Аркадий Савеличев - Савва Морозов: Смерть во спасение

Он то же самое сказал: поживем — увидим.

Отдохнуть надо, отдохнуть, господа.

Не вышло без казуса, как со старшей сестрицей Александрой Тимофеевной. По роду своих занятий, он мало обращал внимания на Сашу, а она, оказывается, мучилась паршивой семейной жизнью. пока не залезла в петлю в приступе неразрешимого отчаяния. Баба, у нее же не было револьверишки! Никто из близких не заметил ее пропащей жизни, никто не поддержал. Как и племянника Серегу, упрятанного в желтый дом. Интересно, замечают ли, что происходит с Саввой? Право, ему хотелось, чтобы кто‑нибудь его пожалел. Немного ведь надо — по седеющей, в сорок‑то четыре года, дурной голове погладить.

А его опять куда‑то тащат. В Ниццу или пока в Виши? Не все ль равно?

Собираясь в дальнейшую дорогу, он уложил в саквояж кое-какие документы и коммерческие бумаги, потом странную, тревожную книжицу, предрекавшую ему. этак лет через триста. повторную жизнь, еще подумав — и браунинг от греха подальше туда же засунул. Все‑таки негоже таскать его в кармане. Тут была какая‑то непонятная тайна: во всем его ограничивали, отстраняли — от фабрик, от привычных знакомств, даже от газет, не отстраняли только от револьвера. Как в насмешку!

Не посмеяться ли ему и в самом‑то деле? С такой скучной рожей нельзя показываться в курортном городе. Да, очень модном. С целебными водами, которые и восьмидесятилетнего старца делают двадцатилетним ловеласом. Половина городка — русские. Пьют воды и прекрасно запивают водочкой. Мода! Зинаида Григорьевна носится как угорелая по графьям и князьям — поспей‑ка везде‑то! Савву Тимофеевича не удивило, что и бароны появились, этак свысока кивая рогатому муженьку. Ха!.. Может, рогов‑то и в помине не было, может, только после водицы здешней появятся, да ведь приятно пожалеть себя. И посмеяться над собой. Все‑таки занятие. Он даже посоветовал Рейнботу:

— Почему бы, барон, не поухаживать за Зинаидой Григорьевной? Я человек болящий, она скучает.

— Да? — вскинул барон генеральские брови.

Продолжения ответа в генеральской голове не находилось. Савва Тимофеевич оставил его без помех искать ответ. В конце концов, и у него дела — все те же глупые курортные встречи.

Не генералы так полковники. Крачковского следом принесло. Будто без него и жизнь — не в жизнь. На приятельское рукопожатие надо отвечать приятельской же улыбкой:

— Рад, рад, Савелий Иванович, что не оставляете своими заботами.

— Служба, служба, что делать, — этот хоть не стал турусы на колесах разводить. — Где отечественники наши — там и полковники. Дело обычное.

— Обычное, обычное, — при каждой встрече Савва Тимофеевич входил все в большую веселость.

Пока Крачковский напрямую не спросил:

— Интересно, что делает здесь распрекраснейший джентльмен? — Он указал на Красина, умилявшего своими остротами здешних дам.

— Но вы же с ним знакомы? Спросите сами.

— Ага, так он и ответит! Я пока только и знаю, что он возвращается из Лондона, со съезда большевиков.

— Да? А я даже этого не знал.

— Непорядок, непорядок. Он же ваш инженер?

— Бывший. как, впрочем, и я.

— Да ведь говорят, старый друг лучше новых двух. Нехорошо забывать друзей. По младости и доверительности он мог бы и поболтать со старым патроном, столько раз выручавшим из беды.

— Да ведь если и есть беда, какой я сейчас выручатель? — Савва Тимофеевич сдерживал себя из последних сил, уже зная, чего потребует полковник.

Так оно и вышло. Недолго ходил вокруг да около.

— Я ведь, Савва Тимофеевич, простой и доверчивый человек. По доверительности и прошу: поспрошайте своего дружка-инженера. О чем они там, в Лондоне, болтали? Русским людям лондонские жидовские заговоры ни к чему. Вы правильно меня понимаете, Морозов?

— Совершенно правильно, полковник. нояв сыскной полиции не служу! И служить никогда не буду. И вообще, вали ты отсюда, мать твою!..

Как уж у него в руке браунинг оказался, ведь он упрятал его в саквояж, но вот надо же, в такую горячую минуту!..

Не учел тяпа-растяпа полковничьей хватки.

Крачковский руку перехватил и так сдавил, что браунинг брякнулся на песок, под ноги какой‑то завизжавшей даме.

— Я мог бы пристрелить тебя, Морозов... как собаку! Но, думаю, ты это и сам сделаешь... Не время еще. Подумай. Только не играй в прятки... От меня не спрячешься, Морозов.

Он круто отвернулся и зашагал на дорогу. Там, возле экипажа, стояли его верные берлинские слуги.

Савва Тимофеевич не помнил, как он поднял браунинг. Наверное, машинально сунул в карман. И поделом: Зинаида Григорьевна и доктор Селивановский к нему спешили.

— Чего он так сердито убежал от тебя, Саввушка?

— Денег просил, а я не дал.

— Денег?

— Дело обычное, Зинаида Григорьевна, — встрял доктор. — И полковники в пух и в прах проигрываются. И даже генералы.

— Ну уж, генералы‑то? — слишком рьяно возмутилась она.

Доктор ничего не понял, а муженек успокоил ее:

— Ты права: генералы не проигрывают.

Зинаида Григорьевна и Селивановский как пришли, так и ушли в досаде.

У болящего муженька вечером тоже сказалась досада:

— Надоели мне эти вши-виши! Поедем в Ниццу.

Но нельзя же было с бухты-барахты. Собраться надо. Денек‑то все равно уйдет.

А пока суд да дело — Красин, джентльмен и угодник дамский, момент уловил, чтобы его прихватить наедине.

Савва Тимофеевич тоже, как и с полковником, не стал церемониться:

— Что вы все круги вокруг меня вьете? Полковнику, видите ли, хочется знать, что Красин делал в Лондоне? Инженеру Красину хочется обещанных деньжат. Не о турбинах голова болит — о партийном пропитании.

— Да, если уж откровенно.

— Куда откровеннее! Так знайте: Андреевой передан... за все прошлые ласки! вексель на сто тысяч! Хватит? Парижские проститутки и те меньше получают. Катитесь вы лучше с жандармским полковником... к одной дребаной матери!

Не желая дальше вести этот крикливый разговор, он повернулся и пошел на вокзал. Зинаида Григорьевна и доктор Селивановский там его и нашли. Хватило ума не расспрашивать. Только пообещать:

— Да-да, Савва, скоротаем ночь тут. Утренним поездом прямо и выедем в Ниццу. Савелий Иванович заберет вещи и нас догонит.

Так оно и вышло.

До Ниццы они не доехали. Оказалось, что лучше пока остановиться в Каннах. Сияющий Лазурный берег, прекрасное, уже летнее — господи, да бывает ли здесь когда проклятая зима! — сливающееся с небом море, особой сутолоки нет. И поменьше, поменьше соотечественников. Это желание высказал сам Савва Тимофеевич, и Зинаида Григорьевна охотно его подхватила. Ницца? Она хороша только тем, что туда переведены из России деньги. Контора Лионского кредита, не так уж далеко. Ради насущных дел всегда можно прокатиться. Не таскать же расхожие франки по карманам. Хотя кое‑что у Саввы Тимофеевича еще оставалось в саквояже — он закрывался на ключ. Вовсе‑то зависеть от жены он не мог. Болезный, болезный, а ведь характер оставался.

Гостиницу они выбрали на самом берегу. Да, собственно говоря, особнячок, с двумя выходами — через парадное и через веранду. Савва Тимофеевич так пожелал, мол, больной не должен стеснять женушку, ей ведь и погулять хочется. На это нечего было возразить. В самом деле, не сидеть же взаперти, при таком прекрасном море и при такой прекрасной погоде? Зинаида Григорьевна планировала пожить здесь немного, а потом, когда муженек сбросит хандру, попутешествовать по бережку — дай вернуться в Москву, к деткам.

— Не забыли мы — маленькому Саввушке только два годика, надо его отправлять в Крым.

— Надо.

— Да, но о чем ты думаешь?

Действительно, о чем? Мысли о младшеньком бродили где‑то вокруг да около, в душу не забредая. Что с ним? Сынульку, даже имя его унаследовавшего, он любил. Но вроде как все последние месяцы забывал про него. Жизнь утекала, как вино из треснувшего бокала, — быстро и неотвратимо. Кислая слякоть оставалась, не более. Даже мало беспокоила навязчивая тень «белого барона» — тоже таскалась по Лазурному бережку, время от времени маяча и в «Царском отеле», так уж слишком громко именовалось их нынешнее жилище.

Цари здесь едва ли бывали. Графы, князья, воеводы? Самоубийственная усмешка дернула его губы: купеческий воевода! Когда‑то всерьез называли. Нравилось. Но какой же воевода без соратников? Даже верного черногорца Николая не было при нем. Хотел было взять — и доктор, и женушка ужаснулись: «Да он своим кинжалом всех курортников перепугает!» А что? Пугнуть не мешало бы. Хоть и навязчивого «белого барона» — костюмы менялись, но все под один цвет, подчеркнуто курортный. Хоть и полковника Крачковского, который и на юге предпочитал деловой вид. Даже инженера Красина, коему и вовсе здесь делать нечего, разве что доверчивые карманы потрошить. Можно и разлюбезного доктора, пичкающего каким‑то противным пойлом. Вот опять в бокал подливает!