И там и тут спокойствие, терпение и полное выключение нервов.
Сколько времени предстояло «загорать», никто не знал. Ходили слухи о страшных заторах на дорогах до самой Умани.
Это было в дни победного наступления Красной Армии весной 1944 года, когда наши части гнали разбитого врага по пространствам Украины и Молдавии. Он стремился выйти из-под удара и укрыться за водными рубежами. Но не ушел! Мы форсировали Днестр и продолжали безостановочно, днем и ночью преследовать гитлеровские войска. Упорен советский человек!
Это были дни весенней распутицы, когда обозы, застряв в грязи, отрывались на сотни километров от своих стремительно наступавших полков и дивизий. Когда снаряды перебрасывались на самолетах, потому что подвезти их на машинах не было почти никакой возможности. Когда человек двигал машину, а не она везла его. Когда буксовали тысячи колес. Когда в борьбе со стихией, истощив все запасы бензина, стояли на приколе сотни машин под надзором многострадальных шоферов, а груз, лежавший на машинах, наваливали на людей, и они несли его. Когда бензин был дороже золота. Когда солдаты тащили на себе пушки… Упорен советский человек!
Это были дни, когда разлились реки, бурно таяли снега, затопляя поля и дороги. Когда лили не переставая дожди. Когда грязь была выше осей машин, а ноги увязали по колено. Упорен советский человек!
Это были дни, когда в великом порыве люди, мечтая о близкой мирной жизни, торопились покончить с врагом, покончить с войной, когда не было для них никаких препятствий, которые могли бы остановить их. Упорен советский человек!
Это были дни, когда все, от маршала до ездового, не знали другого слова, кроме слова «вперед».
В эти знаменитые дни продвигалась за фронтом и старая эмка с артистами. Она двигалась, как двигались тысячи других машин, иногда со скоростью километр в час. Но двигалась, ибо упорен советский человек!
Петр Петрович занимал теперь место командира машины. Иван Степанович в сдержанно-трогательных выражениях попросил его принять командование, ссылаясь на то, что люди проверяются на деле, а Петр Петрович показал себя с самой лучшей стороны. Словом, они поменялись местами. Дорога, по которой ехали артисты, растекалась темной жижей. Володя, имевший обыкновение вертеть головой во все стороны, поглядывал на Петра Петровича, как будто осуждал его, командира машины, за подобный беспорядок на дороге.
Этих немых укоров Володе показалось мало, и он решил сделать словесное внушение:
— Зачем было выезжать на ночь глядя? Запорем машину, и точка. Завтра с утра доехали бы за милую душу.
Слово «ночь» Володя употребил не совсем точно: было не больше часа дня. Очевидно, темная ночь наблюдалась в его душе в связи с преждевременным отъездом из части, где он показал себя таким героем. Душа его жаждала новых похвал и поклонения, потому что был незабываемый день, когда на него указывали пальцем и шептали: «Тот самый!» Шоферы штаба не раз подходили к его машине, и Володе пришлось раз десять повторить свой рассказ о том, как он услышал таинственные стуки и сразу догадался, что они означают. При этом он присочинил и текст шифровки, наполненный такими сведениями, что слушатели вздрагивали.
И после таких почестей опять ехать по клейкому тесту! Какая несправедливость судьбы!
У Петра Петровича было несколько иное отношение к своему подвигу. Он считал, что раз все сошло благополучно, чего же больше желать. Жизнь прекрасна! Но червь честолюбия присосался и к его сердцу. В кармане у него: лежало письмо, адресованное «драгоценной сестре и другу Агнии Петровне». В письме, написанном сегодня утром, Петр Петрович, между прочим, сообщал:
«…Перед отъездом, любезная сестрица, Вы говорили нам, что мы и стары, и руки-ноги нам пооторвут, и мы ни на что не способны в жизни, а мы вон какие дела делаем, даже шпионов разоблачили, которые скрывались под маской артистов, за что нас командование благодарило и отмечало наши заслуги. А о нашем родном театре мы думаем, но возвратимся домой только после того, как выполним свой долг».
В это время, мечтая о славе, Володя проскочил перекресток со множеством указателей. Петр Петрович ухватил его за рукав и принудил остановиться.
— Туда ли мы едем? — беспокойно спросил он. — Ведь нам сказали, первый поворот направо.
— А я знаю? Вы командир машины!
— Так вам же объяснили, где сворачивать.
— Мало ли что объяснили. Свернешь, и не туда попадешь. Надо указатели посмотреть.
— Почему же вы их проехали? Теперь придется подать машину назад.
— Где тут подашь? В такой грязище!
Словом, командиру машины надо было вылезать и смотреть указатели. Такова его тяжелая доля! И Петр Петрович, осторожно ступая, чтобы грязь не залила его высоких бот, отправился к указателям. Долго рассматривал их, и хотя одна из дощечек явно указывала, что им надо свернуть направо, он для достоверности просмотрел все таблицы и все еще не был уверен. Ему показалось, что дощечка с наименованием их пункта глядит несколько косо. Обозрев окрестность и установив, что в ту сторону есть только одна дорога, он все же был полон сомнений.
Но надо принимать решение. Вернулся к машине и сказал Володе:
— Я говорил, что вы проскочили. Табличка показывает направо.
— Мне-то что, я могу поехать и направо, если вы утверждаете, что надо ехать направо, — ворчливо проговорил Володя.
— Видите ли, голубчик, я не совсем уверен, что таблица показывает чисто направо.
— А дорога накатана? — задал вопрос Володя.
— Этого я не проверил, — виновато ответил Петр Петрович.
— То-то и оно. Бывают такие дороги, грузовая пройдет, а легковая обязательно застрянет.
— Что же нам делать? Может быть, проехать еще немного вперед, не будет ли другой дороги направо?
— А если не будет? Так и станем кататься взад-вперед?
— Я, право, затрудняюсь… А как вы считаете, голубчик, сумеем мы проехать по той дороге?
— Что я по ней ходил, что ли? — умыл руки Володя.
Нет, он был явно не в духе. Петр Петрович растерянно стоял около машины, не решаясь принять какое-либо решение.
— Все-таки поехали направо, голубчик! — наконец сказал он.
Но дорога, на которую они свернули, была еще хуже,
— Дорожка! — ядовито заметил Володя. — Ни одной машины не видно. Может, здесь и ездить-то нельзя.
— Ну, делайте как знаете, вы же опытный человек, — решил Петр Петрович сыграть на Володиной самолюбии.
Но сердце Володи оставалось каменным.
— То поезжай по одной дороге, то по другой, то прямо, то направо, — бурчал он себе под нос, но не настолько тихо, чтобы не слышал Петр Петрович. — Володя давай туда, Володя давай сюда, всю голову запутали! — растравлял он душевные раны командира машины, уничтожающим взглядом окидывая дорогу.
Он долго не унимался.
— У других как у людей, а у нас разве такая постановка? У других есть маршрут, другие руководствуются картой, в карте все показано, — вдруг, противореча самому себе, он вспомнил о карте, которую недавно так решительно отвергал. — Другие не тыркают шофера. У других шофер на первом месте. Нет, лучше взять винтовку в руки и пойти рядовым, там хоть оценят…
Петр Петрович сидел тише воды, ниже травы. Машина, истязуемая рассвирепевшим шофером, делала всевозможные зигзаги, пересекала дорогу во всех направлениях, иногда вставала поперек ее, иногда приближалась к канаве на такую дистанцию, что едва не сползала в нее и, наконец, все-таки сползла.
— Вставай, приехали! — торжественно провозгласил Володя, видимо, довольный, что его труды увенчались успехом. — Придется помочь, иначе не выберемся.
— Вы имеете в виду нас? — смиренно спросил Петр Петрович.
— А кто же будет вытаскивать? По такой дороге, может, месяц никто не проедет, а мы так и будем тут сидеть?
Артисты стали, кряхтя, вылезать из машины.
— И мне тоже? — весело спросила Катенька.
— Ха! Еще женщин заставим вытягивать машины! Вы сидите, как сидели, — снисходительно ответил он девушке. И включил мотор: колеса забуксовали, обдавая грязью обоих актеров.
— Давай, давай! — командовал Володя, но машина не двигалась с места,
— Придется подбросить соломки, — указал он на стог, видневшийся метрах в двухстах от дороги.
Так как сам он не выражал намерения покинуть машину, предполагалось, что соломой тоже займутся другие члены экипажа. Они уже готовы были идти выполнять поручение, но за них неожиданно вступилась Катенька.
— Володя, вы бы сами сходили, — сказала она.
Какую необыкновенную силу имеет слово женщины!
Без малейшего возражения Володя выскочил из машины и бросился опрометью за соломой. Вороха ее, подложенные под колеса, вскоре сделали свое дело. Машина пошла. Никто не заметил, как приблизился вечер.
