— Он десять минут назад был там, в лесу, и приказал объявить «химическую тревогу».
— Товарищ капитан! — крикнул радист. — «Кирпич» не отвечает.
— Сони! — выругался Келлер. — Продолжайте вызывать! — Он опять повернулся к Пельцеру. — Будет лучше, если вы поедете за мной, — сказал он и натянул на голову противогаз.
* * *
Древс, ведя машину, чувствовал, что между Харкусом и Вебером что-то произошло: почти всю дорогу они молчали.
Водитель знал Вебера лучше, чем Харкуса, и уважал его за спокойствие и приветливость. В командире же, напротив, ему нравилась решительность и уверенность. Харкус всегда точно знал, чего он хочет. Но Древс никак не мог понять, почему они, вместо того чтобы вернуться в Еснак, ночью гоняются по лесу за батареей.
Вскоре лес стал реже, перешел в кустарник, а еще дальше — в большой луг, по которому и двигалась батарея.
— Обогнать! — бросил Харкус Древсу и, когда они догнали машину командира батареи, строго произнес: — Четверть часа назад я объявил дивизиону «химическую тревогу».
Лейтенант Хаген недоуменно пожал плечами:
— Такого приказа я не получал.
— Теперь получили. Обратите внимание на работу своих радистов.
— Есть! — Хаген повернулся к машинам и крикнул: — Газы!
Командиры взводов и расчетов повторили приказ. Хаген натянул противогазную маску, захлопнул за собой дверцу кабины и подал знак продолжать движение. Но по команде немедленно тронулись только машины взвода управления. Солдаты у орудий ругались, искали, но не могли найти свои противогазы. Даже Вебер, который вышел после Харкуса из машины, сердито покачал головой, увидев это.
— И кому пришла в голову эта бредовая идея?
— Брось-ка мне мой сопливый намордник, Вальди!
— Какой из них твой?
— Не все ли равно! Главное — напялить на рожу кусок резины.
Оглушительно захлопали дверцы машин. Артиллеристы выскакивали из кабин, бежали назад, взбирались в кузова и искали противогазы между маскировочными сетями и ящиками со снарядами. Некоторые из солдат ждали внизу, пока товарищи бросят им противогазы, Противогазы летели вниз. Их разыскивали, освещая траву фонариками, и сразу несколько рук одновременно хватало один противогаз.
— Еще есть?
— Все, больше нет…
— Мой должен быть наверху, я его сегодня туда положил…
— Радуйся, парень, что будешь глотать чистый воздух…
— По машинам! — крикнул кто-то, и первый тягач двинулся вперед. За ним, не соблюдая дистанций, ехали другие. На последней машине солдаты все еще продолжали искать свои противогазы. Какой-то солдат, освещая землю фонариком позади гаубицы, отбежал от тягача на несколько шагов. Вдруг солдат споткнулся, и фонарик погас. В тот же миг тронулся и последний тягач.
— Стойте! — закричал упавший. — Стойте!
Он бросился за тягачом, но не догнал. По лугу уже мчались машины из другого подразделения.
— Стойте! — крикнул солдат еще раз, но его голос потонул в реве моторов.
— Приведите его сюда! — приказал Харкус водителю. Древс включил фары, и в их свете было видно, что артиллерист стоит на коленях и со злостью бьет кулаками по земле.
— Иди сюда! — крикнул Древс солдату и вышел из машины.
— Ну, Курт, — сказал Харкус, — теперь ты видишь свой хороший дивизион.
Вебер промолчал. Ему хотелось догнать Хагена, вытащить его из кабины и спросить: «Что же вы делаете? Вы даже не знаете, что вы делаете!» В таком ужасном состоянии он еще никогда не видел первый дивизион. А учение только началось. Берт оказался прав. Первый дивизион действительно далеко не на высоте. И главное здесь вовсе не в том, что учение началось при неблагоприятных условиях. Но почему все же дивизион так плохо подготовлен?
Древс вернулся к машине вместе с отставшим артиллеристом.
— Спасибо вам, товарищ майор, — поблагодарил артиллерист. — Я уж боялся, что заблужусь. Я и местности-то не знаю. Спасибо вам…
— Хорошо. Где ваш противогаз?
— Я его не нашел.
— Товарищ Древс…
— Слушаю…
Древс сел за руль, развернул машину и поехал, включив фары, туда, где только что стояло шестое орудие. На одном из кустиков висела сумка с противогазом, неподалеку от него валялся и карманный фонарик.
— Не стоит терять казенное имущество, — заметил Древс, передавая сумку и фонарик артиллеристу.
— Верно, — сказал артиллерист, — я…
— В машину! — приказал Харкус.
Веберу ничего не оставалось, как сидеть и ждать. Где находились Келлер, его заместитель по политической части и секретарь партийной организации, Вебер не знал. Даже если бы он знал это, он все равно не смог бы ничего изменить, так как все батареи следовали своим маршрутом. Связь между ними поддерживалась только по радио. Харкус знал, что он делал. Но у Вебера была еще возможность в дороге поговорить с Бертом и попросить его, чтобы оценку первого дивизиона он не переносил на весь полк.
Они выехали на широкую асфальтированную дорогу, обсаженную яблонями. По обеим сторонам дороги валялось в сухой траве, в кюветах бесчисленное количество яблок.
Харкус снова приказал Древсу остановиться. Выйдя из машины, дошел до поворота, куда доставал еще свет автомобильных фар. Нагнулся, присмотрелся. Почти все яблоки были раздавлены колесами гаубиц и гусеничными траками. Терпкий яблочный запах, висящий в воздухе, напомнил Харкусу о консервном заводе в его родном городе. Очень часто ребята влезали на высокий дощатый забор и длинными палками со вбитыми на конце гвоздями накалывали яблоки, которые кучей лежали у ограды. Накалывали самые большие и румяные. Берт всегда приносил одно яблоко для сестренки и разрезал его на маленькие дольки.
Харкус поднял с земли несколько крепких яблок, сунул в карманы. Самое красное яблоко обтер о рукав и стал есть.
Отставший артиллерист надел противогаз. Он сидел, откинувшись назад, и от его глубокого дыхания гофрированная трубка извивалась, как червяк.
Харкус дал по яблоку Веберу и Древсу, а потом разрешил артиллеристу снять противогаз. Тот одним махом сорвал маску с головы и несколько раз глубоко вздохнул.
— Что, не хватало воздуха? — спросил Харкус и бросил ему яблоко.
— Да, я не привык к этому. Спасибо.
— Пора бы привыкнуть, хотите вы этого или нет… А часто ли вы тренировались в противогазе?
— Иногда… ну, в общем, редко.
— Ясно. А сколько времени вы можете пробыть в противогазе?
— Точно я не знаю. Минут тридцать, может быть.
— Немного. В спокойном состоянии или в движении?
— Это было в палатке окуривания, в мае, когда я прибыл в полк.
— И все? — удивился Харкус и, раздав всем еще по яблоку, взглянул на Вебера, а потом опять обратился к артиллеристу: — А как вы вообще относитесь к противогазу, накидке и другим средствам противохимической защиты? Только честно.
После короткого колебания солдат ответил:
— Если честно, не знаю, потребуются ли они, когда меня действительно накроет бомба.
— Что, это ваше личное мнение?
— Никак нет.
— А с кем вы об этом говорили?
— Между собой, товарищ майор, иногда…
— А чем вы занимались во время занятий по защите от оружия массового поражения?
— Отрабатывали нормативы по надеванию и снятию противогазов, слушали лекции о том, как протекают различные химические процессы, о том, как действуют отравляющие вещества. Всегда одно и то же. Надоело до чертиков. Показали, правда, несколько фильмов, как должен действовать солдат, попав в зону ядерного поражения. Но учебным фильмам никто не верит, потому что учебный — это учебный.
Вебер откашлялся, но не перебил солдата.
— Я буду откровенным, товарищ майор. Если вы сейчас проверите нашу батарею, то убедитесь, что у многих противогазов отвинчены соединительные трубки, а некоторые солдаты вообще ни разу не вынимали маски из сумок.
Вебер хотел что-то сказать, но Харкус опередил его:
— Противогазы, накидки и все остальные средства ПХЗ надежно защищают органы дыхания, глаза, лицо и кожу человека от поражения химическими веществами. Сколько времени они будут защищать, сейчас не так важно. Главное, что они дадут возможность выжить и начать выполнение боевой задачи и, в конечном счете, бить врага. Значит, чем быстрее я надену противогаз и другие средства защиты, тем надежнее я буду ими защищен, тем быстрее я смогу пробежать и метко выстрелить, тем увереннее я буду бить врага. Убедил ли я вас хоть немного?
— Да, товарищ майор.
— Тогда скажите об этом открыто.
— Не смогу, хотя нужно бы…
— Правильно, товарищ солдат. Ведь голова дана не для того, чтобы только каску носить. И еще один вопрос: что вы думаете насчет учений?
— Ну, для меня и многих других не имеет значения, на учениях мы или в казарме. Нас в Еснаке никто не ждет. Во всяком случае, здесь намного свободнее. Лишь бы питание вовремя прибывало. А вообще, мы точно не знаем, что и зачем делаем. На заводе, где я работал до армии, у меня не возникало таких вопросов.
