За окнами был виден только лес, и больше ничего. Ломовик и Контроль всегда встречались здесь в конце недели. А все остальное время дом пустовал.
Чтобы успокоить себя, Ломовик начал вспоминать о своих подвигах прошлой ночью. Но даже приятные воспоминания о хорошо сделанной работе не могли погасить взгляд стеклянных глаз ужасного медведя. Услышав шум подъехавшего джипа-«мерседеса», Ломовик почувствовал облегчение.
Сидя на месте, он на слух определил: вот хлопнула дверца, вот заскрипел гравий под тяжелыми подошвами.
Ломовик заерзал в кресле и стал пальцами судорожно хвататься за джинсы.
Слышно было, как Контроль опустил что-то тяжелое на пол в прихожей, направился в туалет и стал мочиться. Мощная струя дородного мужчины, словно ливень оросила унитаз.
Затем зашумела вода в сливном бочке, и Ломовик почувствовал, что Контроль стоит теперь у него за спиной.
— Неплохо, — сказал он и ударил Ломовика по спине.
Удар был настолько тяжел, что Ломовик согнулся, несмотря на собственную стать.
— Совсем не плохо. Этот сукин сын получил, что хотел. Хорошая работа.
Ломовик покраснел от удовольствия:
— Я старался.
— И хорошо, что так, — ответил Контроль. Его стальные пальцы буквально впились в Ломовика. — У меня еще есть кое-что для тебя. На этот раз без насилия. Потребуется поднапрячь мозги.
— Да, сэр.
— А ты хотел бы поднапрячь что-то другое? Ну, может быть, и это понадобится. Но не сейчас. Сейчас у нас — богатая леди из Вейла. Сует свой нос в чужие дела и все такое. Друзья попросили меня кое-что проверить.
Пальцы продолжали по-прежнему впиваться в плечо, доводя Ломовика до исступления и дикого наслаждения. Еще немного, и он заорал бы во все горло.
— Дамочка отсутствует, — продолжал Контроль, — что дает нам шанс беспрепятственно обыскать ее кондоминиум[9] и узнать, что же она успела разнюхать. Понятно?
— Да, сэр.
— У нас есть человек в Вейле. Мистер Рей. Он отвезет тебя туда. А ты сделаешь все, о чем он попросит, о'кей?
— О'кей.
Пальцы продолжали впиваться в плечо.
— Ты должен сделать все в точности. Никаких ошибок.
— Конечно, сэр.
— Завтра, в половине двенадцатого. Будь готов, и мистер Рей заберет тебя. О'кей?
— О'кей.
Рука Контроля ослабла, и Ломовик почувствовал облегчение.
— А теперь разгрузи машину, — скомандовали сзади. Ломовик с радостью выскочил наружу. Контроль привез двенадцать коробок шампанского, которые находились в багажнике вездехода, а также пять коробок виски. Ломовик брал по две сразу и загружал их в огромный холодильник.
Закончив работу, он вернулся в дом.
Контроль не торопясь курил сигару.
— Нам надо знать, что у нее есть. А уж тогда, — и голос шефа стал мягче, — тогда, может быть, тебе будет разрешено немного позабавиться.
Лицо Ломовика даже исказилось от удовольствия.
— Угу.
Контроль еще раз коснулся ноющих плеч Ломовика и теперь стал нежно оглаживать их.
— Тебе надо полюбить мистера Рея и делать все, что он прикажет.
Ломовик еще долго оставался в напряжении, и оно продолжалось до тех пор, пока он не услышал, как смолк вдали мотор «мерседеса». Лишь тогда он позволил себе немного расслабиться.
Возбуждение улеглось, теперь начиналось самое неприятное — ему надо было оставаться в этом страшном доме по крайней мере еще час, занимаясь уборкой. Целый час наедине с черным медведем.
САНКТ-ПЕТЕРБУРГНа следующий день Кейт вновь оказалась в кабинете с видом на Неву. Петрушка сидела рядом — на ней были юбка и кофта из тонкой высококачественной шерсти, подаренные Кейт. Сидя на кончике стула и скрестив ноги в сапожках, переводчица явно наслаждалась своими дорогими тряпками. Она лениво болтала с Кейт в ожидании генерала.
А Кейт ждала его прихода, напряженно размышляя. Неужели это снова тупик или еще одна ложь? А вдруг правда окажется ужаснее всякой лжи?
Погода испортилась. Темные тучи нависли над шпилем Петропавловского собора, река потемнела и стала неспокойной. Снег бил в окно, и снежинки таяли и растекались по стеклу. Кейт надела сегодня теплое пальто от Джорджио Армани и не сняла его в кабинете, несмотря на то, что топили в здании очень хорошо.
Наконец дверь распахнулась и в кабинет вошел генерал, держа под мышкой папку. Судя по виду ее пыльной зеленой обложки, документам было больше двух десятков лет. Генерал коротко, по-деловому кивнул женщинам в знак приветствия. На этот раз он не улыбался, не пытался говорить по-английски, а предпочел свой отрывистый русский, напрямую обращаясь к переводчице.
— Он спрашивает, вы принесли деньги? — Девушка раскрыла от удивления глаза, словно пораженная тем, что только что произнесла.
Кейт открыла кейс и достала сверток. Затем она надорвала с угла обертку, чтобы выглянули купюры, но сам сверток передавать не стала.
Генерал удовлетворенно кивнул и вновь обратился к переводчице.
— Он сказал, что у него есть нужная вам информация. Генерал понимает, что вам необходим исчерпывающий ответ, который бы закончил поиски раз и навсегда.
— Совершенно верно.
— Он сказал, что поскольку вы не читаете по-русски, то ему лучше диктовать самому, а вы запишете все со слуха.
— А как насчет дела целиком?
— Он не может его вам отдать.
— Почему же я должна быть уверена, что все, что он скажет, — правда?
Переводчица начала о чем-то совещаться с генералом. Генерал вместо ответа взял папку и открыл ее. На первой странице оказалась маленькая фотография. Кейт нагнулась вперед. На нее глянуло изможденное лицо молодого человека с номером, выписанным на груди. Это лицо ей уже приходилось видеть.
Она невольно издала какой-то странный звук, скорее стон, может быть, еще что-то — и Петрушка вытянулась от неожиданности.
— Мадам! Вы хорошо себя чувствуете?
— Да, — отрывисто произнесла Кейт.
— Может быть, воды?
Кейт отрицательно покачала головой. Дрожащими пальцами она достала блокнот из кейса и сняла с «дюпона» — ручки с золотым пером — колпачок. Во рту появился металлический привкус, а сердце учащенно забилось. Кейт привыкла скрывать свои чувства, но сейчас ей пришлось приложить усилия, чтобы справиться с собой.
— Я готова, — с трудом произнесла она.
Генерал еще раз посмотрел в дело и отрывисто начал диктовать. Беззаботность Петрушки как рукой сняло. Произнося первые слова, она даже слегка сбилась. Это было перечисление номеров со славянскими буквами, которые давались заключенным. Кейт все в точности записала в блокнот.
«Впервые заключенный упоминается в лагере для беженцев на Восточном фронте в 1945 году. В конце войны его освободили из нацистского концлагеря, расположенного под Ригой в Латвии. После расследования военные власти отправили его в НКВД на дознание. Следователями были назначены Алексей Федоров и Михаил Вольский».
Кейт аккуратно записала все имена.
— А что хотели узнать у него?
— Записей допросов в деле нет, — перевела девушка.
— Есть ли какая-нибудь возможность выяснить: живы или нет эти следователи?
— Генерал сказал, что русские — народ долгожителей.
Кейт решила не отвечать на улыбку собеседника:
— Продолжайте.
— После предварительного следствия решено было предъявить заключенному обвинение.
От неожиданности Кейт передернуло:
— Какое обвинение?
— Об этом ничего не сказано.
— Почему же его не направили в другие инстанции? Зачем его вновь вернули в НКВД?
— Генерал сказал, что тогда НКВД заменял все.
— Его пытали?
Лицо переводчицы даже исказилось, когда она услышала, а потом перевела ответ генерала:
— Если учесть, что заключенного доставили из немецкого концлагеря, то избиение было вполне оправданно, ему хотели развязать язык.
— Зачем?
Ответ был спокойным, коротким и ясным. Петрушка от смущения даже не взглянула на Кейт:
— Генерал сказал — ради признания. Признания вообще. Какого — не важно.
Кейт погрузилась в глубокое молчание. Здесь она оказалась не для того, чтобы кого-то обвинять и выходить из себя, гневаться на то, что происходило в чужой стране сорок семь лет назад. КГБ был явно не тем местом, где можно выразить протест против так называемой советской системы. Поэтому она вновь взяла себя в руки:
— Продолжайте.
— В сентябре 1945 года его отправили в лагерь недалеко от города Горький. В марте 1947 года переправили в московскую тюрьму на Лубянке и держали в камере предварительного заключения.
— Предварительного заключения? Но он же успел к этому времени провести в тюрьме два года.
— В бумагах сказано, что следствие к этому времени еще не закончилось.
