– Аэродинамика, товарищ майор… – Вася многозначительно поднял глаза к потолку. – Завихрения на крыле такие бывают в полете, что ой…
– Думаешь, обломок попал в такое завихрение?
– Вероятнее всего.
– Понятно. – Майор раздраженно скомкал листок. – Свободен. Зови Газаряна.
– Есть, товарищ майор.
Ашот беседовал с особистом дольше всех.
– Почему взлетели? – спросил майор.
– Спасал вверенную мне технику, – бодро доложил Чапай.
– А чего не уехал на самолете в укрытие, а взлетел?
– А в укрытие без тягача не заедешь, товарищ майор, – вздохнул Ашот. – Оно как гараж, узкое-узкое, еле крылья помещаются, и заднего хода у меня нет. А тягачей у нас мало, не хватило бы на все самолеты…
– Скажи… а твой командир никогда не предлагал вам слетать на свободную охоту? – вдруг резко сменил тему особист.
– Нет, – покачал головой лейтенант. – Нам ведь нельзя. А когда мы при том налете поднялись, чтобы спасти самолеты, он так и вовсе потом наорал на нас…
– И что говорил?
– Что нам не следовало вступать в бой. А за спасенные самолеты сказал спасибо.
– А откуда ты узнал, что вас бомбить будут? – допытывался особист. – Не бомбили же раньше…
– При нас не бомбили. Но раньше, еще до приезда, налеты бывали. Вон, ангары видите?
– Ну и чего дальше было?
– Ну, я вернулся с тренировочного полета, дрючу… то есть разбираю полет с курсантом, а Вася… виноват, старший лейтенант Афанасьев, взлетать готовится, и тут вдруг сирена, вьетнамцы забегали, перехватчики взлетели… все, думаю, амба…
– А пленки ФКП ваши где?
– Проявляются, товарищ майор. Там сложная технология, проявка много времени занимает…
Проявка пленок фотокинопулеметов действительно была сложным делом, но длилась отнюдь не несколько дней. Впрочем, майор этого не знал и потому сказал:
– Ладно, лейтенант, свободен…
Летчиков еще несколько дней допрашивали, силясь выявить нестыковки в их показаниях, но в конце концов оставили в покое. Допросили и техников, и вьетнамских офицеров. Те сообщили детали, в целом подтверждавшие рассказанное летчиками, и особистам пришлось успокоиться. Ограничившись строгим выговором капитану и технику, они улетели в Ханой. Хваленский, провожая взглядом их вертолет, облегченно вздохнул:
– Кажется, обошлось… Ашот, пленки проявили уже?
– Проявили, – ухмыльнулся лейтенант. – Пойдемте посмотрим…
В сборочный цех притащили киноаппарат, а на стену повесили белую простыню; потом Ашот, исполнявший роль киномеханика, вставил в проектор первую бобину с пленкой.
– Туши свет! – скомандовал он.
В ангаре стало темно. На экране замелькали черно-белые небо, земля и самолеты. Восхищенные зрители воочию увидели пуск ракеты и разваливающийся после ее попадания «Фантом». Потом экран перечеркнули прерывистые дымные пунктиры пушечных очередей – и от появившегося в кадре американского самолета стали отлетать куски обшивки.
– О, это ж я стрелял! – удивленно воскликнул Ашот.
Еще одна очередь, на этот раз с другого ракурса, – и «Фантом», разваливаясь на куски, пошел к земле. Фильм закончился, и все зааплодировали. Хваленский шутливо поклонился, а потом негромко сказал Ашоту:
– Завтра ты будешь вести у вьетнамцев занятия по применению оружия. Покажи им этот фильм. Пусть посмотрят, что умеет «балалайка».
Вскоре на боевое дежурство заступила первая эскадрилья полка, вооруженная «МиГ-21». Передачу самолетов союзникам Хваленский постарался провести максимально торжественно – на рулежную дорожку выкатили три новеньких истребителя, возле них построился весь личный состав эскадрильи, одетый в чистенькую повседневную униформу (парадной не хватало, да и жарко в ней было), и капитан от лица советских инструкторов поздравил их с завершением обучения.
– Эти самолеты – лучшие истребители в мире, – сказал он. – Мы надеемся, что с их помощью вы одолеете американцев и изгоните их из Вьетнама.
– Ура-а-а! Ура-а-а! Ура-а-а! – раскатилось над окрестностями.
Лейтенанты в парадных мундирах стояли позади своего командира и усердно изображали на лицах внимание к происходящему, как вдруг Вася громко прошептал:
– Ашот! Глянь на самолеты! Видишь?
– Вижу. Знаки вьетнамские нанесли, – негромко ответил Чапай.
– Нет же, дубина! Борт возле фонаря…
– А! Понял! – воскликнул, присмотревшись, Ашот. – Они наши машины выкатили!
– Не ори на все поле! Угадал…
На бортах истребителей были нарисованы маленькие красные звездочки. У одного самолета – две, у второго – одна.
– У них обычай такой – рисовать на самолете звездочки за сбитых, – сообщил Вася. – Прямо как у наших в войну…
– Ага… – Ашот сиял, как начищенная монета.
Вьетнамский замполит произнес перед строем длиннющую речь. Первым не выдержал Ашот:
– Товарищ капитан! – шепотом спросил он. – А о чем он говорит?
– Что коммунистическая партия Вьетнама делает все правильно.
Прошло еще минут пять. Ашот опять тихонько окликнул стоявшего рядом Хваленского:
– А теперь он что говорит?
– Если вкратце – предрекает смерть врагам.
– И все? А говорили: краткость – сестра таланта… – прошептал Вася.
– Кто на что учился… – пожал плечами Ашот.
– Цыц! – сделал строгое лицо Хваленский.
Потом выступил полковник Цзинь. Он был куда более лаконичен и ограничился двухминутным напутствием пилотам. Снова раскатилось троекратное «ура», и на этом официальная часть закончилась. Вьетнамцы направились на торжественный обед; туда же пригласили и советских офицеров. Увы, трапеза особо не отличалась от обычной – разве только замполит вещал куда больше прежнего. Не выдержав его ура-патриотических речей, лейтенанты по-тихому сбежали оттуда и направились в лагерь. Ашот с Васей уехали на попутном джипе, а опоздавший Володя пошел пешком через поле.
Он брел по аэродрому и мысленно проклинал себя за то, что не пересел тогда по-быстрому со «спарки» на один из истребителей. Пока вырубил двигатель, пока отстегнул ремни и добежал до вооруженных машин, вьетнамцы уже блокировали их – и не дали ему даже сесть в кабину… Теперь, после того боя, ребята словно отдалились от него. Ну не то чтобы поглядывали исключительно с чувством превосходства, но что-то такое в отношениях сквозило. «Обстрелянные пилоты, блин… – размышлял лейтенант. – А я что, зелень, пороху не нюхавшая?»
– Володь… – услышал он за спиной и обернулся.
Это оказался Хваленский.
– Да, товарищ капитан…
– В лагерь идешь?
– Так точно.
– Ну, пойдем…
Они прошли немного молча, и капитан спросил:
– Что такой хмурый?
– Да так… – махнул рукой Володя.
– Дома что не так? Или из-за боя так переживаешь?
– Переживаю, – вздохнул старлей.
– Не стоит так. Ты приказ об участии в боях рискнул бы нарушить?
– Рискнул бы, – без раздумий ответил Володя и добавил: – Я хотел взлететь следом за вами, но мне вьетнамцы не дали.
– Тебя могли сбить на взлете, – отозвался Хваленский. – Может, они тебе жизнь спасли…
– Может… – неохотно согласился лейтенант.
Повисло неловкое молчание. Володя на ходу сшибал прутиком цветки, то тут, то там выглядывавшие из травы; капитан, заложив руки за спину, разглядывал деревья на холме. Наконец он сказал:
– Пойдем посмотрим на янки.
– Какого? – не понял Володя.
– Американца. Которого зенитчики свалили при налете.
– Давайте… – пожал плечами лейтенант.
Они взяли левее лагеря и вскоре оказались возле холма, на который рухнул подбитый зенитками истребитель-бомбардировщик. От него осталось немного – кусок хвоста да закопченное крыло со следами камуфляжа, плюс мелкие обломки. Склон холма был обуглен – тут горело топливо, хлынувшее из баков машины после падения. Когда вьетнамцы добрались до самолета, спасать было некого и нечего – все сгорело. По наличию среди обломков фрагментов катапультного сиденья и обугленного шлема стало ясно – пилот остался в машине. То немногое, что от него осталось, похоронили тут же, на вершине холма. Теперь на ней возвышался небольшой крест с табличкой: «Неизвестный американский пилот, погиб 17 мая 1967 года».
Летчики молча смотрели на искореженные куски того, что еще неделю назад было самолетом. Потом Хваленский негромко сказал:
– Вот почему я против вашего участия в боях…
– Боитесь, что нас собьют?
– Хуже. Что вас похоронят под табличкой «Неизвестный солдат».
– Да не будет с нами такого, товарищ капитан! – раздосадованно воскликнул Володя.
– Не зарекайся! – сухо сказал капитан. – Этого хоть найдут после войны… – показал он на крест. – Сопоставят факты, документы – и узнают, кто это был. А вас наверняка и искать никто не станет.
– Почему?
– А нас тут как бы нет… – глухо ответил капитан.
Ветер прошумел в вершинах деревьев, и снова стало тихо. Офицеры молча смотрели на крест, возвышавшийся над обугленным холмом.
