнать о ней все, что можно. Ты понимаешь почему. А если нет, скажу: предчувствую, что рано или поздно, но сын приведёт её во дворец, и нам не безразлично, кого он приведёт, змею или ангела.
- Божественный, мы добудем всё о ней до седьмого колена.
- Я на вас надеюсь.
Диодор и Сфенкел начали действовать. Уцепившись за Романа, когда он вечерней порой покинул дворец, они уже не выпускали его из поля зрения ни на один день или даже час. Время шло, и они установили многое. Узнали, что Роман проводит вечера, а иногда и ночи в домах, расположенных на проспекте Меса, и в эти дома сходятся молодые и богатые горожане и горожанки. Приходят они парами, чаще всего пешком, или в одиночку и проводят в особняках ночи напролёт. Более подвижный и ловкий Сфенкел проникал во дворы этих домов и даже в них и постепенно стал очевидцем тех оргий, какие там происходили. Когда Диодор спрашивал Сфенкела, что тот видел, служитель в секрете отмахивался одним словом: «Вакханалия». А однажды Сфенкел вернулся из дозора возбуждённый.
- Я видел ту, с которой тешится цесаревич Роман. Это какая-то богиня. Всякий, кто увидит её в том виде, в каком они там показываются, сойдёт с ума.
- Выходит, что и цесаревич Роман свихнулся?
- Как пить дать! И я слышал, что её зовут Анастасия.
- Что ж, теперь будем охотиться за Анастасией.
И друзьям удалось выследить «дичь». Она жила на проспекте Меса, неподалёку от тех особняков, где устраивались оргии. Богатый особняк, в котором обитала Анастасия, принадлежал одному из известных в городе торговцев, Киндею. Анастасия была ему племянницей, а матерью ей приходилась сестра торговца, Евфимья. Когда Диодор и Сфенкел докопались, кто отец Анастасии, то сделали для себя важное открытие. Анастасия была внебрачной дочерью Евфимьи и Феоктиста, сожжённого за преступления на Амастрийской площади.
- А ведь дело принимает неожиданный поворот, - пустился в рассуждения Диодор. - Анастасия не зря очаровала цесаревича Романа. Она добивается большего, чем только быть его наложницей.
Клубок постепенно распутывался. Диодор и Сфенкел побывали во всех пяти лавках, которые держал брат Евфимьи, Киндей, на Месе и Ниттакии, и узнали многое о нраве и о поведении Анастасии. В обыденной жизни она ничем не отличалась от многих девиц из богатых торговых семей. Она стояла за прилавком в лавке дяди Киндея, торговала драгоценными украшениями. Эта лавка была посещаема горожанами больше, чем другие подобные, и товары у Анастасии не задерживались. Покупатели получали в лавке два удовольствия. Они любовались обворожительной красотой торговки и её ласковым обращением, и в благодарность за это никто не уходил из лавки без покупок.
Диодор и Сфенкел побывали в лавке у Анастасии. Заходили туда по очереди, рассматривали украшения, а больше Анастасию. И раскошелились: купили перстень и браслет. Но дотошный Сфенкел сделал открытие, которое дорого стоило. Он готов был на Евангелии дать клятву, что Анастасия, по их первому впечатлению порочная девка, на самом деле невинная девственница. Но когда он поведал это Диодору, тот возразил:
- Не верю я в её целомудрие! Сколько ночей провела в оргиях! Как устоять?
- Вот эти оргии и были бы отмечены у неё под глазами. Я по своей доченьке знаю: до замужества подглазья всегда атласными были, а после первой же ноченьки синие лучики легли. Поверь мне, это верный признак.
- Не буду спорить. Я тоже замечал у своих, да как-то… Но что мы скажем Багрянородному? Не будем же возводить напраслину!
- Ладно, давай ещё недельку попасём нашу «дичь», а потом и ответим.
Однако они «пасли» Анастасию две недели, но ничего нового не открыли. Сфенкел ещё раз побывал в лавке. Он попытался вывести Анастасию из равновесия, нагрубил ей, но она осталась с ним вежлива, лишь попросила:
- Вы, господин, лучше не заходите в нашу лавку.
Пришло время идти к императору и нести все, что добыли больше чем за месяц наблюдений и поисков. Диодор отправился в Юстинианову храмину один, и пока он шёл во дворец Магнавр, в голове у него всё свелось к одному выводу: Анастасия - дочь Феоктиста Дуки, казнённого по воле императора. Что рождается в её груди, когда она вспоминает о мучительной смерти отца на костре, никому не известно, и всё это: ласковость, обаяние, умение завораживать - её тайное оружие. И одному Богу ведомо, какую ловушку она готовит сыну императора Роману.
Когда служитель в секрете и император сели близ аквариума с рыбками, Диодор первым делом сказал:
- Девушка по имени Анастасия - дочь казнённого тобою, Божественный, купца Феоктиста Дуки.
У Багрянородного защемило от боли сердце. Он, будучи до мозга костей сочинителем, всё прокрутил перед мысленным взором, и прояснилась картина мрачная и трагичная. Вспыхнуло факелом слово «месть». А у Анастасии было за что мстить императорскому дому Македонской династии: смерть деда, Константина Дуки; казнь отца, Феоктиста Дуки; изгнание бабушки Мелентины в гиблые места… И Багрянородный не захотел больше ни о чём расспрашивать Диодора.
А служитель в секрете, поняв состояние императора, попытался смягчить боль, которую он принёс:
- Божественный, я знаю, о чём ты думаешь. Но послушай о том, какова Анастасия в жизни. Ни Сфенкелу, ни мне не доводилось видеть такую добрую, обаятельную и ласковую девушку, и вполне естественно, что твой сын влюбился в неё, живёт и грезит только ею.
- Но если она непорочна, если ангел, то откуда на лице у Романа следы порока? Не сам же он оставляет кровоподтёки на шее, на груди, на губах.
