Ознакомительная версия.
Аркадий оглянулся на товарищей. Лицо его с задорными усиками дышало какой-то веселой яростью.
– Чистая работа! – вскричал он. – Представляете, как эти жабы злятся?
Около четырех часов товарищи по очереди закусили в одном из уголков дота. Запищал телефон. Рудой справлялся, как дела.
– Все в порядке, товарищ старший лейтенант, – сказал Зильберман своим чистым, звонким голосом.
Через несколько минут был убит Четвертаков. Случилось то, чего Аркадий опасался больше всего: немцы нащупали амбразуру. Друзья быстро заложили ее всем, что было под руками, – обломками бетона, полушубками. На всякий случай держались подальше от этой амбразуры. Минут через десять влетела зажигательная пуля. Она попала в ящик с гранатами и взорвала его. Осколками был убит Зильберман. Он покатился на пол, не выпуская из рук телефона. Ходики, висевшие на стене, продолжали тикать. На них было десять минут пятого. Надо было продержаться еще хоть час.
Аркадий стрелял, не отрываясь от пулемета. Телефон не разбился, и Галанин сообщил в роту, что патроны скоро кончатся.
На другом конце провода стоял Рудой.
– Высылаю боеприпасы и смену, – сказал он.
Но бойцы, посланные в дот, не дошли до него. Немцы оседлали дорогу минометами и артиллерийским огнем.
Еще через пять минут запищал телефон. Рудой схватил трубку.
– Говорит Дзюбин, – услышал он хриплый голос, – патронов осталось от силы на полчаса. Галанин убит…
Голос его оборвался, затрещал пулемет. Видимо, Аркадий бросился от телефона к пулемету. Рудой нервно посмотрел на часы. С минуты на минуту в тыл немцам должна была ударить шестая рота. Только бы она не запоздала!
Показались два вражеских бомбардировщика. Они по очереди спикировали на дот и сбросили бомбы. Поднялись огромные столбы земли и дыма. Цепи гитлеровской пехоты побежали на дот. Они были не далее как в двухстах метрах от него. Дот молчал.
– Не додержался, – пробормотал Рудой, – еще бы немножечко…
В эту минуту из дота заговорил пулемет. Дот жил, он работал! С наблюдательного пункта было видно, как фашисты снова отхлынули от него.
Связист протянул Рудому трубку.
– Из дота, – сказал он.
– Дзюбин, милый, жив? – закричал 'Рудой в трубку.
– Дыхаю пока что, товарищ старший лейтенант, – ответил хриплый усталый голос, – патроны кончаются.
– Продержись минуток пять – десять! Сможешь?
– Постараюсь, товарищ старший лейтенант. А шё, там нет поблизости этого красавца Сашки Свинцова? Я бы с ним попрощался на всякий пожарный случай, черт с ним… Я, конечно, извиняюсь, товарищ старший…
Он не закончил. Связь оборвалась.
* * *
Саша прочел письма, вернул их Тасе и резко сказал:
– До свиданья.
– Куда вы? – изумилась Тася.
– Надо мне, дело есть, – торопливо сказал гигант. Он посмотрел на Тасю, вдруг нагнулся, поцеловал
ее в губы и быстро ушел.
В окружном интендантском управлении он нашел политрука Масальского и попросил разрешения немедленно вернуться в часть.
– Очень нужно, зря не просил бы, товарищ политрук, право.
Масальский внимательно посмотрел на его взволнованное лицо.
– Ну, поезжайте, милый, коли так подошло. Но как вы доберетесь?
– С попутными машинами! – крикнул Саша, уже отойдя.
Он вышел на дорогу. И редкая машина не останавливалась, завидев громадную Сашину фигуру с высоко поднятой рукой. Никто не ехал прямо в Сашину роту, и гигант переходил с машины на машину.
Он сам не знал, почему он так спешит. Он чувствовал только, что ему надо сейчас же, немедленно увидеть Аркадия, сказать ему: «Прощаешь меня? А я-то никого так не люблю, как тебя, одну только Тасю…»
Сердце гиганта было переполнено нежностью и счастьем. Но он знал, как неверна жизнь человека на
войне и он не останавливаясь мчался туда, на передний край, сменяя полуторку на броневик, прыгая с танкетки на обозную подводу.
Когда он прибыл в четвертую роту, дот еще жил. Он стрелял, но все реже и реже. Только когда фашисты подползали слишком уж близко, он огрызался короткими очередями. Немцы предпочитали обстреливать его издали.
Я пройду туда, – сказал Саша.
Рудой молча указал ему на дорогу. Снаряды и мины рвались на ней беспрестанно. Самый дот покосился. Бетонная шапка его сдвинулась как бы набекрень.
– Пройти можно, – упрямо сказал Саша.
Рудой кивнул головой. Гигант навьючил на себя боеприпасы и пополз. Затаив дыхание, Рудой следил за ним. Саша доползал до воронки, отлеживался там и полз дальше.
А с другой стороны полз немецкий солдат. Он тоже полз медленно, соскальзывая в воронки, его распластанное тело почти не отрывалось от земли. По-видимому, это был не менее ловкий и храбрый человек, чем Свинцов. Он полз к доту, чтобы заткнуть гранатой его огнедышащий рот.
И вдруг заговорили сразу несколько пулеметов. Рудой просиял от радости. То подошла долгожданная шестая рота и ударила немцам в тыл. Рудой приказал пустить ракету, и все три его взвода поднялись и пошли в атаку.
А навстречу им шагал Саша. На руках у него лежал Аркадий. Гигант бережно нес его. Длинные руки и ноги Аркадия бессильно свешивались. Бледное лицо с задорными усиками было окровавлено.
Саша донес Аркадия до большого дерева и здесь положил его на снег. Потом он скинул с себя полушубок и осторожно подсунул его под Аркадия. Он попытался прощупать пульс Аркадия и не нашел его.
– Умер… – прошептал он, и по грубому лицу его покатились скупые слезы, вероятно первые в его жизни.
Солнце садилось. Невдалеке трещали пулеметы. Мимо дерева прогнали группу немцев, только что захваченных в плен.
– Кто умер, кто? – слабым голосом вдруг сказал Аркадий и открыл глаза.
Саша вскрикнул от радости.
Он взял Аркадия за руку и крепко пожал ее. И он ощутил ответное пожатие, но такое слабое, что у Саши защемило сердце.
Аркадий повел вокруг себя глазами. Затуманенные взгляд его упал на пленных фашистов, проходивших мимо.
– Нет, – прошептал он, – эти жабы не дождутся шёб Аркадий Дзюбин умер.
Он слегка приподнялся и тотчас упал на подставленные Сашей руки.
Но даже страшная боль от раны в голове не могла сломить этого человека. И улыбка, насмешливая и слегка надменная, непобедимая дзюбинская улыбка сияла на его окровавленном лице.
1941
Ехать медленно! Без сигналов! (нем.) (Здесь и далее примеч. автора.)
Солдат, ты понимаешь меня?
Ты – собачья свинья, не правда ли?
О да.
Ты, ты… вы все фашисты, вы очень ничтожные люди, проклятые, гадкие.
О да, да!
Ознакомительная версия.
