— Не бойтесь, я не пьян.
— Выкладывайте!
— Собрание было из-за Кольхаза, да? — спросил нерешительно Поль.
— Нет, — возразил Ульф, — из-за меня. Я был старшим наряда.
— Но ведь во всем виноват был он. Он довел вас до этого…
— Что значит «довел»… Ответственность в армии всегда несет старший…
Поль отпил из кружки и сказал:
— Я должен сказать, хотя, быть может, я даже буду не прав. Нам всем кажется, что все командиры у нас занимаются только Кольхазом, только им одним. Поймите меня, пожалуйста, правильно…
— Вы хотите сказать, что он пользуется какими-то привилегиями?
— Нет. Но когда вы приходите в нашу комнату, вы интересуетесь им больше, чем другими. Говорите с ним дольше и обстоятельней. Больше от него требуете.
— Больше требую? Не понимаю вас!
— Например, недавно на занятиях по физподготовке мы отрабатывали упражнение на турнике. У нас с Кенигом получалось не лучше, чем у Кольхаза, но вы помогали только ему и до тех пор, пока оно не стало у него более или менее удаваться.
— Ну и что? Вы считаете, что я поступил неправильно?
— Правильно-то правильно. Но нам тоже нужно было помочь.
— Кольхаз человек сложный. Может, поэтому я и уделяю ему больше внимания. Я учту ваше замечание. — Ульф протянул руку. — Давайте сегодня об этом больше не говорить. Спасибо вам.
Они шли по слабо освещенному коридору. У дверей в зал Поль вдруг остановился и удивленно сказал:
— Смотрите, Кольхаз!
Кольхаз стоял у стойки — шинель нараспашку, фуражка лихо сдвинута на затылок. Он, видимо, уже выпил, подвинул бармену стакан, попросил налить еще.
— Идите к ребятам, — сказал Рэке Полю, — я сам займусь им.
Он подошел к Кольхазу, который уже было поднес стакан к губам, положил ему руку на плечо и сказал:
— Не торопитесь. Вы испортите себе вечер, если и дальше будете продолжать в том же духе.
— Товарищ фельдфебель! — воскликнул солдат, еле ворочая языком. — Бармен, еще раз водки!
— Спасибо, я не хочу, — отказался Ульф.
— Не надо ломаться, — громко сказал Кольхаз, — выпить с Полем вы не отказывались. Или вы пьете со всеми, кроме меня?
Ульф вспыхнул, но сдержался и спокойно ответил:
— Хорошо, я выпью. Но только немного.
— Ладно! Немного так немного… Вы помните Соколова из «Судьбы человека»?
— А что?
Бармен взял стакан с полки, наполнил его до краев.
— Как это «что»? Вот это был мужик! У нас таких днем с огнем не найдешь, можете мне поверить. Пью за него!
Ульф неохотно взял стакан, чокнулся с Кольхазом и отпил глоток.
— К чему вы клоните? — спросил он недоверчиво. — Я не вижу взаимосвязи.
— А я вижу, — упрямился Кольхаз. Он не потерял головы от водки, хотя и пил на пустой желудок. — За ваше здоровье!
Ульф наконец понял.
— Но сейчас же не война, а мы с вами находимся не в лагере для военнопленных, — заметил он. — Он пил так лихо потому, что от этого зависела его жизнь. И не забудьте: когда было нужно, он без жалости и без колебаний задушил предателя. Вы всегда замечаете только то, что вам подходит!
— А вы? Вы проповедуете честность, а сами потихоньку едете в город, чтобы спросить, стоит ли брать в отделение дважды провинившегося парня, — парировал Кольхаз, вызывающе глядя на Ульфа. — И я могу вам сказать, — продолжал он, — почему вы так сделали: из страха, что может что-то случиться и на вашу безукоризненную репутацию ляжет пятно. Но была и еще одна вероятность, что все. будет хорошо и к уже полученным вами благодарностям прибавится еще одна. Рэке все сделает! За ваше здоровье!
Ульф словно пощечину получил.
— Идемте!
Не оборачиваясь, он вышел на улицу, с облегчением окунулся в холодный туманный вечер. Площадь уже опустела, только у тира стояли еще любители и целились из «воздушек» в бумажные цветы. Кольхаз не заставил себя ждать.
Он шел, на ходу застегивая шинель.
— Товарищ Кольхаз, — начал Ульф, — в таком тоне и в таком месте я с вами говорить не намерен. Возвращайтесь в роту!
— Я в увольнении!
— Делайте то, что вам говорят! Кольхаз насмешливо улыбнулся:
— Конечно, ото проще всего. Зачем усложнять, если можно просто приказать. Я не буду возражать, даже не подумаю. Я иду!
Ульф смотрел, как, качаясь, неуверенными шагами уходил Кольхаз.
«Вечер пропал, — думал Ульф с горечью, — парень не потанцевал, не посидел как следует с ребятами». И вдруг ему пришла в голову другая мысль: «Я должен был лучше все продумать. Одно слово — и я мог бы избежать этого представления. Проклятье!»
Он повернулся к двери и остановился. У входа стояли Шонер, Раудорн и Поль, молчаливые и, как ему показалось, немного смущенные.
— Что вы здесь стоите? — угрюмо спросил он. — Не портите себе настроения, хватит того, что у меня пропал вечер.
Раудорн криво улыбнулся:
— Кончай глупить! Ты можешь приказать нам идти домой, но не можешь приказать, чтобы у человека улучшилось настроение.
— Ты мне еще будешь указывать! — взорвался Рэке. — Думаешь, было бы лучше, если бы он здесь напился в стельку?
— Он и без того был уже хорош, когда пришел, — спокойно заметил Раудорн. — Черт его знает, где он набрался. Я не против того; что ты отослал его домой, а против того,
что ты не хочешь повеселиться с нами. Как будто нам все безразлично. Что ты теперь хочешь делать?
Ульф стоял, засунув руки в карманы, и молча глядел в сторону, пока Шонер наконец не заметил, что им, собственно говоря, незачем стоять здесь, на ветру, когда они могут спокойно вернуться в ресторан.
— Идите, ребята, веселитесь, — сказал Ульф.
— А ты? — спросил Раудорн.
— У меня вечер уже испорчен!
Он вошел с ними в ресторан, взял свою шинель и, попрощавшись, вышел.
Проходя мимо домика, где жил Трау, он заметил свет в одном из окон. С минуту поколебавшись, он подошел к окну и заглянул в комнату.
Трау сидел за столом, перед ним лежала стопка школьных тетрадей. Рэке почувствовал потребность поговорить с ним по душам. Сначала он не решался, потом подумал: «Я все-таки командир отделения, а не девчонка» — и решительно постучал в окно.
Трау впустил его, помог снять шинель, пригласил в комнату.
— С похмелья? — спросил он, внимательно разглядывая сквозь очки Ульфа. — Садись, сейчас найдем что-нибудь освежающее.
Ульф благодарно кивнул и опустился в старое тяжелое кресло, стоявшее напротив печи.
Учитель пошел на кухню и вскоре вернулся с двумя стаканами горячего, крепко заваренного кофе.
— Выпей. Это должно помочь.
Трау был одним из первых, с кем Ульф подружился в Таннберге. Со временем их дружба укрепилась. Поэтому Ульф без малейшего смущения поведал Трау свою историю, начиная с обхода постов и до того момента, как он отослал пьяненького Кольхаза в роту.
Трау внимательно слушал, потягивая небольшими глотками кофе, затем спросил:
— Ну и что же теперь, по-вашему, будет? Дрожащими, непослушными пальцами Ульф зажег сигарету.
— Я не знаю, — ответил он неуверенно, — знаю только одно: я идиот, что впутался в эту историю. Черт меня дернул!
— Спокойней, — прервал его Трау, — у тебя еще будет время поплакаться. Сейчас давай подумаем, что же тебе делать.
— У меня один выход: наказать его за нарушение дисциплины — и все. Он этого заслуживает. Раз он не понимает по-хорошему.
— Твоя горячность мне понятна, но сейчас она вряд ли к месту. Да не впадай из одной крайности в другую. Подумай, прежде чем решать.
— Я уже все перепробовал, но толку мало.
— Ты вел душеспасительные беседы тогда, когда нужно было приказывать, а теперь хочешь сделать наоборот. И то и другое плохо. Воздух получается только в том случае, если смешать азот и кислород, и притом в точной пропорции, дорогой мой химик.
— Химия тут ни при чем, — недовольно проворчал Ульф, — терпеть не могу подобных сравнений. Почему мне все приводят сравнения? Вы слишком все упрощаете. Химические реакции исчислимы. Если ты знаешь свойства вещества, то можешь по пальцам пересчитать все изменения, которые с ним произойдут.
— Да, — согласился Трау, — так обстоит со всеми вещами при условии, когда их хорошо знаешь…
— Перестань, — сердито прервал его Ульф, — ты говоришь, словно учебник читаешь. Разве поступки человека можно вычислить по формуле, как затмение луны?
— Можно, если его знаешь. Только это несколько сложнее.
— Сегодня я узнал его лучше. С меня уже достаточно.
— Ты думаешь? Ты знаешь о нем только то, что он пишет посредственные стишки, а голова его забита какой-то чепухой. И больше ничего!
— С меня на сегодня хватит, — решительно сказал Ульф и, отодвинув стакан, встал. — Бессмысленно продолжать об этом разговор. Уж теперь-то я знаю, что мне делать.
