— Только спокойно. Ничему не удивляться — наркоз может любую реакцию дать. Со всем соглашаться и, ни в коем случае, ей не возражать и не перечить. Ей разрешаются только положительные эмоции.
Алексей попытался возразить:
— Так…
Валентина оборвала его на полуслове:
— Я знаю… Ваши рожи я бы ей вообще не показывала.
Лидия еще не чувствовала пальцев ни на руках ни на ногах. Невероятная, непривычная слабость не отпускала ее уже несколько дней. А в глазах стояли черные пятна. И без того едва различимые предметы все норовили скрыться в этих пятнах.
Дверь отворилась. На душе потеплело — в палату прошла Валентина и Алексей. А за ним… Сердце едва не выпрыгнуло. Она с трудом сконцентрировала внимание — в проеме стоял Богдан.
— Данко, мальчик мой! — Лидия протянула к сыну слабеющие руки.
Как сквозь туман она заметила: Валентина, быстро переглянувшись с Алексеем, подтолкнула Богдана к кровати.
— Приехал… Они отпустили тебя, сынок? Слава Богу! Теперь все будет хорошо… Теперь все хорошо будет.
Наконец-то сын опустился в ее объятия. Еще не веря своему счастью, она принялась гладить и ощупывать его. Внезапно на ее лице отразилась тревога.
— Что это у тебя сынок? Что это за шрам? В тебя попали, мальчик мой? Что же они с тобой там делали, Господи?
И без того, пребывая в полном смятении, Александр в объятиях тетки растерялся еще больше. На его плече не было никакого шрама. Откуда ему было знать, что мать способна и за тысячи километров увидеть каждую трещинку на своем сыне. В полном недоумении Сашка поднял глаза на свою мать. Валентина только замахала на него ладонями и беззвучно зашептала: «Соглашайся».
А Лидия все не унималась:
— Тебе больно было? Леша, ты видишь? Его там убить хотели. А ты говорил Армения. Папа врал мне, что ты в Армении. Вы оба мне врали. Леша, что же это?..
Она ненадолго запнулась и снова продолжила:
— Леш, смотри какой шрам огромный… Ты его никуда теперь не отпускай, ладно? Ладно, Леш?
Алексей с готовностью закивал головой. Лидия спохватилась:
— Что ж я лежу? Ты ж голодный с дороги-то. Я сейчас. Хочешь блинчиков, Данчик? Хочешь?.. Любимых твоих… Сейчас я…
Похоже, она совсем забыла, где находится. Но кто бы посмел ей возразить и, уж тем более, кто бы успел сообразить, что ее нужно остановить? Она попыталась подняться. Алексей бросился помогать ей.
Сердце снова отозвалось. Нестерпимая боль снова пронзила ее грудь. У нее закатились глаза. Обессиленная она упала на подушку.
Валентина опомнилась первой. До кнопки вызова было всего-то два шага. Какой мерзавец отрезал от нее провода?..
Проникнуть на территорию расположения части оказалось вовсе не так уж и трудно. Равиль даже удивился — насколько это было просто. Для охраны своего расположения, шурави выставили только стационарные и несколько авангардных постов по периметру. Причем на таком расстоянии, что солдаты не могли даже видеть соседей. К тому же, большая часть периметра скрывалась от глаз в густых зарослях деревьев и кустарника. Недаром о Джелалабаде говорили как о жемчужине Востока. С незапамятных времен он славился своей зеленью. Видимо, желание спрятаться от палящего солнца в тени буйных зарослей и возобладало над принципами безопасности — шурави окопались в тени. При этом их блиндажи только имитировали маскировку, а между постами даже часовые не ходили. При желании и при известной доле осторожности, достаточно наблюдательный человек мог без особого труда найти все бреши в этом оцеплении. Оставалось только предположить, что подходы к расположению были заминированы. Но даже минные поля имеют свои проходы. Хотя бы для того, чтобы бойцы на авангардных постах могли сменяться или снабжаться водой и провиантом.
Равилю хватило два дня, чтобы определить маршрут, по которому можно было бы обойти все рогатки и подобраться к расположению поближе. Провести через оцепление достаточно большой отряд, было бы, конечно, нереально. Но ударный взвод хорошо обученных правоверных подобраться к шурави вплотную незамеченным смог бы. "Видимо, никто не пытался", — сделал вывод Равиль. Насколько плотно охраняют территорию за оцеплением, он еще не знал. Но вывод уже напрашивался.
Еще больше он удивился, когда в первый раз прополз по намеченному маршруту всего в сотне шагов от ближайшего поста. Оказалось, что периметр даже колючей проволокой не был оборудован. Про себя он отметил: "Не знает Тахир, насколько шурави беспечны. Может, это только днем, а ночью?.." Но ему нужен был день. Ему нужно было найти Воина. Он шел по его следам уже вторую неделю.
Дальше была пустыня. Расположение части было как на ладони. Сотни палаток жарились на солнце всего в трехстах метрах от его позиции. Где-то там был его кровник. Равилю нужно было только найти — в какой из палаток обитал Воин. Их разделял только песчаный обрыв и около двухсот метров камышовых зарослей. Но как отыскать в этом муравейнике своего врага он не представлял. Точно так же он не знал, как до него добраться и как с ним справиться, не имея оружия. Прямо перед ним, в сотне шагов, там, где начинались заросли, белел выцветшим на солнце камышом небольшой шалаш. Укрыться в нем было бы заманчиво. Но и опасно. Кому понадобилось строить его в этих зарослях, оставалось только догадываться. Равиль поднес к глазам изувеченный взрывом бинокль, и застыл охваченный ужасом. Кустарник зашелестел в трех шагах, справа от его укрытия…
Радиоузел «глушил» бригаду сутками. Только совсем недавно к затасканной до дыр пленке с песнями Антонова присоединилась новенькая бобина с хитами Примы. Да и та уже порядком всем надоела. В каптерке, выложенной кирпичом рядом с ружпарком, звуки трансляции хоть не так на мозги давили. Да и попрохладнее здесь было.
Маслевич уже не знал куда деваться. Замполит распекал его уже целую вечность:
— И сколько мне еще ждать, солдат?
Маслевич попытался изобразить готовность и служить и прислуживать:
— Я щас приведу, товарищ старший лейтенант, — и рванулся к выходу.
Но Белинский остановил:
— Стой!..
Не глядя в сторону застывшего в дверях солдата, замполит спросил, казалось, что у стенки:
— Так ты знаешь, где эти выродки?
"Все. Попал…" — решил про себя Маслевич.
Его догадку Белинский подтвердил все тем же безразличным тоном:
— Сгною на губе…
В кишках у Маслевича затошнило: "Все… Зачмырят дембеля…" Про «шуршачок», в котором имели обыкновение оттягиваться дембеля, знал только он. Все остальные были в карауле…
…У Равиля едва сердце не остановилось. Оружия у него не было. Оставался только штык-нож. Но он лихорадочно схватился за цевье бесполезного сейчас ППШ и затаил дыхание. Треск веток с невероятной скоростью, к его облегчению, удалялся. Кто-то несся сквозь кусты сломя голову. Еще через секунду он увидел, как в десяти шагах от него сорвался с обрыва и метнулся в камыши иссиня-черный с седыми полосами на спине варан. Равиль смахнул со лба крупные градины пота. Там, где только что исчезла ящерица, мелкой дрожью вибрировала струна растяжки. "Сигнальная мина, или?.." — мелькнуло в голове. Равиль вернулся к наблюдению только когда снял с растяжки гранату.
С новой позиции расположение части просматривалось не лучше, но камышовый шалаш у самых зарослей… Равиль глазам своим не поверил. Кровь хлынула к вискам, а сердце забилось в бешенном темпе. Сам Аллах вел к нему его врагов. Первым в шалаше исчез Воин…
…Особенных следов погрома не наблюдалось, но, все же, кто-то в шалаше уже побывал — брагу, которую они «зарядили» неделю назад, кто-то вылакал. На дне сорокалитрового углеродного баллона булькали только остатки пойла.
Белоград отдал гитару Старостенку и попытался вылить из углеродного баллона остатки браги.
— От, драконы, все выжрали. Мачмала одна.
Халилов тоже возмутился:
— Ну, шакалы!
— И кто бы это? — задался Мамедов.
Белоград тут же «вычислил» виновника:
— Про шуршу только Мася знает. Разорву, урода.
Старостенок с ленцой изобразил объективность:
— Та мало ли шакалов бродит?
Халилов первым утратил интерес к баллону. Вместо возмущаться, он уселся на выходе из шалаша и с самым сосредоточенным видом принялся забивать косяк.
— Та шакалы и баллон бы унесли. А тут — явно свои… — глубокомысленно заключил Юсуф.
Настроения, как не бывало. Только Цымбал оживился:
— Чуваки! Так вы гляньте — это ж натурально чилим готовый! Тока два косяка надо.
Все уставились на Цымбала как на штатного придурка. В руках он еще вертел газовый редуктор с длинной металлической трубкой. Венчали редуктор два соска калибром с сигарету. Глядя на недоуменные рожи бойцов, Цымбал только гоготнул:
— Та! Забивай! Сорокалитровый чилим на бражке.
