— Иди знаешь куда! — сказал Агустин. — Так тебя и растак! А хочешь, я тебе скажу одну вещь, которую тебе полезно узнать?
— Хочу, — сказал Роберт Джордан. — Если только это не какая-нибудь похабщина, вроде… — И он повторил самое грубое ругательство из тех, которыми был сдобрен предыдущий разговор.
Этот человек, Агустин, сквернословил непрерывно, и Роберт Джордан усомнился, может ли он произнести хоть одну фразу, не пересыпая ее ругательствами.
Агустин засмеялся в темноте, когда Роберт Джордан повторил его выражение.
— Такая уж у меня привычка. Может, это и некрасиво. Кто его знает. Каждый разговаривает по-своему. Так вот, слушай. Мне этого моста не жалко. Мне вообще ничего не жалко. А потом еще я тут с тоски пропадаю, в этих горах. Надо уходить — уйдем! Я на эти горы плевать хотел. Надо менять место — переменим. Но я тебе одно скажу. Динамит свой береги.
— Спасибо, — сказал Роберт Джордан. — От тебя беречь?
— Нет, — сказал Агустин. — От людей, у которых, так их растак, на языке меньше всякой похабщины, чем у меня.
— А все-таки? — спросил Роберт Джордан.
— Ты по-испански понимаешь? — сказал Агустин на этот раз серьезно. — Смотри хорошенько за своим растаким динамитом.
— Спасибо.
— Мне твое спасибо не нужно. А за материалом поглядывай.
— Кто-нибудь его трогал?
— Нет. Я бы тогда не тратил времени на пустые разговоры.
— Все-таки спасибо тебе. Ну, мы пошли в лагерь!
— Ладно, — сказал Агустин. — И пусть пришлют кого-нибудь, кто помнит пароль.
— Мы увидимся в лагере?
— А как же! И очень скоро.
— Пойдем, — сказал Роберт Джордан старику.
Теперь они шли краем лужайки, и вокруг стлался серый туман. По траве было мягко ступать после земли, устланной сосновыми иглами, парусиновые сандалии на веревочной подошве намокли от росы. Впереди за деревьями виднелся огонек, и Роберт Джордан знал, что там вход в пещеру.
— Агустин хороший человек, — сказал Ансельмо. — Он сквернослов и балагур, но человек он дельный.
— Ты его хорошо знаешь?
— Да. Я его знаю давно. Я ему очень верю.
— И его словам тоже?
— Да, друг. Пабло теперь ненадежен, ты сам видел.
— Что же делать?
— Сторожить. Будем меняться.
— Кто?
— Ты. Я. Женщина и Агустин. Раз он сам видит опасность.
— Ты этого ждал?
— Нет, — сказал Ансельмо. — Я не думал, что уже так далеко зашло. Но все равно мы должны были прийти. В этих краях два хозяина — Пабло и Эль Сордо. Нужно обращаться к ним, раз одни мы не можем справиться.
— А Эль Сордо как?
— Хорош, — сказал Ансельмо. — Насколько тот плох, настолько этот хорош.
— Ты, значит, думаешь, что Пабло совсем уж никуда?
— Я весь вечер думал об этом, и мне кажется, что так. Вспомни все, что мы слышали.
— Может быть, уйти, сказать, что мы раздумали взрывать этот мост, и набрать людей в других отрядах?
— Нет, — сказал Ансельмо. — Он тут хозяин. Ты шагу не ступишь, чтобы он не знал. Но только ступать надо осторожно.
Они подошли ко входу в пещеру, завешенному попоной, из-под края которой пробивалась полоска света. Оба рюкзака стояли у дерева, прикрытые брезентом, и Роберт Джордан опустился на колени и пощупал сырой топорщившийся брезент. Он сунул под него руку в темноте, нашарил на одном рюкзаке наружный карман, вынул оттуда кожаную флягу и положил ее в карман брюк. Отперев замки, продетые в кольца, и развязав тесемки, стягивавшие края рюкзаков, он на ощупь проверил их содержимое. В одном рюкзаке, почти на самом дне, лежали бруски, завернутые в холстину, а потом в спальный мешок; снова затянув тесемки и щелкнув замком, он сунул обе руки в другой рюкзак и нащупал там острые края деревянного ящика со старым детонатором, коробку из-под сигар с капсюлями (каждый маленький цилиндрик обмотан двумя проволоками, и все это уложено с той же тщательностью, с какой он укладывал свою коллекцию птичьих яиц в детстве), ложу автомата, отделенную от ствола и завернутую в кожаную куртку, в одном внутреннем кармане большого рюкзака два диска и пять магазинов, а в другом, поменьше, мотки медной проволоки и большой рулон изоляционной ленты. В том же кармане, где была проволока, лежали плоскогубцы и два шила, чтобы проделать дырки в брусках, и, наконец, из последнего кармана он вынул большую коробку русских папирос, из тех, что ему дали в штабе Гольца, и, затянув тесемки, щелкнул замком, застегнул клапаны и опять покрыл оба рюкзака брезентом. Ансельмо поблизости не было, он ушел в пещеру.
Роберт Джордан хотел было последовать за ним, потом передумал и, скинув брезент с обоих рюкзаков, взял их, по одному в каждую руку, и, еле справляясь с тяжелой ношей, двинулся к пещере. Он опустил один рюкзак на землю, откинул попону, потом наклонил голову и, держа оба рюкзака за ременные лямки, нырнул в пещеру.
В пещере было тепло и дымно. У стены стоял стол, на нем бутылка с воткнутой в горлышко сальной свечой, а за столом сидели Пабло, еще трое незнакомых мужчин и цыган Рафаэль. Свеча отбрасывала тени на стену позади сидевших и на Ансельмо, который еще не успел сесть и стоял справа от стола. Жена Пабло склонилась над очагом в дальнем конце пещеры и раздувала мехами тлеющие угли. Девушка, опустившись на колени рядом с ней, помешивала деревянной ложкой в чугунном котелке. Она подняла ложку и взглянула на Роберта Джордана, и он с порога увидел ее лицо, освещенное вспышками огня, увидел ее руку и капли, падавшие с ложки прямо в чугунный котелок.
— Что это ты принес? — спросил Пабло.
— Это мои вещи, — сказал Роберт Джордан и поставил оба рюкзака на небольшом расстоянии друг от друга подальше от стола, там, где пещера расширялась.
— А чем снаружи плохо? — спросил Пабло.
— Можно споткнуться о них в темноте, — сказал Роберт Джордан, подошел к столу и положил на него коробку папирос.
— Зачем же держать динамит в пещере — это совсем ни к чему, — сказал Пабло.
— От огня далеко, — сказал Роберт Джордан. — Бери папиросы. — Он провел ногтем большого пальца по узкой грани картонной коробки с цветным броненосцем на крышке и пододвинул коробку к Пабло.
Ансельмо поставил ему табурет, обитый сыромятной кожей, и он сел к столу. Пабло посмотрел на него, видимо, собираясь сказать что-то, но промолчал и потянулся к папиросам.
Роберт Джордан пододвинул коробку и остальным. Он еще не смотрел на них. Но он заметил, что один взял несколько папирос, а двое других не взяли ни одной. Все его внимание было устремлено на Пабло.
— Ну, как дела, цыган? — спросил он Рафаэля.
— Хороши, — сказал цыган.
Роберт Джордан понял, что до его прихода говорили о нем. Даже цыгану явно было не по себе.
— Даст она тебе поесть еще раз? — спросил Роберт Джордан цыгана.
— Даст. А то как же? — сказал цыган.
Это было совсем непохоже на те дружелюбные шутки, которыми они обменивались раньше.
Жена Пабло не говорила ни слова и все раздувала мехами огонь в очаге.
— Человек по имени Агустин, там, наверху, говорит, что он дохнет с тоски, — сказал Роберт Джордан.
— Ничего, не сдохнет, — сказал Пабло. — Пусть немножко потоскует.
— Вино есть? — спросил Роберт Джордан, обращаясь ко всем, и наклонился вперед, положив руки на край стола.
— Там уже немного осталось, — угрюмо сказал Пабло.
Роберт Джордан решил, что пора заняться остальными и нащупать здесь почву.
— Тогда дайте мне воды. Эй! — крикнул он девушке. — Принеси мне кружку воды.
Девушка посмотрела на жену Пабло, но та ничего не сказала ей и даже не подала вида, что слышит; тогда она зачерпнула полную кружку из котелка с водой и, подойдя к столу, поставила ее перед Робертом Джорданом. Он улыбнулся ей. В то же самое время он втянул живот и чуть качнулся влево, так чтобы револьвер скользнул вдоль пояса поближе к бедру. Потом он опустил руку в задний карман. Пабло следил за ним. Он знал, что за ним следят все, но сам следил только за Пабло. Он вытащил руку из заднего кармана, держа в ней кожаную флягу, и отвинтил пробку; потом, взяв кружку, отпил до половины и стал медленно переливать в оставшуюся воду содержимое фляги.
— Слишком крепкое, а то бы я тебя угостил, — сказал он девушке и опять улыбнулся ей. — Совсем немного осталось, а то бы я предложил тебе, — сказал он Пабло.
— Я не люблю анисовую, — сказал Пабло.
Острый запах разнесся над столом, и Пабло уловил в нем то, что показалось знакомым.
— Вот и хорошо, — сказал Роберт Джордан. — А то совсем мало осталось.
— Что это за штука? — спросил цыган.
— Лекарство такое, — сказал Роберт Джордан. — Хочешь попробовать?
— От чего оно?
— От всего, — сказал Роберт Джордан. — Все болезни вылечивает. Если у тебя что не в порядке, сразу вылечит.
— Дай попробую, — сказал цыган.
