Бойко спешил в комендатуру, надеясь хоть раз прийти раньше Ланге, но у него это не получилось. Ланге был на месте, причем в кабинете кроме него был еще один человек.
— А, Владимир, вы как раз вовремя. Вы знакомы?
За столом напротив Ланге сидел старик в помятом твидовом пиджаке, с лицом небритым грязным. Бойко не сразу его узнал. Это был Циберлович. Имени и его отчества Владимир не знал, но когда-то над делом Циберловича смеялось все местное НКВД. С оказией, дело попало и Владимиру в руки. Он брал его домой почитать, как иные берут популярный роман. История, действительно, была необычной, фотография запомнилась, затем, когда Циберлович освободился, они иногда встречались на улице.
Но ведь если Бойко знал Циберловича, то старик никак не мог его знать…
— Я читал его дело… — осторожно ответил Бойко. — Года полтора назад…
— Так на него было заведено дело еще в советские времена?.. Вот уж забавно! Вы мне должны об этом рассказать!
Циберлович вздрогнул. Бойко кивнул, но ни слова не произнес: потом.
— Как видите, — продолжил Ланге, обращаясь к Циберловичу, — нам все известно. И ваше прошлое. И ваше будущее — хотя оно неизвестно и вам! Я уже не говорю про ваши нынешние шаги!
— Что он натворил на сей раз?.. — спросил Бойко.
— Этот милейший еврей, похоже, серьезно придал нам работы. Вы знаете, что в городе действует филиал Рейхсбанка.
— В здании сбербанка… Рядом с биржей?
— Напротив биржи, если быть точным, — кивнул Ланге и продолжил, — не секрет, что Рейх конфискует некоторые ценности. Нет и особой тайны и в том, что свозят конфискованное в банк. Ну а этот человек нанял бандитов, чтоб они ограбили банк.
— А разве банк не охраняется? — вскинул бровь Владимир.
— Охраняется. Но мы не имеем права игнорировать сигналы, — затем обернулся к Циберловичу. — Так кого вы там наняли?
— Молодого человека… — зачастил Циберлович. — Честное слово, — имени его не знаю. Мне его отрекомендовали знакомые. Сказали, что он может практически все…
— Кто отрекомендовал? Быстро! Имена, адреса.
Зиновий задумался на мгновение, ровно на столько, сколько нужно на выдох. Затем, набрав воздух, принялся врать. Назвал три имени — проверить их все равно не представлялось возможным — один, как и Циберлович до поимки, был в бегах. Двоих увели с колонной из барака два дня назад.
Ланге сделал пару отметок, но было видно, что это интересует его мало.
— А как вы его нашли? — прервал он Циберловича.
— Кого?
— Этого парня?
— Он сам меня нашел. Пришел, говорит: вы, будто меня искали. Чем могу быть полезен? И какой мой интерес?.. В смысле — его.
— И на чем сговорились?
На это Циберлович опять задумался — крепко и совершенно откровенно.
— Ну же… — подбодрил его Ланге. — Вы уже начали рассказывать. Так что продолжайте.
— Мне он обещал вернуть мое…
— Все до копейки?
— Приблизительно так…
— Тогда что ему должно было перепасть за труды? Не поверю, что он согласился работать за просто так.
— В качестве платы он согласился взять все остальное в банке.
Ланге засмеялся резко и пошло — кажется, задрожали стекла в окнах. Вытирая слезы, он посмотрел на Бойко. Тот даже не улыбался.
— Не смешно?
Тот лишь покачал головой. Нет, не смешно.
— Этот молодой человек либо полный дурак…
— Либо совсем не дурак. — наконец заговорил Бойко.
— Ну отчего вы так, Владимир… Можно подумать: рейхсбанк — это такое место, где всякий заходит и берет, что ему нравится…
Вместо ответа Бойко обратился:
— Циберлович, скажите мне, на какую сумму у вас конфисковали?
— Я не знаю. Некоторые вещи бесценны.
— Ну насколько бы вы их застраховали бы в году этак сороковом?
На этот раз ответ последовал мгновенно, без раздумий, почти рефлекторно:
— Двести семьдесят тысяч рублей…
Смех Ланге срезало как ножом.
— Вот и я говорю — мы имеем дело не со всякими, — печально сказал Ланге. — Не надо обобщать, не надо…
— А этот молодой человек, он еврей?.. — по инерции продолжая улыбаться, спросил Ланге.
— Вы знаете, — чуть не единственный раз за разговор програссировал Циберлович, — я с ним в бане не мылся. Но вряд ли он еврей, хотя видно, что очень порядочный человек.
— Опишите мне его…
То ли допрос, то ли беседа продолжалась часа полтора. Ланге что-то черкал у себя в блокноте, но когда спрашивать уже было нечего, просто захлопнул его, отмечая завершение разговора.
— Ну что же… — сказал он, — я вас больше не задерживаю.
Ланге нажал на кнопку звонка, прикрепленного снизу столешницы. Через пару минут на пороге появился дежурный:
— Заберите арестованного.
— Куда? — спросил полицай.
— Верните его назад…
Циберлович выглядел ошарашенным:
— Как это «назад»? Я же с вами… Я же вам…
Но дежурный тащил его прочь. За ними закрылась дверь.
Немецкие техники что-то творили в котельной, и по трубам отопления, по батареям, носилось что-то, грохотало на поворотах, словно товарняк, на прямых хохотало злым, астматическим смехом.
Ланге встал с места, подошел к окну.
— Так что вы говорите за дело было на него заведено?.. — спросил он.
Но Бойко не ответил, а спросил сам?
— А где это «назад»?
— За городом есть небольшой пансионат для евреев. Может, вам известно, что жиды — совершенно чуждый элемент для Новой Европы.
— И что с ним будет?..
— Его расстреляют сегодня-завтра.
— Но как же так! Он же нам помог!
Ланге пожал плечами:
— Чем же? Тем, что навел на банк бандитов? Да что вы так переживаете? Расстреливать все равно его будете не вы!
— Какая разница! Я работаю с вами, на вас… Значит, я тоже в ответе. Любому преступлению должно быть адекватное наказание. Глупо из-за трех копеек рубить голову! От силы — только руку!
— Вы так думаете?.. А вам не кажется, что одна отсеченная голова спасет десятки рук?.. К чему плодить калек? Да и не такое уж малое преступление — организация нападения на банк!
— Так не было никакого нападения! И, может, не будет!
— Ну вот видите! И я к тому: отрубим одну голову, дадим урок жестокости…
— Храни нас господи хоть как-то, хоть немного, ибо дела наши страшные…
— Не говорите глупостей, Владимир. Евреи издревле были пособниками бандитов. Покончим с евреями — покончим с преступностью.
— А как же правосудие?
— Мне кажется — это и есть правосудие. Быстрое и суровое. Как раз по законам военного времени.
* * *
И снова было утро: холодное, туманное. Хотелось зарыться под одеяло, не высовывать даже нос. Сказать: мама, я не пойду сегодня в школу. И вообще, никуда не пойду — кем бы вы ни были, откуда бы ни явились.
Но все было не так просто — эти люди уже разбудили почти всю Европу.
— Выходить — строиться! Выходить — строиться! — орал на улице какой-то фельдфебель. Вероятно, из всего богатства русского языка, он обходился лишь этими двумя словами.
Открылись двери склада. Открылись тяжело со скрипом — смазать петли было некому. На пороге появился счетовод с бумагой. Он стал бросать в темноту слова, словно гири. Некоторые подымались не без облегчения: плохо или хорошо, но ожидание неизвестности заканчивалось.
Среди прочих фамилий прозвучало:
— Циберлович Зиновий Якович… Циберлович Марк Зиновьевич…
Отец поднялся. Марик подумал: а что будет, если сделать вид, что он — не он?.. Но даже если его не вытолкают свои же, то какая разница — ведь придет день, и из этого барака выведут последнего еврея. А может, что-то случится именно сегодня, может все обойдется?.. Ведь евреи — избранный народ — разве не так?..
— Циберлович Марк… — повторил счетовод.
— Иду, иду уже… — отозвался Марик.
Вышли из барака. Построились в колонну по четыре.
— Шагом марш! — скомандовал офицер.
Двинулись солдаты, двинулась и колонна.
— Да что же это такое! — зашептал Марик. — Нас ведут на расстрел, а вы все равно шагаете в ногу!
Отец незаметно дернул его за рукав:
— Марик, успокойся, не позорь меня — веди себя прилично…
Перед ними мама говорила своей дочери:
— Софа, не ковыряйся в носу…
Такие дела…
Издалека, из-за линии фронта, пришло донесенье — в Миронове, на аэродроме, истребительной авиации разворачивается еще одна авиагруппа — VI/JG13 «Летающие шуты» «Чертовой дюжины».
И командиры со звездами в петлицах, склонившись над картами, предложили — а не раздолбать ли их прямо на земле?..
На том и порешили.
Штурмовики взлетели еще в темноте. Взяли курс на юго-запад, чтоб обойти фронт по морю, рассвет встретили над водой.
В точке встречи штурмовиков догнало истребительное прикрытие. Командир штурмовой группы чуть качнул ручку: вижу вас.
