— Ясно. Что с теми МиГами?
— У них мало топлива. Они вот-вот сядут у нас для дозаправки. Потом перелетят к себе на аэродром.
— Мне надо поговорить с летчиками и осмотреть машины.
— Зачем?
Подозрительность союзников начинала напрягать даже терпеливого Хваленского. Он устало пояснил:
— Чтобы понять, какие системы и почему отказали. И дать моим техникам указание на проведение соответствующих доработок на наших самолетах. Во избежание таких же отказов в будущем.
Крыть полковнику было нечем, и он пожал плечами:
— Ладно. Они будут с минуты на минуту. Пока будут заправлять, осмотрите и поговорите.
— Спасибо, — сказал Хваленский и вышел из душной комнатки КДП на балкончик, протянувшийся по периметру вышки.
…Истребители появились через несколько минут. Капитан, спустившись с вышки, наблюдал, как они садятся и заруливают на стоянку. Это действительно оказались «Балалайки», только более ранней модификации, нежели использовал полк Цзиня. Хваленскому они, впрочем, были хорошо знакомы — на таких он летал в лейтенантские годы.
Как только техники приставили к борту первого МиГа стремянку, капитан поднялся по ней и заглянул в кабину. Скуластый вьетнамский летчик в летном комбинезоне и огромном защитном шлеме, казавшийся мальчишкой по сравнению с капитаном, вопросительно посмотрел на незнакомого офицера.
— По-русски понимаешь? — спросил Хваленский.
— Немного, — кивнул летчик. — Не быстро говори.
— Я — русский инструктор. Расскажи, что произошло?
— Взлетели по тревоге. Пробили облака. Заметили американцев, — вьетнамец говорил по-русски не совсем уверенно, делая большие паузы между словами. — Они нас увидели, стали маневрировать. Я одного в прицел поймал, жму кнопку захвата цели, пускаю ракету. Она мимо. Я второй раз. Он в сторону, ракета снова мимо. Ракета уже стартует, а он вправо, и она мимо. Ракет у меня все, нету. Я за пушку, а она не стреляет…
— Понятно… — вздохнул Хваленский. — Сейчас половина второго… С американцами ты, значит, минут десять назад встретился. Куда они летели?
— Ну… На юг.
— Где было солнце, когда ты целился?
— Солнце?
— Да, солнце.
— Ну… Впереди и чуть выше цели.
— Вот тебе и ответ, — сказал капитан. — Когда вас учили пускать ракеты, что говорили про солнце?
Вьетнамец молчал.
— Говорили про солнце?
— Говорили, — пробормотал вьетнамец и потупился. — Я злой был, не подумал…
— Жаль, — вздохнул Хваленский.
Ракеты К-13, которыми вооружался МиГ-21, страдали тем же недостатком, что и их американские сородичи марки «Сайдвиндер», наводившиеся на излучаемое двигателями тепло, — после пуска они, доворачивая за целью, запросто могли улететь к солнцу. И все потому, что их электронные мозги считали его более сильным источником тепла, чем раскаленное сопло самолета. После этого ракету можно было уже не бояться — она летела в сторону светила, пока не кончалось топливо, а потом падала. Именно поэтому инструктора, обучая курсантов, строго-настрого запрещали пуск ракеты против солнца. Но молодые летчики иногда забывали об этом и впустую тратили боеприпасы.
— А с пушкой что? — продолжал расспросы капитан. — Покажи, как стрелял, что включал…
Летчик принялся объяснять порядок действий, указывая на кнопки и выключатели.
— …оказываюсь сзади него, целюсь, жму гашетку, — пушка не стреляет. Я снова жму — все равно не стреляет…
— Ты не переключился с ракет на пушку, — произнес Хваленский, внимательно следивший за порядком действий. — У тебя и пушка, и ракеты приводятся в действие одной гашеткой. Надо было вот этот тумблер вначале переключить с ракет на пушку, а ты этого не сделал. Ракет у тебя уже не было, пушку ты не включил — вот тебе и ответ, почему оружие не срабатывало.
Вьетнамец понуро молчал.
— Ты растерялся там, в воздухе, когда увидел американцев? Или нет?
— Нет. Злой был, — ответил летчик. — У меня американцы семью убили недавно.
Хваленский осекся.
— Извини… Как тебя зовут?
— Лейтенант Тхонг Ван Сао.
— Тхонг, ты давно на МиГ-21 летаешь?
— Месяц. Сорок часов.
— Первый раз в бою?
— Нет. Пять, — вьетнамец впился взглядом в приборы и очень внимательно — будто впервые — разглядывал их.
— Сбитые есть?
— Один.
— Уже хорошо. Раньше на МиГ-17 воевал?
— Да.
— И как, нравилось?
— Да, — слегка оживился летчик. — Легче. Обзор лучше, пушки лучше. Скорость только маленькая.
— Эта машина лучше той, просто она сложней… Ладно, не вешай нос, — сказал Хваленский и ободряюще улыбнулся. — Месяц — не так много, нас вон несколько лет учили. Скоро начнешь лупить янки в хвост и в гриву.
— Да, — без особого энтузиазма согласился вьетнамец.
Хваленский спустился со стремянки. Пока техники заправляли самолеты, он поспешил переброситься парой слов с остальными летчиками. Выяснилось, что проблемы у всех были одни и те же, — при пуске ракет сложно было удержать в прицеле маневрирующую цель, которая к тому же шла против солнца, и противник уворачивался от ракет — хотя порой и в самый последний момент. С пушкой одному летчику удалось-таки справиться — он не только снял оружие с предохранителя, но и дал очередь по «Фантому».
— А попал? — уточнил Хваленский.
— Не видел, — пожал плечами вьетнамец. — Он в облако влетел, снаряды следом. Может, я подбил его?
— Может быть… — капитан по рассказам бывалых людей знал, что «Фантом» — машина феноменально крепкая, и может вернуться на базу даже на одном двигателе и с кучей пробоин. Вряд ли несколько снарядов стали для янки фатальными…
Вскоре гости улетели. Хваленский проводил их взглядом и сказал Базилио:
— Я в сборочный цех. Можешь идти обедать.
— Спасибо, товарищ капитан, — кивнул Вася.
— И ребят отыщи. Тоже, небось, жрать хотят.
«Сборочным цехом» советские специалисты называли между собой ангар, где собирались МиГи. Вьетнамским техникам столь тонкую работу не доверяли; считалось, что лучше будет, если самолет соберут и отладят русские — так он верней летать будет, благо они его лучше знают. Поэтому вьетнамцев обучали в ходе обслуживания уже готовых машин, — а в ангаре появлялись только свои, советские спецы.
Капитан обсудил с главным техником кое-какие вопросы и попросил его одолжить фотокинопулеметов, в просторечии именуемых ФКП. По сути дела, это были видеокамеры, установленные в носовой части самолета и фиксировавшие результаты стрельбы из пушки. Включались они автоматически при нажатии гашетки и на протяжении нескольких секунд снимали все происходящее перед самолетом. После боя оставалось только проявить пленку, чтобы получить доказательство уничтожения цели.
— Зачем они тебе? — удивился техник.
Хваленский объяснил, и техник расплылся в улыбке:
— А, тогда без проблем! Все сделаем.
— Спасибо, Серег.
Капитан нашел укромный уголок и вскрыл секретный пакет с инструкциями, который накануне получил в Ханое. Ничего особенного там не было: Москва предупреждала, чтобы по возможности капитан следил за действиями вьетнамских летчиков и отчитывался о замеченном: как применяют самолеты, какие сложности возникают, какие тактические приемы наиболее действенны… Заодно напомнили, чтобы советские летчики без лишней нужды не вступали в бои с американцами.
— И из-за этой херни я ездил в Ханой? — мысленно плюнул Хваленский. Сунув бумаги в планшет, он позвонил метеорологу:
— Привет, Хо, не подскажешь, что там завтра с погодой?
— Буря будет, — лаконично ответил вьетнамец. — Дождь, облачность сильная, ветер. Не летаете.
— Спасибо. Бывай.
Он положил трубку и вышел из ангара, — и словно вынырнул из сухой прохлады подземелья во влажную удушающую жару. Парило, как в бане. Все живое затаилось. Ни ветерка, ни движения, — только с востока надвигались хмурые чернеющие облака.
«Похоже, Хо был прав…» — подумал Хваленский. «Будет буря…».
…Дождь лил третьи сутки. То усиливаясь, то утихая, он не прекращался ни на минуту. Казалось невероятным, что в облаках может поместиться столько воды. В пятидесяти шагах за сплошной стеной дождя не было видно ни зги. Земля медленно, но верно превращалась в кисель. Даже пожилые вьетнамцы не могли припомнить столь затяжной бури — ливни для здешних мест были обычным делом, особенно летом, но длились они от силы десять-пятнадцать минут, а не три дня.
Полеты, конечно, приостановили. Лейтенанты проводили с вьетнамцами теоретические занятия, а капитан пропадал в сборочном цеху, где техники собирали последние полученные «Балалайки». Вася, заглянув как-то по срочному вопросу в ангар, увидел среди «двадцать первых» пару МиГ-17, с которыми почему-то возились не вьетнамцы, а свои, советские технари.