В четыре часа двинулись в путь главные силы Балтийского флота: крейсер «Киров», лидер «Ленинград», эскадренные миноносцы и подводные лодки.
Я нашел подводную лодку «малютку» и занял свое место левее ее.
Последними покидали Таллинский рейд корабли прикрытия — лидер «Минск», быстроходные эсминцы, тральщики, сторожевики, минзаги и катера. Дав последний залп по противнику, отряд развил хорошую скорость и стал догонять нас.
Вскоре авиация принялась бомбить тихоходы, а с наступлением сумерек фрицы начали обстреливать из береговых батарей.
«Киров» и миноносцы открыли по правому берегу ответный огонь. А нам, катерникам, приказали поставить дымовую завесу.
Грохоту было много. Потом стемнело, надобность в дымзавесах отпала. Я вернулся к «малютке».
Вскоре корабли застопорили ход, в воду полетели якоря. Многие останавливались прямо на минных полях. Подводная лодка пошла дальше.
То впереди, то позади раздавались взрывы. Но что в темноте происходило — трудно было понять. Горизонт то и дело озарялся вспышками…»
Подробней рассказал об этой ночи и следующем дне командир катера МО 210 лейтенант Валентин Панцирный.
«Мы покинули Таллинский рейд с кораблями последнего каравана. Катера нашего дивизиона шли в охранении старых миноносцев типа «Новик». Я был в распоряжении командира миноносца «Артем».
Мы шли концевыми. Крупные транспорты двигались за тральщиками впереди. Темнота надвигалась быстро. В сумерках мы видели перед собой силуэты впереди идущих кораблей и пенистый кильватерный след.
Вскоре горизонт озарился огромной вспышкой и до нас докатился протяжный гул, похожий на раскаты грома. Мы в это время уже находились за маяком Кэри. Корабли почему-то начали замедлять ход и через каких-нибудь полчаса совсем остановились. Это было опасно.
Я недоумевал: «Кто это так распорядился? Ведь в училище нам вдалбливали, что ни в коем случае нельзя останавливаться на минном поле. Надо быстрей идти вперед, только вперед. Иначе мы становимся неподвижными мишенями».
Корабли все же продолжали стоять. До нас доносились какие-то неясные человеческие голоса: не то крики о помощи, не то команды.
Командир миноносца «Калинин» в мегафон приказал катеру МО-211 пойти вперед и выяснить, что там случилось.
Катер ушел и довольно быстро вернулся. Командир МО-211 подошел почти вплотную к «Калинину» и стал докладывать. О чем он говорил, я не разобрал, потому что в этот момент вспышка выхватила из тьмы и катер, и миноносец. Она была такой резкой, что я на время ослеп. Грохот ударил в уши, и горячая воздушная волна чуть не сбросила меня с мостика…
Когда я вновь обрел зрение, то был потрясен: на том месте, где еще недавно виднелись миноносец и катер, было пусто, только что-то хлюпало и клокотало в волнах. Не доверяя своему зрению, я дал ход катеру и пошел вперед, чтобы убедиться: не мерещится ли мне?
Зрение мое восстановилось, я хорошо видел, как в пузырящейся воде крутились обломки, тряпки и барахтались люди. Мои матросы начали подбирать тонущих. И в это время море вновь озарилось яркой вспышкой… Один за другим прогрохотали два мощных взрыва.
Почти одновременно подорвались мой «Артем» и «Володарский». Мне показалось, что их торпедировали. Велев приготовить глубинные бомбы, я ринулся в ту часть моря, где, по моим расчетам, могла находиться немецкая субмарина. Но разве во тьме разглядишь перископ или след от него?
Чтобы пугнуть гитлеровских подводников, я сбросил несколько глубинных бомб и вернулся к месту катастрофы. Из пучины, проглотившей корабли, бурно всплывал мазут и пузырился среди барахтавшихся в воде людей…
— Разъедает глаза… скорей вытаскивайте! — кричали плававшие.
Мои краснофлотцы, привязав к бросательным концам пробковые круги, стали выуживать тех, кто имел силы уцепиться. Одним из первых они вытащили старшину радистов Сорокина. Он плавал на МО-211.
— Где ваш катер? — спросил я у него.
— Не знаю, меня снесло с палубы, — ответил Сорокин. — Я поплыл к «Артему» и опять попал в беду.
Спасенные просили пить. Их тошнило. Мазут разъедал глаза. И нечем было промывать. У нас кончилась пресная вода.
Подобрав из воды человек пятьдесят, я решил самостоятельно догнать корабли, ушедшие дальше, так как охранять мне уже было некого.
Несмотря на мглу, лишь изредка озаряемую вспышками взрывов, я шел полным ходом мимо застывших на минном поле транспортов. Чтобы не налететь в темноте на всплывшую мину, я выставил на носу двух впередсмотрящих, самых зорких старшин.
Часа через два мы увидели на горизонте силуэты крупных кораблей. «Эскадра», — догадался я, и дальше идти не решился. Малым кораблям в ночное время без вызова запрещено подходить к миноносцам и крейсерам. Они могут принять тебя за противника и расстрелять без предупреждения.
Выключив моторы, я стал ждать рассвета. Вскоре нас придрейфовало к МО 142. Он, оказывается, шел в конвое эскадры, но из-за течи и повреждения мотора отстал, а теперь, так же как я, боялся приблизиться к своему конвою.
— Кто там впереди? — спросил я у командира катера.
— «Киров», «Ленинград» и новые миноносцы. Стариков почти не осталось. Собственными глазами видел, как погиб «Яков Свердлов».
МО-142, оказывается, находился в каких-то двух кабельтовых от «Якова Свердлова». В девятом часу наблюдатели заметили в море всплывшие мины и как бы след перископа подводной лодки. Командир МО-142 на всякий случай поднял сигнал: «Вижу подводную лодку противника», прибавил ход и кинулся в погоню, сбрасывая на ходу глубинные бомбы.
«Яков Свердлов» тоже поднял сигнал «Э», дал несколько гудков и вышел на бомбометание; он, видимо, сбросил только одну малую бомбу, потому что вспучилась вода и послышался глухой звук, а затем вдруг взвился у правого борта «Якова Свердлова» столб пламени и мощный взрыв почти переломил корабль. Нос и корма миноносца были задраны, а на середине уже перекатывались волны.
Корма миноносца все больше задиралась вверх, стали оголяться винты… с палубы посыпались в воду люди, а вместе с ними и… глубинные бомбы, приготовленные к сбрасыванию. Одна из этих бомб взорвалась почти у борта МО-142. Его так тряхнуло, что заглох левый мотор и появилась течь.
Катерникам одновременно пришлось исправлять свои повреждения и подбирать утопающих. Так они отстали от своего конвоя и вынуждены были лечь в дрейф.
— Какие-нибудь корабли ушли дальше? — поинтересовался я.
— Навряд ли, — ответил командир МО-142. — Мы обогнали все караваны.
— Почему эскадра остановилась?
— Говорят, что где-то показались торпедные катера. На крейсере, видно, ждут рассвета.
— Очень остроумно! Ведь любому курсанту известно, что самое лучшее время для такого перехода — темная ночь. В темноте, какой бы ни был путь, отделаемся меньшими потерями.
— Командующий на крейсере, иди посоветуй, как ему действовать, — не без издевки предложил мне командир МО-142.
До рассвета было часа четыре. Я разрешил большей части команды отдыхать, а сам оставался на мостике. Под утро услышал за кормой далекие неясные крики с моря.
«Тонут. И спасать, видно, некому», — подумал я и объявил тревогу. Катер направил в сторону криков.
По пути попадались плывущие в воде бескозырки, шляпки, чемоданы, обломки дерева. Наконец увидели людей, повисших на перевернутых шлюпках, плотах, бревнах и… всплывших минах. Некоторые раненые были в гипсовых повязках.
— Спасите!.. Нет сил… скорей! — кричали они.
Все они были с затонувшего ночью транспорта. От холода и усталости мужчины и женщины с трудом говорили.
Вода в этом участке моря была такой прозрачной, что я с мостика разглядел темневшие на глубине рогатые шары.
Избегая опасных мест, мы стали выуживать обессиленных пловцов. Трем мужчинам, висевшим на минах, боцман крикнул:
— Эй, на минах! Довольно обниматься, бросайте своих красавиц, добирайтесь вплавь. Мы к вам подходить не будем.
Двое бросили мины. По — собачьи молотя по воде руками и ногами, они добрались до перевернутой шлюпки, а затем — до брошенных им пробковых кругов. Но солдат, у которого на спине торчал вещевой мешок, никак не мог расстаться со своей спасительницей. Он тонким голосом запричитал:
— Ой, милые! Ой, родные!.. Ой, не умею плавать!
Боцман толкнул к нему длинную доску. Но она, видно, показалась солдату ненадежной. Он продолжал висеть на мине и выкрикивать:
— Ой, не сдюжит ваша доска… посылайте лодку!
А я в это время заметил движение кораблей эскадры: они снимались с якорей и выстраивались за медленно двигавшимися тральщиками.
— Пошли, больше возиться некогда, — громко сказал я. — Не хочет плыть, пусть остается на мине. А наш сигнальщик в шутку выкрикнул:
— Эй, пехота, смотри, мина задымилась… Сейчас взорвется!
