— Ты уж прости нас, Искандер, — сразу после приветствий начал рафик Давлет. — Так уж вышло, что ты снова из-за нас угодил на больничную койку… Мы тут не на шутку переполошились, когда Галя позвонила с сообщением, что ты в состоянии клинической смерти… — полковник отвел глаза, как шестиклассник, пойманный с сигаретой в школьном туалете, — а вот вырваться смогли только сейчас!
— Клиническая смерть?! — изумился Искандер. — А я-то думал, что это просто так… обычная потеря сознания…
— Это правда, дорогой, — прильнула к нему Афродита. — Был период, когда нам всем показалось, что ты нас покинул. Сердце стояло, на мониторе ни одного сигнала… Я сама делала тебе искусственное дыхание и непрямой массаж сердечной мышцы, буквально прыгала на твоей грудной клетке, несмотря на поломанные ребра… Бог тебя спас, иначе и не скажешь.
— Еще раз благодарю, любовь моя! — Александр потянулся и звучно чмокнул ее щеку. — А вот этого уже совершенно не помню, наверно, у ресурсов моего организма есть свой предел… Так чем же закончилась наша спецоперация? — спросил он, усаживаясь на кровати.
Офицеры расселись на чем попало и принялись рассказывать, порой перебивая друг друга.
…СПО под кодовым названием «Худший кошмар Карабаса-Барабаса» в целом закончилась успешно. Найгуль и его ближайшее окружение нейтрализовано, группировка моджахедов обезглавлена и деморализована настолько, что в конце концов отказалась от противостояния с центральной властью и шурави. С этого момента сразу две афганские провинции могли вздохнуть с облегчением. Наваль, как и планировалось, занял место убитого отца. Правда, сейчас он находится в Пакистане на излечении.
По итогам спецоперации предполагалось награждение целой кучи народу. Полковник Худайбердыев, подполковник Ваганов, майор Чабаненко, капитан Денисенко и старший лейтенант Скрыпник — посмертно — представлены к орденам Красного Знамени. Капитану Петренко рафик Давлет собственноручно подписал наградной лист на орден «За службу Родине в Вооруженных Силах СССР», но теперь уже почетной второй степени — перспектива должна оставаться перспективой! Все офицеры, прапорщики, «сверчки» и сержанты первой десантно-штурмовой роты представлены к Красной Звезде. Такие же ордена должны получить десятеро погибших и четырнадцать раненых военнослужащих — именно такие потери понесла рота во время спецоперации. Пятеро десантников представлены к медали «За отвагу», пятеро — «За боевые заслуги», а все отделение спецминирования к медалям «За отличие в воинской службе» разных степеней. О том, как и чем наградят «каскадеров», Ваганов не стал распространяться, заметив только, что они пройдут отдельным указом — из тех, что не публикуются в печати, — и их уж точно не обидят.
— Но это еще не все! — таинственно улыбнулся рафик Давлет, извлекая из полевой сумки какой-то листок. — Здесь имеется еще одно представление к награждению. За мужество и профессиональное выполнение своих обязанностей в боевых условиях, налаживание контактов с местным населением и оказание донорской помощи раненым военнослужащим… — полковник выдержал паузу… — орденом Дружбы народов предлагается наградить служащую Советской Армии старшую сестру хирургического отделения Южного госпиталя Макарову Галину Сергеевну!
Палата наполнилась радостным шумом. Галю обнимали и целовали, она все еще не верила собственным ушам — ничего подобного она и представить не могла. Гости тут же извлекли из-под спуда пару бутылок коньяка, которые были немедленно распиты. Даже Саня под придирчивым взглядом своей Афродиты позволил себе «госпитальную дозу», которая ничуть ему не повредила, хотя эффект был более впечатляющим, чем обычно, — после скромных ста граммов он проспал три часа подряд.
Оставив на прикроватной тумбочке целую гору фруктов, офицеры удалились, а Хантер тут же распределил всю эту благодать между всеми, кто находился в палате. Что касается госпитального начмеда, то он был счастлив уже и тем, что этот визит наконец-то завершился — не каждый день его хозяйство навещали птицы такого полета.
Однако были и другие последствия — «солдатское радио» мигом разнесло весть о посещении капитана Петренко важными чинами из политуправления и особого отдела округа, и это сработало в его пользу. Ему было немедленно возвращено все изъятое в приемном отделении — кроме оружия, которое хранилось в сейфе начмеда. Только часы он получил другой марки, но совершенно новенькие. Его верный «Ориент» санитар толкнул кому-то за бутылку в тот же вечер, но, убоявшись последствий, раскошелился и купил взамен новый хронометр.
Все складывалось, на первый взгляд, неплохо — «Песняры» убыли «на юга», «Буратино и его друзья» поплелись обратно в Кабул в составе артиллерийской колонны, сам капитан и замполит роты шли на поправку, Галя была рядом, но… Но с каждым днем она чувствовала себя все хуже. Пропал аппетит, ее постоянно мутило, она часто бегала в туалет и явно теряла вес. Хантер терялся в догадках, но понять причину ее нездоровья не мог. Но вскоре судьба жестко расставила все акценты.
На следующее утро Галка не пришла в палату, как обычно. Сначала Хантера это не обеспокоило — он решил, что Афродита решила отоспаться, и даже порадовался за нее — события минувших дней серьезно измотали девушку. Однако все оказалось куда страшнее. Около десяти в палату вошел взволнованный майор Вихлюев, которого сопровождал начмед.
— Александр Николаевич! — обратился хирург к раненому, и само это почти официальное обращение заставило капитана насторожиться. — Если вам не трудно, зайдите, пожалуйста, в ординаторскую. Нам надо поговорить.
Александр поднялся и двинулся вслед за медиками. Сердце колотилось: он всей кожей чувствовал дыхание близкой беды. В кабинете его усадили на кушетку, поставили рядом стакан воды.
— Скажите, вы знали о том, что ваша супруга беременна? — Это известие свалилось на раненого как гром среди ясного неба.
— Н-нет… — прохрипел капитан. Во рту пересохло, он весь покрылся холодным потом, руки начали неметь.
— Мужайтесь, Александр Николаевич. — Хирург поднес стакан, дал глотнуть воды и слегка похлопал по плечу. — Мы должны сообщить вам, что Галина Сергеевна сейчас в довольно тяжелом состоянии, — проговорил он, следя за тем, как реагируют Санины зрачки. — Сегодня ночью у нее случилось самопроизвольное прерывание беременности…
— Как?! — сорвался с места Хантер. — Что же она молчала, дуреха?! Я бы ни за что не стал ее брать с собой сюда! — Он закружил по ординаторской, расталкивая ногами стулья. — Галка, Галка! — глухо рычал он. — Что же ты наделала?!
— Именно поэтому она вам ничего и не сказала, — вставил начмед, темноволосый подполковник, похожий на осетина, пытаясь снова его усадить. — Она и сейчас просила вас не беспокоить…
— Где она?! — опять рванулся Хантер, отталкивая медиков. Острая боль в поломанных ребрах и ключице внезапно прошила все тело, как автоматная очередь. Перехватило дыхание, в ушах зазвенело, из глаз брызнули слезы. Он застонал и рухнул на кушетку. — Где Афродита? — прохрипел он. — Где она, что с ней?
— Ваша жена, — продолжал хирург, — находилась на третьем месяце беременности…
«И ты, паршивый дурак, ничего не замечал! — мысленно проклял себя Хантер. — Ни хрена не видел вокруг, кроме чертовой войны!»
— …И все протекало нормально, но длительные физические перегрузки, стрессы, напряженная работа в операционной и, наконец, существенная потеря крови…
— Что же она натворила!.. — замотал головой Александр, готовый взвыть от отчаяния. — А вы-то что? Почему не запретили ей это донорство? Зачем она вызвалась?
— Вы сами должны помнить, — строго заметил Вихлюев, — счет шел на секунды, срочно требовалась кровь, вы находились в состоянии клинической смерти… Времени на обследование Галины Сергеевны у нас не было, мы даже не проверили, действительно ли совпадают ваши группы крови, доверившись ей как медику.
Спокойный голос хирурга проникал в Сашкино сознание словно из потустороннего мира, глаза застилала радужная пелена слез.
— Жена отдала вам более семисот граммов собственной крови, — вмешался начмед, — отчетливо сознавая, что ставит под угрозу не только жизнь будущего ребенка, но и свою собственную…
— Мужики! — Здоровой рукой капитан схватился за лицо. — Найдется у вас выпить? Налейте мне сотку спирта, не то придется вам еще и меня откачивать! Даю слово десантника — выпью и успокоюсь, возьму себя в руки!
Начмед с Вихлюевым переглянулись. Хирург отпер несгораемый шкаф, и через минуту капитан Петренко, задержав дыхание, как перед прыжком с вышки, махнул сто граммов неразведенного, запив водой, и снова рухнул на кушетку.
