Они не спеша пили ароматный чай, болтая о пустяках, но в конце концов Сергей спросил у японца о том, ради чего пришел к нему:
– Мацура-сан, десять лет назад, в ночь, когда погиб «Боинг» корейской авиакомпании, вы спали?
– Нет, – ответил японец, изменившись в лице, – в ту ночь я не спал.
– И вы все слышали?
– Да. Но там не было ничего такого, что выходило бы за рамки официальных сообщений.
Наступила неловкая пауза. Во внутреннем кармане пиджака Тучков держал свой последний козырь, и он решил, что пришла пора выложить этот козырь на стол. Мацура с любопытством ждал, что же достанет из кармана Серега-сан. В руках Тучкова появился конверт. Сергей потряс его. На стол вывалилась старая фотография формата 6 × 9. Снимок запечатлел молодого японца в военном мундире времен второй мировой войны.
– Это же мой отец! – изумленно воскликнул Мацура. – Здесь ему не больше тридцати.
– Тридцать три, – уточнил Тучков. – Снимок сделан в начале сорок шестого года в Сибири.
– Да, отец был в русском плену. Он всегда, до самой смерти хорошо говорил о России и русских. Но откуда это у вас?
Тучков достал из конверта пожелтевший лист бумаги, исписанный столбиками иероглифов, и протянул его Мацуре. Тот надел очки и стал внимательно читать. Это была подписка его отца о сотрудничестве с советской разведкой, отобранная опером Хабаровского управления НКГБ сорок семь лет назад. Внизу отец вывел свою фамилию и указал избранный им самим псевдоним – Эдо. Фото и подписку накануне доставила в Токио диппочта.
– Ваш отец помогал нам всю жизнь, – сказал Тучков. – Он был истинным другом России.
Старый Мацура не сотрудничал с советской разведкой ни одного дня. Вернувшись из плена, он не сделал карьеры и до самой пенсии оставался мелким банковским служащим. Его разведывательные возможности были более чем ограничены, а сказать точнее, никакими, поэтому разведка КГБ никогда не делала попыток к восстановлению связи с ним. Тучков солгал, но у него не было иного выхода.
– Ах, отец, отец! Кто бы мог подумать!
Мацура покачал головой и погрузился в глубокое раздумье. Наконец он сказал:
– Серега-сан, я знаю, что вам нужно, и ради памяти отца…
Он полез в картонный короб, стоявший у стенки, долго копался в нем и в итоге извлек на свет магнитофонную кассету.
– В ту ночь ваши военные пилоты подняли в эфире ужасный гвалт, и это продолжалось очень долго. Я связался с моими корреспондентами в Гонконге и на Окинаве, снова вернулся на ту волну, где говорили ваши пилоты, а они все галдели и галдели. Я не понимаю по-русски ни слова, но сообразил, что происходит нечто из ряда вон выходящее. Начал писать, но внезапно наступила полнейшая тишина.
Тучков сообразил, что тишина наступила в тот самый момент, когда Климович сбил одного из нарушителей.
– Я связался с корреспондентом в Сингапуре, – продолжал японец, – вернулся к приемнику, повертел ручку, услышал, как военный летчик уже на английском языке вызывает свою базу. Он докладывал, что пока не видит цели. Когда я включил микрофон, ему ответили: цель слишком велика, для того чтобы затеряться в небе. Меня охватило любопытство. Я быстро прошел по всему диапазону и записал какого-то пассажира, который сообщал наземной службе свои позывные и координаты. Вернулся на ту волну, где говорили военные, и здесь прозвучали всего три короткие резкие английские фразы: «цель вижу», «уничтожить цель», «цель уничтожена».
Мацура вложил кассету в магнитофон, но прежде чем нажать на «play», вспомнил еще один эпизод, связанный с предыдущим:
– На другой день только и разговоров было о том, что русские сбили пассажирский «Боинг». Там погибло много японцев. Люди возмущались, плакали. Я посмотрел телевидение, почитал газеты и понял, что эта история имеет прямое отношение к услышанному мною накануне, но подается она в искаженном виде. Больше всего меня удивило то, что русские не отрицают своей причастности к совершенному злодеянию. Соображения по поводу «Джамбо» я изложил в полицейском участке. Там мне посоветовали заткнуться и в моих же собственных интересах забыть навсегда все, что я слышал в ту ночь на коротких волнах… Наденьте наушники, Серега-сан. Стены-то у нас бумажные.
Мацура включил магнитофон. Тучков обратился в слух. Старая пленка шипела, потрескивала. И вот она ожила, заполняя его мозг образами и звуками той трагической ночи.
Генерала Филатова разбудили перед рассветом еще раз.
– Ну что, посадили? – спросил он у телефонной трубки сонным голосом.
– Никак нет, товарищ генерал! Не садится.
– Сбили?
– Никак нет!
– Почему, так вашу мать?!
– Не можем определить тип нарушителя. Но предположительно это SR-71.
– Как так не можете определить?! Слепые щенки!!!
– Ночь, товарищ генерал. А потом, вы же сами знаете – рубеж возврата. Летчики не успевают как следует разглядеть его.
Филатов хорошо знал, что такое рубеж возврата, ибо сам этот рубеж придумал. После того, как предатель Беленко угнал в Японию МиГ последней модели, генерал велел не заправлять баки истребителей полностью, а заливать в них столько горючего, чтобы никто из летчиков не мог достичь ближайшего аэродрома противника. Сегодня летчики думали не о том, что за нарушитель перед ними, а о том, как успеть вернуться на свою базу.
– Где он? – спросил Филатов, посопев в трубку.
– Уже над Сахалином.
– Над Сахалином?! Вы достукаетесь, что он убежит в нейтралку! Весь мир будет смеяться! Вы что, инструкции не знаете?!
Генерал зашелся в матерщине, сквозь которую с трудом продиралось управляющее решение: послать толкового летчика, пускай догонит и развеет по ветру сукина сына.
У толкового летчика Климовича тоже было мало горючего. Он кого-то догнал и кого-то уничтожил. Садился на «соплях». В Москву полетела победная реляция.
Когда трехзвездный генерал Стивен Кларк, по кличке Мухомор, узнал, что русские сбили разведчика, а «Джамбо» продолжает полет в Сеул уже над Японским морем, он не сразу отважился сказать об этом Редфилду, но, поразмыслив, решил, что будет лучше, если Хозяин получит первые сведения о провале от него, а не от своих стукачей из ФБР. Редфидл выслушал Мухомора с ледяным спокойствием.
– Почему там оказался наш разведчик? – спросил он.
– Не знаю, – ответил генерал после некоторого замешательства.
– Хорошо, я проверю это сам, – сказал Редфилд таким тоном, что у Мухомора побежали по спине большие мексиканские муравьи.
– Стив, мне глубоко безразлично то, как вы это сделаете, – продолжал Хозяин, – но завтра свободный мир должен содрогнуться от кровожадного варварства русских. Это нужно Америке.
– Я вас понял, Билл.
– Это хорошо, что мы понимаем друг друга с полуслова. До свиданья, Стив.
Босс бросил трубку. Мухомор услышал в его голосе нехорошую усмешку. Он срочно вызвал дежурного генерала. Им оказался однозвездный Фицджеральд Холл, старый приятель и сподвижник Кларка. У карты тихоокеанской акватории Мухомор быстро и точно сформулировал боевую задачу.
– Этого требуют высшие государственные интересы Соединенных Штатов! – пояснил он.
Однако Хилл не бросился сломя голову выполнять приказ. Неожиданно для Кларка он высказал сомнение в том, что уничтожение пассажирского лайнера с тремя сотнями гражданских лиц на борту может лежать в сфере высших интересов США. Мухомор бросил взгляд на часы. Время летело со свистом.
– Я когда-либо давал вам дурацкие указания? – спросил он.
Такое иногда случалось, поэтому Холл тактично промолчал. Тогда Мухомор зашел с другой стороны:
– Вы ведь знаете, что вам грозит за невыполнение моего приказа, как знаете и то, что в Пентагоне найдется десяток генералов, которые выполнят его без колебаний.
– Почему же вы решили поручить это дело мне?
– Да потому, черт подери, что мы знаем друг друга четверть века, потому что мы вместе гнили во вьетконговских джунглях, потому что я полагаюсь на вас, как на самого себя!
– Хорошо, Стив, отдайте приказ в письменном виде.
Мухомор выругался, схватил со стола листок бумаги, прижал его левой рукой к акватории Тихого океана в районе Гавайских островов, а правой быстро написал: «Уничтожить в воздухе «Боинг-747» с бортовым номером 077 компании KAL. Стивен Кларк. 01.09.83.»
Холл взял листок, пробежал его глазами, кивнул и вышел.
Самолет шел на высоте 11 000 метров. За иллюминаторами чуть брезжил рассвет. В такой час сон особенно крепок. Перестала плакать японская девочка. Сенатор Найдорф всхрапывал, склонив голову на плечо, а его блокнот с тезисами выступления о преимуществах демократии над тоталитаризмом валялся на полу в проходе между рядами кресел. Счастливо улыбаясь и держась за руки, уснули молодожены. Закемарил студент с раскрытой книгой на коленях. Банкир из Филадельфии и канадская француженка из рода маркизов де Буасси мирно посапывали рядом. Только два пожилых корейца, буддист и христианин, продолжали дискутировать вполголоса. Однако их дискуссия уже вышла за рамки великих религий. Они погрузились в общечеловеческие проблемы. Буддист постучал согнутым пальцем по обшивке самолета и произнес, как бы размышляя:
– Всего несколько дюймов отделяет нас от вакуума. Встреться на нашем пути небольшой метеорит, и нас не станет мгновенно.
