Старик добрел до нужного ему дома и позвонил в дверь. Почти сразу ему открыл дверь улыбающийся сослуживец. Тоже седой как лунь, но все такой же крепкий.
— Володя!
— Миша!
Они обнялись. В коридор выскочил внук Маргелова, застыл, глядя на стариков.
— А это мой меньший внук, Дима зовут! — гордо сказал Володя. — Пять лет позавчера исполнилось.
— Деда, а, деда! — тут же заныл Дима. — Ты в музей обещал!
Маргелов хотел было приструнить внука, но Хваленский опередил его:
— Давай в музей сходим, в самом-то деле! Успеем еще в квартире посидеть…
Димка с радостным воплем метнулся за одеждой.
Вскоре все трое шагали в сторону музея. Димка, явно недовольный тем, что деды идут не так быстро, как ему хотелось бы, то и дело поторапливал их, потом уносился вперед и снова возвращался, чтобы крикнуть: «Деда, ну быстрее, ну чуточку, ну пожалуйста!» — и снова убежать.
— А я вот так и не женился, — тяжело вздохнул Хваленский, глядя на пацаненка. — Старый пень… теперь один как перст… Жалею.
— Своя прелесть в этом была, — кряхтя, ответил Маргелов. Его последнее время беспокоила спина. — Зато ты с летной работы только в сорок четыре ушел… А меня уже в тридцать пять на землю перевели…
— Это точно…
Они прошли в музей, — отгороженный от старого аэродрома кусок летного поля, на котором стояли десятки самолетов и вертолетов. Когда-то все эти машины летали и несли службу в советском небе, а теперь, казалось, впали в спячку до лучших времен. Людей в музее почему-то было сегодня особенно много, — наверное, из-за праздника. Щелкали фотоаппараты, кто-то громко восхищался необычными очертаниями какого-то самолета; неподалеку экскурсовод рассказывал посетителям о стоявших в музее машинах и их судьбе.
— Хоть бы музыку включили, что ли… — проворчал Хваленский.
Из развешанных на столбах колонок вдруг грянуло:
Мы рождены, чтоб сказку сделать былью,
Преодолеть пространство и простор.
Нам разум дал стальные руки — крылья,
А вместо сердца — пламенный мотор…
— Во как! — улыбнулся Маргелов. — Живет еще страна, а?! Я уж думал, как всегда, какую-нибудь дрянь включат…
Бросая ввысь свой аппарат послушный,
Или творя невиданный полет,
Мы сознаем, как крепнет флот воздушный, —
Наш первый в мире пролетарский флот! —
— надрывались динамики.
Старики зашагали по асфальтовой дорожке между рядами машин, а Димка убежал куда-то вперед и затерялся среди посетителей. Друзья прошлись вдоль строя серебристых бомбардировщиков, потом вернулись назад, — Маргелов заметил, что Димка непостижимым образом уже оказался у большого вертолета возле входа в музей.
— Деда, деда, там в вертолет пускают! — закричал мальчишка, едва Маргелов окликнул его. — Пойдем, деда! Хочу в кабине посидеть!
С трудом уговорив внука подойти к вертолету попозже, старики неспешно пошли вдоль аллеи, где были выставлены самолеты времен Второй Мировой.
— А мне война перестала сниться, — сказал вдруг Маргелов. — Раньше снилась… А теперь все. Не вижу никаких снов…
— А мне сны еще снятся, — отозвался Хваленский. — Но не о войне. Веселое что-то, доброе… Не помню только ничего…
— Везет тебе, — вздохнул Маргелов. — А мне хоть бы завалящий какой сон посмотреть…
Они свернули в очередную аллею, по обе стороны которой стояли реактивные истребители. Димка, снова убежавший вперед, принесся обратно с радостным воплем:
— Деда, деда, там твой самолет!
— Это какой же? — хитро улыбнулся Маргелов.
— Балалайка! — Димка снова исчез.
— Балалайка… — слегка дрогнувшим голосом повторил Хваленский, словно пробуя это слово на вкус.
— Он, — негромко подтвердил Маргелов, заметив впереди знакомый острый нос.
Перед замершими в строю самолетами была натянута полосатая ленточка, преграждавшая путь особо любопытным. Перешагнув ее, летчики подошли к серебристому МиГу и бережно дотронулись до холодного металла.
— Здравствуй, дружище! — прошептал Хваленский, ласково гладя борт машины. — Тяжело тебе без полетов, да?
Капля воды вдруг скатилась с борта самолета и упала в траву, оставив на металле влажный след…
Переворот Иммельмана или иммельман — фигура сложного пилотажа, полупетля с полубочкой. Представляет собой половину восходящей петли, которая завершается в верхней точке поворотом на 180 градусов для выхода в обычный горизонтальный полёт.
Эта фигура пилотажа была названа в честь немецкого лётчика-аса Макса Иммельмана (1890–1916). Оригинальный переворот Иммельмана состоит из виража и полупереворота, в результате выполнения приёма в бою атакованный самолёт выходит выше и позади вражеского самолёта, что часто приводит к гибели атакующего самолёта.
В переводе на английский «Могила» звучит именно как «Томб».
12 Декабря 1995 года три истребителя Су-27 пилотажной группы «Русские Витязи» разбились при посадке на авиабазе Камрань. Причин было множество — плохие метеоусловия, сложный рельеф местности и ошибки командира звена генерала Гребенникова, настаивавшего на том, чтобы посадка совершалась группой и с первого захода… Самолеты при заходе врезались в горы. Пилоты «Сушек» — Виктор Кордюков, Николай Гречанов, Борис Григорьев и Александр Сыровой — погибли.
Песня в эпилоге называется «Ветерану неизвестной войны». Автор — Константин Фролов. Текст песни использован в книге с его разрешения.
