— А не нашёл он следов Ивана Кольца, вернулся со своими казаками на Дон, шесть недель добирался, благо басурманские лошади не подвели, привычные к тем местам. А Ивана Кольцо царь за старые грехи казнил всё ж. Говорили, он давно, ещё до казачества своего, к смерти приговорён был. Так что, может, и к лучшему сталось, что разминулись они по жизни, а то не сидел бы я с вами сейчас в этой, богом забытой глухомани, у костра, — улыбаясь, закончил Акимыч.
Его курчавая чёрная борода блестела от яркого пламени костра, подобревшие глаза ласково смотрели на собравшихся у костра казаков. Все улыбались. Все молчали. Все были благодарны казаку за его рассказ, за родство душ, за память, которую он пронёс через свою жизнь и передал им, о славном предке своём.
Утром слегка приморозило, тонкой корочкой покрылись забереги речки, хрустко под ногами ломался мох. Только рассвело, а сотник уже подгонял:
— Давай, давай, ребятки, кипяточком погреемся — и за работу. Надоть до вечера поспеть. Чтоб с утра завтра, время не тратя, в обратный путь двинуться.
— Не гони, Петрович, поспеем, дай рожи помыть казакам, а то их лошади не признают.
— Давай, давай, ребятки, — не унимался сотник.
Костры, чуть притихшие к утру, весело затрещали, закипели котлы, наполненные чистой как слеза речной водой.
— Ты побольше, побольше заварки-то сыпь, теперя чё экономить. Заваривай покрепче, чтоб кровь по жилам заходила, веселей работа пойдёт.
Почти три месяца пролетели как один день. Костя и Колька были определены в спецподразделение, состоявшее из таких же простых парней, как и они. Ох и пришлось им здесь попотеть, бесконечные тренировки и марш-броски в любое время суток, практические занятия по вооружению и стрельбе, тактике и маскировке, политзанятия и физподготовка. Всего этого они хлеб нули сполна, но всё это им пришлось по вкусу. Они учились стать разведчиками. В середине сентября из подразделения стали отправлять по войсковым частям, многие уезжали прямо в действующие части. Положение на фронтах было тяжёлым. Это чувствовалось по сводкам Совинформ бюро. Командование торопило руководство школы. Инструкторы тоже рвались на фронт, но их не пускали. Потому они по три шкуры спускали с курсантов, сопровождая всё известной поговоркой: «Тяжело в ученье — легко в бою». Вскоре на утреннем построении зачитали фамилии Николая и Кости. После обеда они уже тряслись в кузове грузовика, увозившего их к вокзалу. Сопровождал всё тот же лейтенант.
— Смотрите, больше из вагонов без документов не сигайте, — на прощание сказал он, похлопав каждого по плечу.
Предписание и дорожные документы они получили и только на вокзале узнали, что ехать им в Иркутск, там формировалась дивизия, в разведотдел которой они должны были прибыть. «Ёкарный бабай! Мы же Красноярск проезжать будем, вот бы своим сообщить. Может, увидеться удастся», — думал Костя. О том же думал и Николай, только он сразу отмёл эту мысль. Времени на остановку в Красноярске у них не было, так же как не было никакой возможности сообщить что-нибудь своим родным. Вскоре они уже сидели в вагоне, который под мерный перестук колёс уносил их в родную сибирскую сторону.
— Что, товарищи сержанты, чай будете? — приветливо спросила смуглая черноглазая проводница.
— Будем, — хором ответило всё купе.
— Столик освобождайте, сейчас принесу.
— Красавица, давай я помогу, — тут же вскочил Николай.
— Какой шустрый. Где зубы-то потерял? — улыбаясь, спросила проводница.
— В неравном бою с превосходящими силами противника! — под общий хохот отрапортовал он.
— Ну, если в бою, тогда пойдём, поможешь, — ответила проводница.
Сияющий Николай, оправив гимнастёрку, состроив всем оставшимся гримасу, поспешил за стройной фигурой.
— Во дает, на ходу подмётки режет, — сказал кто-то с верхней полки. — Двигайся, братва, я тоже чаю хочу. Во так вот, давай знакомиться. — Спустившись с полки, крепкого телосложения старшина представился: — Старшина Приходько, Вячеслав Алексеевич, артиллерия.
— Видим, что артиллерия, — глянув на петлицы, ответил Костя и в свою очередь представился: — Константин. А тот, что за «чаем» рванул, — Николай.
— Ну что, пехота, куда путь держим?
Костя внимательно посмотрел на артиллериста:
— А вы куда?
— Я домой, в Омск. После госпиталя на неделю, и назад в часть, во так вот. Командир полка отпустил, за танки.
— За танки?
— Ага, за танки, пять штук подбил, вот в госпитале командир и говорит: к ордену тебя представлю. А я ему говорю: на хрена мне орден, домой на неделю отпустите, то мне дороже ордена будет. Замполит сказал, что я дурак, а командир взял да отпустил. Вот еду.
В это время в купе принесли чай. Старшина, взяв за руку лежащего на верхней полке военного, стал его трясти.
— Хорош спать, земляк, вставай, чай пить будем.
Тот отмахнулся и, перевернувшись на другой бок, продолжил сон.
— Во даёт мужик, целыми днями дрыхнет. За трое суток даже не познакомились. — Махнув рукой, старшина уселся за столик.
Николай, поставив стаканы, хотел было тоже сесть, но строгий голос проводницы сорвал его с места:
— Хорош, ничего себе, решил помочь, так помогай!
— Во попал, мужики! — счастливым шёпотом сказал Николай. Выскользнул из купе в коридор и там уже громко: — Иду, Ирочка, иду!
— Ну даёт, уже Ирочка! Не знал, что он такой бабник, — сказал Костя.
— А вы что, давно знакомы?
— С детства, с одной деревни мы, вместе призваны, вместе на службу едем, в одну часть.
— Это хорошо, когда земляк рядом. Легче как-то служить, да и воевать. Убьют или ещё что, свой хоть потом рассказать сможет, если сам жив останется. Всё легче.
— Ты расскажи лучше про танки, как это ты их, пять штук?
— А так, вёрст семь тащили «сорокопятки» на руках через болото, две уцелевшие. Выходили из окружения под Смоленском. Устали как собаки, руки-ноги трясутся, то ли от холода, промокли все, то ли от страха. Терпеть не могу, когда под ногами трясина, когда камыши над головой смыкаются, а под тобой жижа смрадом булькает. Только вышли к опушке леса, а они, во так вот, и нарисовались. Красиво так, во так вот, идут, пехота на броне с автоматами, во так вот. В общем, комполка подполз к нам и говорит: «Ребятки, выручайте. Если немец до моста через реку дойдёт и его оседлает, нам не вырваться». Днепр там, во так вот, речка неширокая, но глубокая, и берега болотистые. Ну, развернули мы пушки, снарядов по десятку осталось на орудие, и вжарили по ним прямой наводкой, во так вот. В общем, пять зажгли, остальные задний ход дали, не ожидали они. Ну а полк тем временем к мосту. Успели, ушли на тот берег и мост рванули. Пушки жалко. Пришлось бросить. Из всего расчёта только я живой, все там, на опушке, остались. Меня уже на мосту осколком зацепило, вынесли, во так вот.
— Ты чай-то пей, остынет. — Костя подвинул стакан старшине. Приходько взял стакан, и Николай увидел, как мелко трясётся его рука. — Да, старшина, водки бы тебе сейчас.
— Не, водку после победы пить будем, водка голову дурит, а немца на свежую голову бить надо. А то, что рука дрожит, это пройдёт, нерв задет, врачи сказали, пройдёт со временем. Пойдём, Костя, покурим.
Они вышли в тамбур и долго курили у открытого окна.
— А мы с Колькой до фронта ещё не успели добраться, — как бы извиняясь, сказал Костя.
— Ничего, ещё навоюетесь. Этой войны всем хватит досыта, хлебать да хлебать ещё лиха, во так вот.
Когда они вернулись, в купе уже сидел Николай.
— Где вы пропали? — спросил он.
— Мы-то нигде не пропали, это тебя надо спросить, где ты пропадал?
— Чё, не видели, помогал проводнице, — ответил Николай, отхлёбывая из стакана холодный чай.
— Что, Коля, она тебя даже чаем не напоила?
— Некогда было чаи распивать, — ответил Николай, налившись краской. — Говорю, помогал с посудой там, с бельём…
— Ну-ну, с бельём, говоришь, а чё краснеешь-то? — подковырнул его Костя.
— Да ну, чего пристал, ну, потискал слегка девку, и всего-то. Те чё, завидно?
— Да ладно, Коль, не обижайся, — видя, что Николай начал злиться, сказал Костя. — Эх, мне бы сейчас в деревню, к своей под бочок подкатиться, неделю бы из кровати не вылазил…
— Да, хорошо сейчас у нас, — подхватил Николай, довольный, что изменилась тема разговора.
— Это где? — спросил старшина.
— На Енисее, деревушка небольшая, таёжная, одни рыбаки да охотники потомственные в ней живут. Зимой охота, летом рыбная страда, да на Енисее подрабатывают, кто на пароходы нанимается, кто на баржи. Мой отец всю жизнь лоцманом по Енисею ходил и сейчас наверняка на реку бы вернулся, если бы жив был… — Николай, сжав челюсти, замолчал и отвернулся к окну.
Костя, положив руку на плечо Николая, продолжил:
— Убил один гад беглый и отца, и мать его, убил и дом поджёг, думал, этим следы заметёт. Да не вышло, установили органы личность, в розыске теперь. Его портрет участковый показывал, из Москвы по запросу пришёл. Такая рожа мерзкая, уголовник по кличке Остап.
