ГЕННАДИЙ ГОНЧАРЕНКО
ГОДЫ ИСПЫТАНИЙ
РОМАН В 2-Х КНИГАХ
Художник К. Кащеев
Часть первая. На фронте без перемен
Часть вторая. Бои местного значения
Часть третья. Прорыв к Волге
Книга вторая
ВОЛГА - РУССКАЯ РЕКА
Но память битв, она не заживает…
И до сих пор разлука ножевая,
И сладкая в слезах надежды ложь -
Над всеми, всеми матерями сплошь.
Большое время, хоть на миг причаль!
Нам - слава вечная,
Им - вечная печаль…
Боль, без которой жизнь понять нельзя.
Презрение ко всем, кто жил скользя…
Земля, где долг исполнить суждено,
Где каждое село - Бородино…
Дм. Ковалев
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
НА ФРОНТЕ БЕЗ ПЕРЕМЕН
Глава первая
1
На склоне песчаного оврага, куда подступает темная стена соснового бора, стоят неизвестно как забредшие сюда молодые березки-сестрички. Издали кажется: взялись они за руки и спускаются с бугра. Обожженные первыми холодами, их листья горят багрянцем и червонным золотом. Ветер остервенело рвет и кидает листву в пожухлую траву, и она вспыхивает, будто язычками пламени, и долго еще будет гореть, пока не загасят ее осенние дожди.
Тревожно шуршат под ногами сухие листья. Нижний слой их, обильно политый дождями, источает сладковато-прелые, грустные запахи.
Наташа Канашова остановилась на опушке, любуясь одинокими березками. Рядом с ней - Ляна. Черные глаза ее из-под черных разлатых бровей глядят настороженно. Наташа положила руку на плечо подруги. На хмуром похудевшем ее лице блуждала усталая улыбка.
- Люблю лес. Особенно березы.
- А я люблю лес только весной. Хорошо, когда распускаются листья и лес весь звенит и поет… Ну, пойдем, Наташа. До вечера надо добраться до надежного ночлега.
Измученные бесконечными блужданиями по лесам и раскисшим, вязким дорогам, голодные, они к вечеру вышли к какой-то деревне. Начал накрапывать дождь. Вокруг затаилась напряженная, чуткая тишина. И только на востоке озарялось небо огненными сполохами и глухо гремела, не умолкая, канонада.
- Ну, Наташа, до наших теперь рукой подать. Мы, считай, дома…
Они встали и направились к притаившейся в сумерках деревне. Быстро сгущались осенние сумерки. Ноги с трудом повиновались им. Шли они медленно, держали друг друга за руки, будто боялись потеряться, напряженно и недоверчиво всматривались: а может, в деревне немцы?
- Ты меня жди здесь, - показала рукой на яму Ляна, - а я пойду в разведку. - И, не дожидаясь ответа подруги, пошла одна.
Наташа спустилась в яму и, высунув голову, смотрела, как медленно удалялась Ляна. Силуэт ее вскоре растворился во тьме.
- Хальт! - донесся резкий окрик из темноты. И дробная, будто частые удары в барабан, автоматная очередь распорола тишину.
Наташа вздрогнула, вскочила на ноги. «Немцы! - мелькнула страшная мысль. - Куда бежать?» Снова автоматная очередь. Наташа упала в яму, вся сжалась от страха. Казалось, приближается топот бегущих немцев. «Ну, теперь все… Сейчас они найдут меня и убьют». Так она лежала десять, двадцать минут, а может, и всего не более пяти. Стрельба стихла. «Конечно, немцы ждут, когда я вылезу да ямы». Она подняла голову. Кругом тишина и только шуршащий шелест дождя. «Где же Ляна? Неужели ее схватили немцы? А может быть, она убита? Что же мне делать? Надо уходить… Но куда? Нет, Ляну я одну не оставлю. Может, ей нужна моя помощь. А что ты сделаешь, если их много, у всех автоматы, а у тебя пистолет с восемью патронами? Все равно лучше погибнуть, но вместе».
Дождь продолжал настойчиво шуршать, шевелясь холодными каплями на руках и лице. Наташа промокла до нитки, будто кто-то обернул вокруг нее холодную простыню. Она дрожала, и зубы выстукивали дробь. «Надо уходить подальше от деревни, раз в ней немцы…» Она осторожно выползла из ямы. Вправо от нее послышалось натужное гудение моторов. «Автомашины, - догадалась она. - Значит, там дорога и деревня, а лес в противоположной стороне». Наташа поползла к лесу, делая короткие передышки. Наткнулась на густые колючие ветки кустарника и остановилась: до нее донесся слабый стон. «Кто это?» От страха у нее онемели руки и ноги. Так она лежала, пока ее снова не вывел из оцепенения протяжный и глухой стон. «Ляна?» - мелькнула у нее мысль. Она побежала. Мешали, путаясь под ногами, тяжелые и мокрые полы шинели; из-за них она зацепилась за что-то и упала. Вскочила, снова побежала. Кругом ни звука. И только звенело в ушах и давило в виски. Остановилась, прислушалась. Назойливо-противный шелест дождя. И снова стон, уже ближе, похоже - женский. Она разбежалась и наткнулась на что-то мягкое, упала и вскрикнула от страха.
- Ляна, Ляночка, родная, куда тебя ранили? - склонилась она над подругой.
- Сними ремень, давит,- задыхаясь, проговорила Ляна. Она судорожно ухватилась горячими руками за ее руку.- Умираю…
Хряские автоматные очереди рванули упругий воздух.
- Тише, Ляна, немцы нас заметили… Тише… Потерпи, я сейчас все сделаю.
- Патрули немецкие, - задыхаясь, оказала Ляна. - Сама не знаю, как я их не заметила.
Наташа торопливо расстегнула ремень. «Что же делать? Помощи ждать не от кого. А попадем к немцам - замучают. Надо поскорее уходить отсюда в лес». Из темноты донеслась немецкая отрывистая речь, будто скороговорка автомата. Наташа сняла с себя шинель, положила на нее стонущую Ляну и потащила волоком по земле. Тащила до тех пор, пока хватило сил.
Отдышалась и снова поволокла туда, где чернел зубчатый лес. Но с каждым шагом она все больше слабела, и шинель вырывалась из непослушных рук. Еще и еще несколько шагов… Вот уже и опушка с мелким кустарником. «Надо уйти подальше, в глубь леса», - думала Наташа. Руки от напряжения деревенели, но она медленно продвигалась, обходя деревья, кусты, пни.
Слабеющие ноги Наташи то и дело цеплялись за корни деревьев, она не раз спотыкалась и падала. Ветки больно хлестали по лицу, оставляя царапины. «Неужели немцы настигнут нас? Неужели мы попадем в плен? Быстрее, быстрее… Нельзя терять ни минуты…»
Срезая ветки, со свистом пронесся над головой угрожающе звенящий рой пуль. Наташа упала, выпустив из рук тяжелую ношу. Горячее лицо ее уткнулось и обожглось о мокрые листья. «Ну, теперь все, конец», - мелькнула мысль.
2
Стекла тревожно позванивали. Дождь неустанно сек их, растекаясь извилистыми струйками. Мильдер стоял, широко расставив ноги, и, заложив руки за спину, смотрел в темные глазницы окон.
При внимательном взгляде со стороны можно было заметить, что Мильдер выглядел не по годам стройным, подтянутым и внешне походил бы больше на строевого офицера, чем на генерала, если бы его темные волосы не подернулись щедрой изморозью седины, а сам он не имел бы спокойно-уверенных жестов и той солидности, которые вырабатываются долгими годами жизни.
В памяти, чередуясь, проходили последние недели боев поздней осени 1941 года. «Надо критически оценить сложившуюся обстановку, она с каждым днем меняется не в пользу моей дивизии, - думал Мильдер. - Раньше достаточно было прорвать оборону русских войск на одном-двух направлениях, и танки устремлялись легко по дорогам. А русские части попадали в окружение, и их дробила и уничтожала пехота. Теперь достичь успеха в прорыве одними танками не удается. Русские продолжают упорное сопротивление, и пехота без танков ничего не может с ними сделать. Танковой дивизии приходился часто приостанавливать наступление и возвращаться на помощь пехоте. Так было под Чернью, Кринцами и Дедово. При подобной ситуации первоначальный успех прорыва, как правило, сводится на нет. Полки топчутся на месте и допускают тактические, а я - оперативные ошибки. Соседняя танковая дивизия была разгромлена контрударом русских по этой же причине. Неужели этого не понимает командующий танковой группой?» Но Мильдер так и не решился на совещании сказать ему, что пехотные дивизии надо усиливать большим количеством танков, а не превращать самостоятельные подвижные ударные танковые соединения в их придаток.
