Что это был за зверь, Владимир не разглядел, но опасность от него исходила реальная, и он, не убирая в кобуру пистолет, вновь продолжил подъем.
Через полчаса скала у самой вершины горы, которую он заприметил вовремя своей последней передышки, заметно выросла и стала громаднее.
Владимир остановился и, опустив голову на руки, долго сидел тяжело дыша. Затем он стал смотреть вдаль. Желтое пятно посреди равнины все еще двигалось. Владимир поднес к глазам бинокль, продолжая наблюдать за машиной: она какое-то время продолжала двигаться по высокой траве, высоко подпрыгивая на ухабах, затем светом своих фар она осветила юрту, у которой он был днем, и, подъехав к ней вплотную, остановилась.
Владимир видел, как из машины вышли два офицера, а из юрты - уже знакомый ему мужчина в новом национальном халате. Они о чем-то говорили. Чабан, жестикулируя руками, указывал офицерам куда-то в сторону, затем, пожав друг другу руки, они расстались. Машина вновь начала движение и Владимир отметил, что машина двигается по тому же маршруту, что и он двигался днем.
Он опустил бинокль и, откинувшись навзничь, долго смотрел на яркие звезды, рассыпавшиеся прямо над его головой. Вокруг стояла спокойная тишина, и от этого неудержимо хотелось забыться, уйти от проблем, навалившихся на него непосильным грузом. Он закрыл глаза.
Тут же перед его мысленным взором всплыло лицо жены, потом - лица матери и отца… Он вспомнил о сыне, и тревога, ставшая уже его неотъемлемой принадлежностью, как-то притупившись, стала терять свою остроту. На него наваливалось безразличие ко всему происходящему. Ему больше не хотелось ни искать Асхакова, ни ощущать эту тихую ночь, ни переживать о тяжких последствиях, непременно ожидавших его… Он лежал на спине под нависшими над ним яркими звездами, холод зябко подбирался под его форму, а у него не было ни сил, ни желания шевелиться. Тупое оцепенение и апатия охватывали все его тело.
«Все, пора!»- не давая себе расслабляться, сквозь зубы процедил Владимир, открывая глаза. Он заставил себя встать на ноги и посмотрел на часы. Стрелки показывали два часа и тридцать пять минут.
Взглянув вверх, он тяжело вздохнул и, нагнетая в себе необходимую ему сейчас бодрость и боевую злость, начав движение, зло процедил: «Лучше гор могут быть только горы»…
Через десять минут каждый метр ему давался уже так тяжело, словно к его ногам привязали пудовые гири, а под лопаткой кололо так, словно ему в сердце воткнули острые длинные спицы.
Затаив от боли дыхание, Владимир вновь повалился на землю. Отдышавшись и немного придя в себя, он бросил взгляд на долину и первое, что ему бросилось в глаза, это то, что свет фар удалялся в ту сторону, откуда он появился час назад - машина ехала в сторону поста.
«Как это понимать?- глядя на далекий, прыгающий в темноте свет автомобильных фар, пронеслась в голове лейтенанта тревожная и одновременно обнадеживающая мысль. – Неужели нашли Асхакова?!»
Владимир посмотрел на часы, они показывали - три часа.
Что же мне делать?!- Владимир от злости готов был треснуть об землю болтавшуюся на нем радиостанцию, постоянно работавшую на приеме и не издававшую ни каких признаков связи с постом. Выругавшись от злости, он после некоторого колебания продолжил подъем в гору.
Метров через сто в наушнике послышалось прерывистое шипение – явно кто-то нажимал на тангенту. Владимир прижал наушник к уху, вслушиваясь в возникающую в нем время от времени тишину.
Поднявшись еще метров на тридцать, он наконец-то услышал едва пробиваемые в эфир чьи-то слова. Уловив момент, Владимир нажал на тангенту и несколько раз повторил позывной поста, вызывая его на связь. Через секунду, с трудом разбирая слова, он услышал:
- «Шарканд-1», «Шарканд-1», я «Шарканд-2» - я вас слышу. Как вы слышите меня? Прием!
«Ну, наконец-то!» – Владимир облегченно вздохнул.
- «Шарканд-2», я «Шарканд-1» - я тебя слышу. Объект мной не обнаружен. Я намерен продолжить его поиск в долине с наступлением рассвета. Одиннадцатый вывихнул ногу и двигается вдоль горной цепи в направлении заслона, по возможности организуй за ним машину или лошадь. Что ты имеешь для меня? Как понял? Прием!
- «Шарканд-1», я «Шарканд-2» - я вас понял. Поиск объекта прекратить. Всем отбой! Всем отбой! Как вы меня поняли? Прием!
«Отбой?» - Владимир бессмысленно уставился в микротелефонную гарнитуру. От услышанного он не почувствовал ни радости, ни облегчения. Сознание словно отключилось, а обрывки мыслей блуждали где-то далеко, за перевалом, там, где сейчас сидел сержант Козлов и передавал ему эту, с таким трудом добытую им, информацию.
Владимир вновь нажал на тангенту.
- «Шарканд-2», я «Шарканд-1» - объект обнаружен? Спрашиваю: объект обнаружен? Прием!
- «Шарканд-1», я «Шарканд-2» - объект обнаружен и доставлен на пост. Всем отбой! Как поняли? Прием!
- «Шарканд-2», я «Шарканд-1» - я тебя понял.
Закрыв глаза, лейтенант шумно выдохнул сквозь зубы и, едва сдерживая желание заорать от злости за то, что он, измученный интенсивными, но безуспешными поисками, вынужден довольствоваться лишь положительным результатом, стал шарить бессмысленным взглядом по небу. И только сейчас он вдруг обнаружил, что разбросанные над ним звезды уже стали таять, растворяться, а вдали, где-то за вершинами гор, загорелось ярко-красное зарево. Ночь отступала, зарождалось утро, близилось время драматической развязки.
Откуда-то издалека явственно раздалось жужжание вертолета. Потом шум мотора смолк. Вновь образовалась звенящая тишина.
Лейтенант отрешенно сел на камень, достал табак и, свернув самокрутку, закурил, но сделав затяжку – ему стало противно. Он притоптал окурок подошвой, поеживаясь, встал, постоял так с минуту, затем привычным движением он передвинул на ремне кобуру с пистолетом, поправил на плече радиостанцию и, в последний раз вглядевшись вдаль, прикидывая не близкий обратный путь к посту, начал спуск.
Он вновь бежал по гигантской равнине, огибая подножия высоких холмов и преодолевая овраги и ручьи. Он вновь перебирался через бурлящую реку и вновь карабкался по крутому склону к вершине горы.
Многокилометровый марш-бросок, выматывающий его тело и душу, продолжался еще четыре часа, наконец, к девяти утра он взобрался на вершину хребта, отделявшего широкую долину от поста, и взглянул вниз. Там он увил домики, словно два спичечных коробка, рядом с ними стояли два «УАЗика». На территории поста, словно маленькие букашки, шевелились люди, а метрах в ста от него, на вертолетной площадке с обвислыми лопастями стоял вертолет.
Владимир сразу понял, что на пост пожаловало большое начальство.
«По мою душу»,…- промелькнуло у него в голове, ему стало муторно.
Жмурясь от затекавших в глаза соленых струек пота, он прильнул к окулярам бинокля.
По номеру на машине, Владимир узнал «УАЗик» начальника особого отдела майора Багрова, рядом с ним стоял покрывшийся пылью «УАЗик» разведотдела. Метрах в двадцати от барака кучковались с десяток офицеров, а чуть дальше, в сторонке, на громадном булыжнике, опустив голову, сидел солдат.
«Асхаков!»- царапнула сердце догадка, но сил радоваться этому у него уже не было: «Дать бы ему сейчас в рыло!» - со злостью лишь подумал он, опуская бинокль.
Вытерев с лица капли пота, он поправил на себе гимнастерку и начал спускаться по крутому склону вниз. Спуск занял сорок минут.
Грязный, усталый до дрожжи в коленях и щемящей болью в груди лейтенант подошел к посту.
Поприветствовав, проходя мимо, с любопытством уставившихся на него старших офицеров, среди которых он узнал нескольких офицеров штаба части и особого отдела, лейтенант, сжав кулаки, направился к Асхакову.
Тот по-прежнему, безучастно сгорбившись, сидел на булыжнике, украдкой зыркая на стоящих в сторонке офицеров. Увидев приближающегося к нему лейтенанта Есипенко, Асхаков еще сильнее втянул голову в плечи и тупым взглядом уставился в землю. Какой-то пожеванный, с потухшими мутными глазами на посиневшей от обильного употребления алкоголя физиономии, он часто вздрагивал и постоянно икал.
Как Владимир смог сдержать себя, что бы ни влепить по его мышиной роже – одному только богу известно.
- Что же ты, ублюдок, так хреново Родину охраняешь, а? – лишь осипшим голосом спросил он, и эти слова откликнулись в его душе еще большим отвращением к Асхакову. Ему хотелось сказать все, что он о нем думает, но не смог - горло перехватило. Стиснув зубы, он лишь смотрел горевшим ненавистью взглядом на Асхакова – человека, сломавшего ему офицерскую судьбу, и не мог найти должных слов, как он ни пытался. То ли их не было вообще, то ли у него от потрясения отшибло соображение.
