— Это полковник Казаринов, заместитель командира дивизии. Ночью мы натолкнулись на группу немцев. Полковник был ранен в ногу. — Большие и темные, в синеватых тенях глаза ее смотрели на меня устало и печально и как бы просили о помощи. — Помогите нам выйти к своим…
— Мы намерены выходить из окружения с боем, — сказал я. — Оставайтесь у нас и, возможно, вместе с нами пробьетесь к своим. Другой помощи я вам оказать не могу.
— Тише! — предупредила женщина. — Он уснул…
Но веки полковника дрогнули и приоткрылись.
— Кто это мы? — спросил он негромко и с веселой насмешкой. — Подойдите-ка…
— Группа лейтенанта Ракитина в количестве семисот тридцати восьми человек. Но это не точно: люди все время прибывают и группами и в одиночку. — Я вплотную подошел к носилкам. — Товарищ полковник, задержитесь у нас… Пожалуйста…
Брови раненого дрогнули, он как будто удивился:
— Зачем я вам безногий?.. Лишняя обуза.
— Что вы! Вы нам очень нужны! — Я оглядел своих друзей — Щукина и Стоюнина. — Помогите нам… Вы с носилок будете командовать. И у нас лошадь есть.
Полковник сочувственно улыбнулся, тихо и с грустью произнес:
— Нет, лейтенант, лежа не командуют. — Он опять устало прикрыл глаза, очевидно, решая что-то, затем сказал: — Хорошо, остаемся. Несите.
Бойцы взялись за носилки. Я шепнул Чертыханову:
— Беги приготовь место! Быстро!
Мы перенесли полковника с носилок на кровать, придвинув ее к окошку. Врач Раиса Филипповна заново перевязала ему ногу. Стоюнин, Щукин и я доложили обстановку. Полковник сидел, привалившись к спинке кровати, молча изучал расположение наших подразделений.
— Появление противника, товарищ полковник, наиболее вероятно со стороны дорог и крупных населенных пунктов, — объяснил я. — С учетом этого я и организовал оборону.
— Правильно. Район обороны расширять больше не следует, чтобы при столкновении с противником не оказаться рассеченными на части. — Полковник вынул из сумки карту большего масштаба. — Смотрите: обтекая нас с севера и с юга, прошли дивизия «СС», десятая танковая дивизия, свыше ста машин, полк «Великая Германия», по численности равный бригаде, двадцать девятая пехотная дивизия, семнадцатая моторизованная, сто тридцать седьмая Австрийская, пятнадцатая, двести девяносто вторая… В общем, сила двинулась колоссальная, во много раз превосходящая наши войска по численности и технической оснащенности. И все же немцы под Смоленском остановлены. — Полковник бросил карандаш на карту, разложенную на коленях, и утомленно откинул голову на подушку. — Они завязли в районе Ельни.
— В этом направлении мы и пойдем, — сказал я. — Вот только соберемся с силами. Засиживаться нам нельзя.
— Правильно! — опять одобрил полковник. — Это наиболее короткий, наиболее верный, но и наиболее трудный путь: здесь сильная концентрация сил противника. — Казаринов опять сел и пристально, требовательно посмотрел мне в лицо. — И вот что я вам еще скажу, лейтенант: вы взяли на себя чрезвычайно трудную и чрезвычайно важную для Родины задачу. И решайте ее смелее, увереннее. Пусть вас не смущает ваше скромное звание. Нам сейчас не до субординации. Наше положение особое. Выйдем с честью на Большую землю — разберемся. Кроме того, вы не один. У вас есть товарищи, советчики. Я уверен, что мы решим эту задачу. Так что действуйте решительнее, жестче. Получится!
Я хотел встать и ответить ему, что я готов отдать все свои силы, а если надо, и жизнь для решения этой задачи. Но полковник остановил меня, положив руку мне на колено. Стоюнин, очевидно, считая, что замечания полковника к делу не относятся, спросил меня:
— Как же вы пойдете без оружия, без артиллерии? До первой стычки?.. И боеприпасов мало. На рукопашные схватки мода прошла.
— Достанем и оружие и боеприпасы, — сказал Щукин. — Два раза сходим на дорогу и запасемся хоть на год…
— Пулеметы есть? — спросил полковник и опять взглянул на нашу карту, где были отмечены огневые точки. — Есть. Четыре. Да, пушечек бы, ребята, для солидности не мешало! А то что же это за русский бой без артиллерии? Видел я в лесу, вот где-то тут, в этом районе, — полковник показал кончиком карандаша на зеленоватое пятно на карте, — стоит, стволы вверх, целая батарея. И все без затворов, и снарядов нет.
За моей спиной грохнули об пол каблуки Чертыханова: стоя в двери, он все время прислушивался к нашему разговору.
— Товарищ полковник, разрешите обратиться к лейтенанту Ракитину? — Лопатистая ладонь его уже была за ухом. Полковник кивнул, и Чертыханов опять грохнул об пол каблуками, чуть повернулся ко мне: — Товарищ лейтенант, помните бойца Бурмистрова, что с оторванной подошвой к вам приставал? Он, может, взаправду, может, зря языком молол, будто он артиллерист и будто, уходя, зарыл много снарядов. Допросите его. Он здесь, он вот товарища полковника привел…
— Позови!
Бурмистров перешагнул порог неуверенно, пугливо озираясь; подошва сапога была привязана проводом. Остановился, несмело поднеся руку к виску.
— Артиллерист?
— Да, — ответил боец негромко, еще не зная, к чему клонит полковник. — Был…
— Орудия бросил, а снаряды закопал?
Бурмистров побледнел.
— Что же мне было делать, товарищ полковник? Дождь прошел, дороги развязли. Лошади упали без сил… Не потащу же я их, пушки, на себе! Расчеты тоже кто куда… Ну, я их завез в лес и оставил, а снаряды зарыл, чтоб немцу не достались…
— Можешь найти то место? — спросил я.
— Нет, наверно, не найду, товарищ лейтенант. — Бурмистров потер ладонью лоб. — Столько кружил потом по округе…
— Найди! — сказал я строго. — Чертыханов, позови Свидлера!
Явился Оня, оживленный и деятельный.
— Старшина, нужно перевезти пушки и снаряды!
При этих словах лицо Бурмистрова страдальчески сморщилось: где он будет искать пушки?
— Перевезем, товарищ лейтенант, — ответил Оня, не задумываясь. — Во дворе МТС стоят тракторы. Штук двенадцать. За исправность всех не ручаюсь. Но на два можете смело рассчитывать…
За дверью, на крылечке, в горячем, внезапно вспыхнувшем споре слились голоса.
— Прочь с дороги, болван! — отчетливо прозвучал голос, должно быть, нетерпеливого, заносчивого человека. — Кто командир? Где он?
— Я не болван. — В ответе Прокофия слышался сдержанный гнев, так говорят сквозь сжатые зубы. — Я ефрейтор Чертыханов. И стою на посту. Зарубите это себе на носу, гражданин! — Чертыханов опять загородил плечами дверь. — Товарищ лейтенант, до вас рвется какой-то штатский. Прямо на ноги наступает… Пустить?
В избу, грубо оттолкнув ефрейтора, шагнул человек в кепке, насунутой на самые брови. Пригнувшись, он вглядывался в полумраке сначала в мое лицо, затем в лица Щукина, Стоюнина, Свидлера. Движения, резкие и порывистые, выдавали его истерическое состояние.
— Кто старший?
Я встал.
— В чем дело?
— Я хочу есть! Накормите меня и моих спутников!
— Много вас?
— Пятеро.
Меня всегда бесила нахрапистая человеческая наглость.
— Почему мы обязаны вас кормить?
— То есть как почему?
Человек откинул голову, свет от окна упал на его небритое, запущенное лицо. Оно показалось мне знакомым.
— Да, почему? — Память торопливо листала книгу, где отпечатались события и лица последних дней, искала нужную страницу. — Кто вы такие?
— Я подполковник Сырцов.
— Не вижу. — Во мне тяжело закипела злость: сбросил форму, так не смей говорить о звании. — Предъявите документы!
— У меня нет документов! Я переправлялся через Днепр вплавь.
— Мы тоже вплавь переправлялись…
Сырцов огляделся с недоумением и обидой на непочтительное обращение.
— Как вы разговариваете со старшим по званию? — сдавленно прошептал он; узкий воротник рубахи-косоворотки, врезавшись в шею, перехватил ему горло, лицо набухло кровью и как будто потемнело.
Щукин, молча наблюдавший за ним, вдруг встал и схватил его за отвороты пиджака:
— Врете! Вы старший лейтенант!
Голова Сырцова вздернулась, пуговица на воротнике отлетела, и на щеках тотчас проступила бледность; верхняя губа обнажила мелкие, злые зубы, а рука инстинктивно согнулась в локте, словно в ней был зажат пистолет. По этому жесту, по злому оскалу я мгновенно отыскал страницу: пыльная, прокаленная солнцем дорога, расстрел генералом Градовым четырех бойцов, истеричный крик старшего лейтенанта и дуло пистолета, направленное мне в грудь. Как изменила и обезобразила его случайная гражданская одежда! Сохранился лишь развязный и хамский тон.
— Махать пистолетом на своих бойцов намного легче, чем отбивать вражеские атаки, — сказал я Сырцову и посмотрел на кровать, где лежал полковник Казаринов, как бы спрашивая его, что делать дальше.
