А Хваленский, хлопнув его по плечу, неспешно зашагал вдоль взлетной полосы. Он шел по траве и смотрел на звезды, глубоко вдыхая свежий ночной воздух и чувствуя, как легко становится на душе. Черная злоба, снедавшая его с того памятного мартовского дня, когда погиб Ашот, постепенно исчезала. И уходило чувство вины за то, что не смог спасти его.
Огненной полоской вдруг чиркнул по небу падающий метеорит, и майор, остановившись, мысленно пожелал погибшему Чапаю легкого лежанья. Постояв немного, он пошел назад.
На полпути его встретил Володя. Капитан уже успел сменить летный комбинезон на повседневные брюки и рубашку, и теперь неторопливо брел вдоль полосы, засунув руки в карманы и насвистывая что-то разудалое. Заметив командира, он умолк и приосанился.
— Товарищ майор…
— Вольно, — усмехнулся Хваленский. — Как, пришел в себя уже?
— Да, — улыбнулся летчик. — Здорово мы все-таки этих янки посадили…
— Это точно, — кивнул майор. — А куда самолет их поставили? Посмотреть бы потом вблизи…
— В третьем ангаре стоит. Пойдемте посмотрим? Я там только что был…
— Да не, потом… Как тебе самолет?
— Ничего так машина! — одобрительно покачал головой капитан. — Кабина удобная, просторная, обзор такой хороший — нам и не снился… Бомб, правда, нет, — он пустой прилетел.
— Ну и хрен бы с ним, — пожал плечами Хваленский и, взглянув на небо, с наслаждением зевнул. — Главное, что прилетел… Ладно, поехали-ка в лагерь… Устал я что-то…
Они неспешным шагом направились к стоянке возле КДП, где майор утром оставил свой джип. Помолчав, Володя сказал:
— Я вот все думаю… Если бы американец вдруг начал там ерепениться и маневрировать, как бы мы его загоняли на нашу базу? С тем «Фантомом» попроще было… он хоть днем летел, да и не так быстро… И нас четверо было тогда…
— Если честно, я и сам не знаю, что бы мы сделали, — признался майор. — Но думаю, выкрутились бы. Не впервой.
Володя кивнул в знак согласия. Когда офицеры подошли к стоянке, и майор принялся стаскивать с себя летный комбинезон, он задумчиво спросил:
— Интересно, еще что-нибудь в этом духе нам подкинут?
— Ага. «Бэ-пятьдесят два» пригнать попросят… — буркнул майор, швырнув комбинезон в кузов джипа. Володя вначале недоуменно воззрился на командира, а потом они оба расхохотались. Принудить к посадке стратегический бомбардировщик, способный зараз превратить несколько квадратных километров в испещренную кратерами пустыню — это была бы просто сказка!
— За тот «Фантом» — благодарность от командования, — сквозь смех говорил Маргелов, — за сегодняшнего меньше медали не дадут, а за Б-52, наверное, сразу Героя получим…
— А что, мысль! — утирал слезы Хваленский. — Только ты никому ни-ни, а то и правда прикажут… Лучше сами как-нибудь попробуем, в порядке самодеятельности… Ладно, поехали в лагерь… шутник!
Уже в хижине Хваленский разложил на столе нехитрую снедь и плеснул в стаканы немного вина:
— За наше безнадежное дело, Володь…
Выпили. Посидели. Налили еще.
— Готовься принимать дела, — сказал Хваленский. — Завтра моя командировка заканчивается. Поеду в Союз…
— Понимаю, Михаил Антонович, — капитан посмотрел на командира. — А я, пожалуй, останусь… на сверхсрочную…
— Если не секрет — зачем? — спросил майор. — Ладно я… Я свои счеты с янки сводил… А тебя-то что держит?
— А у меня свои счеты, — угрюмо ответил Володя. — Помните, меня тогда «охотники» подловили, когда я с курсантом летал? Да мне до конца дней сниться это будет! — стукнул он вдруг кулаком по столу. — Ржут, фотографируют меня, — а я зубами скриплю и от ракет уворачиваюсь… Суки!
Про Лилю он не упомянул.
Майор кивнул.
— И Ашота с Васей я им не прощу… — глухо произнес Володя. — И курсантов своих… которые в боях погибли… Я все помню…
— Да и скучно там, в Союзе, — добавил он после недолгого молчания.
— Почему скучно? Служить будешь, летать…
— Тут хоть летаем вволю. А там будем на партсобраниях мозги сушить… Да и опять же, — здесь спецзадания, а там скукота… Не хочу.
— Вот оно что, — протянул Хваленский и подлил себе водки. — На адреналин ты подсел, Володь… Опасно так воевать…
— Я знаю, — ответил капитан.
Повисло молчание. Хваленский, глядя в окно, разминал пальцами оказавшееся на столе рисовое зернышко; Маргелов смотрел в пол, и на скулах его играли желваки.
— Ладно, Володь, не бери в голову… — извиняющимся тоном произнес наконец майор. — Все. Забудь этот разговор… Не будем больше о грустном…
— Хорошо, — тихо ответил Володя.
— Осторожней будь, — не приказал — попросил Хваленский. — Мне повезло… повезет ли тебе, если собьют — никто не знает…
— Угу…
За окном занимался рассвет, а офицеры молча сидели и размышляли — каждый о своем. Протарахтел над лагерем «кукурузник» с техниками, потом вернулись вьетнамские перехватчики, — но летчики даже не пошевелились.
…Джонсона вытащили из джунглей ранним утром, когда один из спасательных вертолетов смог отыскать его по сигналу радиомаяка. Капитана подняли на борт и привели в чувство, после чего командир спасателей крикнул ему на ухо:
— Вас должно быть двое! Где второй летчик?! Мы не можем засечь его маяк!
— Его взяли в плен «Чарли»… — процедил сквозь зубы летчик. — Он был тяжело ранен, и я был вынужден оставить его.
Весь оставшийся полет его ни о чем не расспрашивали. Вернувшись на базу, Джонсон рассказал, как их сбила вьетнамская ракета, и показал место на карте. Аэрофотосъемка вскоре подтвердила наличие большой воронки и выжженной земли, но обломков почти не было.
Их, наверное, вывезли вьетнамцы, — со вздохом предположил кто-то в штабе. — Как с той машиной… помните?
Все согласились, что так оно, скорее всего, и было.
— А как вы потеряли своего штурмана? — спросил один из офицеров.
— Мы успешно катапультировались, но он потом подвернул ногу, выбираясь из кабины. Я начал оказывать ему первую помощь, а потом пришли «Чарли», и мы с ним попытались скрыться. Косоглазые шли за нами по пятам. Виктор вскоре сказал, что больше не может идти, и я был вынужден оставить его. Мне удалось оторваться от погони. Я слышал несколько выстрелов позади, но что стало с ним — не знаю…
— Сочувствую… — вздохнул штабник-майор, но в глазах его явственно читалось презрение.
…Эскадрилья Джонсона вскоре будет расформирована, а три уцелевших самолета перебазируют обратно в Штаты. F-111 подвергнутся серьезнейшей доработке и вновь появятся над Вьетнамом лишь в 1972 году. Но они уже никогда не будут столь же неуязвимы, как раньше — вьетнамские зенитчики сумеют сбить еще несколько машин.
После возвращения в Америку у Джонсона найдут какую-то болезнь, и он вскоре по-тихому уйдет в отставку. Бывший капитан сделается удачливым бизнесменом; судя по тому, что его сестре вскоре сделают операцию, деньги за самолет он все-таки получит. Сполна ли — неизвестно. Жена его так и не узнает об интрижке мужа с тайской девушкой, и это навсегда останется тайной Роберта Джонсона. И, разумеется, тайной Главного разведывательного управления (ГРУ) СССР, в архивах которой осядет досье на капитана…
…Лейтенант Уотсон будет признан пропавшим без вести. По отрывочным сведениям, штурман согласился сотрудничать с советскими специалистами, и вскоре был тайно вывезен в СССР, где его следы затерялись.
…В Союз будет вскоре доставлен и трофейный F-111, который советские авиаконструкторы подвергнут детальному изучению. Самолет впоследствии будет некоторое время стоять на одном дальневосточном аэродроме, а потом бесследно исчезнет, как и захваченный в 1966 году «Фантом». Знания, полученные при изучении трофея, пригодятся нашим при создании фронтового бомбардировщика Су-24. Он, правда, ни в коей мере будет являться копией «Аардварка», как это станут утверждать заграничные источники.
…Участники операции «Зверобой» будут представлены к высоким правительственным наградам. Полковнику Колотилову присвоят звание Героя Советского Союза; летчиков, сопровождавших F-111 в его последнем полете, наградят орденами Красной Звезды. Разведчики, завербовавшие американского летчика, будут повышены в звании и награждены орденами и медалями. Однако нигде и никогда не будут упоминаться подробности операции, за которую их наградят. Эти данные будут засекречены, и всей правды никто так и не узнает.
…Остается сказать еще несколько слов о судьбе героев этой истории.
Майор Хваленский в конце апреля 1968 года отбудет в Союз и вернется в Кубинку. В 1970 году он переведется в Туркмению, где в пустыне Каракумы будет создан специальный учебный центр для подготовки летчиков. Там в обстановке, приближенной к боевой, инструктора станут готовить летчиков-истребителей. До 1978 года Хваленский будет учить молодых летчиков премудростям воздушного боя, а потом окончит школу летчиков-испытателей в подмосковном Жуковском и станет работать в конструкторском бюро Микояна и Гуревича, где создавались истребители МиГ. В числе прочих он будет испытывать самолеты МиГ-23 и МиГ-29. В отставку летчик уйдет полковником, незадолго до смерти Брежнева.
