Взводный аж присвистнул от удивления.
— Свистим, братцы, свистим? — откликнулся он сразу.
— Легок на помине, — сориентировался Курнешов. — Садись.
— «Сесть проще простого, вот выбраться оттуда…» — для смершевца это была чрезмерная вольность.
Он аккуратно присел на топчан рядом с Василием и воткнул взгляд в хозяина землянки. Все трое понимающе переглядывались. Взводный скорчил рожу, мол, «вот так вот!»
Уполномоченный попал в хоромину впервые и с интересом рассматривал землянку. Потом сказал:
— У тебя уже один раз было?..
— Было, — ответил хозяин.
— Он ведь и это вспомнит.
— Вспомнит.
— Теперь он не даст тебе выскочить… — сказал особняк и, показалось, как-то очень азартно сказал, словно собирался принять участие в свалке.
Странное дело — взводный все видел и удивлялся: уполномоченный СМЕРШ был от природы, видимо, не плохой малый, во всяком случае старался в батальоне не гадить. Но с годами приобрел профессиональные навыки или привычные вывихи: он одновременно был и охотник, и жертва; он всерьез побаивался офицеров разведки — от них можно было ждать чего угодно, один Романченко чего стоил! А пуще другого он остерегался этого непонятного сборища, которое постоянно собиралось в хоромине («одно название-то чего стоило»). Он все время хотел установить с ними если не дружеские, то хотя бы добрые отношения, а с другой стороны, и он, и они не могли не знать, что уполномоченный этой структуры был обязан неустанно наблюдать за всеми и за каждым в отдельности, ни на час не выпускать их из своего поля зрения. А офицерам это ух как не нравилось. Взводному с его нетерпимостью и амбициями в особенности.
Получается заколдованный круг: «с одной стороны… с другой стороны!..» А тут нужна была информация и помощь самого особенца.
IX
«Было и быльем поросло»
А позади в действительности было вот что: давным-давно, еще в Брянском лесу сорок третьего года, стояла поздняя осень — хвойные скрипели, лиственные пожелтели и облетали… и уже почти не рвались мины… И еще живы были все… Взводного «лично» вызвал к себе заместитель командира корпуса — так величали начальника политотдела полковника Захаренко. «Срочно!» И не через штаб, а напрямую… Это что за честь такая или… На фронте командир корпуса недосягаемая фигура для взводного, «я к о Вседержитель!», а его заместители соответственно… — Архангелы!
На мотоцикле всегда быстро — он сидел за рулем, нáрочный в коляске. Через несколько минут оба были у палатки политотдела, а нáрочный был чуть живой, так его растрясло с непривычки.
В просторной палатке политотдела за рабочим сооружением, столешницей которого служила большущая дверь, снятая с петель в каком-нибудь особняке, сидел худой пронзительный капитан Чаклин.
— Меня вызвал начальник политотдела полковник Захаренко, — сопротивлялся взводный. — Не понимаю, товарищ капитан, почему беседу со мной ведете вы? (И не удержался) — Вроде бы пока не полковник.
— Нет уж и нет! Тут шуточками не отвертишься. Учти, что это предварительное дознание. Это протокол. А это капитан Чаклин, — он ткнул пальцем себе в грудь. — И по результатам моего дознания командование будет принимать решение.
— О чем, собственно?
— Ну и ну! Сбацали целое «Общество гвардейских офицеров», — он листал какие-то бумаги. — Да вы что, не знаете, что любое общество в нашей стране создается исключительно с разрешения высоких органов власти и партии?.. — председатель молчал. — Надо, надо отвечать…
Для лейтенанта это было полной неожиданностью, и он пытался сообразить: есть ли возможность вывернуться? Если нет — какая выволочка предстоит или, может быть, что-то похуже?..
— Нет. Не знал, — ответил наспех и небрежно.
— Вот теперь придется узнать, — с угрозой в голосе предупредил капитан и начал размашисто и быстро писать. — А в армии?! В действующей армии!.. На фронте! Да это вообще!.. И ты учти, на каждый вопрос будешь давать четкий ответ. Ведь придумали же — такой позор сразу после присвоения гвардейского знамени!.. Молчи-молчи…
Взводный понял, что надо как-то выиграть время, и огрызнулся:
— Чего это вы мне все время тыкаете?..
— А ты меня не учи! Тоже еще Би-е-на-ппы! — есть люди, которые из любого слова могут выговорить похабщину. — Я ведь в твоей банде не состою.
— А такого и не приняли бы, — осторожно вмазал ему взводный.
— Посмотрим, как запоешь после дознания.
«Дальше фронта не пошлешь, хуже смерти не будет», — этому прыщу он сдаваться не собирался.
В палатку стремительно вошел полковник Захаренко и встал между столом и лейтенантом.
— Что за шум, а драки нет? — легко заметил он.
— Будет и драка, — парировал Чаклин со скрытой угрозой.
Захаренко сморщился и сказал шутливо капитану:
— С разведбатом в одиночку не сражаются. Они нам накостыляют.
— …по вашему приказанию явился! — подчеркнуто официально и по всей форме доложил взводный. (Его как подменили, и от привычной фронтовой сутулости не осталось и следа — стоял, как свеча!)
— О-о! — выкрикнул радостно капитан Чаклин. — Он, как Господь Бог, не «прибыл», а «явился»! — это была старая армейская придирка.
Взводный знал ее, пробурчал в ответ что-то не такое уж лестное.
— Что-что?.. — переспросил Чаклин.
— Уж во всяком случае «не приполз», — четко выговорил взводный.
— Ну, что я тебе говорил? — все еще пытался подшучивать Захаренко, но лейтенанту не нравилось, что полковник мягчит и как бы на равных разговаривает с Чаклиным. — Давай это дело разгребать вместе. Вы, товарищ капитан, пока займетесь своими делами, а я с ним тут… Сам попробую.
— Но-о-о мне было приказано…
— Исполняют последнее распоряжение… И приказа на дознание еще нет. Идите.
Капитан был явно недоволен, но вышел.
— Чего это вы тут раскричались? С опушки слышно, — спросил полковник Захаренко.
— Да-а… — лейтенанту не хотелось объяснять.
— Значит, «общество»? Да я, правду сказать, такого и не слыхивал. — И добавил, хмыкнув: — Со времен декабристов. — Он явно пребывал в недоумении. — Вы как, Северные будете или Южные?
А председатель, уже изрядно вздрюченный капитаном, лихорадочно соображал, что следует делать и куда могут повернуться оглобли.
— Сколько же вас в этом обществе? Придумать ведь… — Захаренко и сам выглядел несколько обескураженным. Но он не подъелдыкивал, как капитан Чаклин, не проявлял враждебности, и взводный произнес довольно покорно:
— Товарищ гвардии полковник, что за это полагается?
— Смотря кому.
— Ну мне, например. Дисциплинарное или дальше покатится?
— Откровенно говоря, идет разбор, пока и я не знаю.
— Тогда извините, товарищ полковник, я на ваш вопрос отвечать не могу.
— Председатель общества гвардейских офицеров и не знает, сколько у него членов? Да кто поверит?
— А мне не нужно, чтоб верили.
Захаренко оценивающе посмотрел на офицера, как на весах взвешивал:
— Ну вот, по некоторым сведениям, вы называетесь ОГО, ГОСС и БЕНАПы — это что означает? — у него в руках появился лист бумаги, это чтобы стало понятно, что донос письменный.
— БЕНАПы — Бегущие На Помощь.
— Кому на помощь, разрешите узнать?
— Ну, не фашистам же!.. Тем, кто нуждается…
— Ты как полагаешь, лейтенант, — это детский сад или воюющая армия?.. — на этот вопрос отвечать было бессмысленно.
— Ну, а ОГО-ГО, а ГОСС? — лейтенант молчал. — Ну, та-ак. Вот — устав есть, есть нормы поведения, членские взносы… Интересно… — полковник тыкал ладонью в бумагу.
Лейтенант не знал, как отвечать, но посмотрел полковнику прямо в глаза и не стал выкручиваться:
— Есть. Все есть. Только информация у вас… — он чуть не назвал, какая она была, с его точки зрения.
— Как понять?.. Вот капитана Чаклина на тебя не хватает.
— Это вообще не общество… — его осенило внезапно, и, пожалуй, эту внезапность ему трудно было скрыть.
— А что же? — как подтолкнул его полковник.
— ОГО и ОГО-ГО — это шуточные пароль и отзыв, а ГОСС — это… СО!.. CO-ДРУЖЕСТВО… Гвардейское Офицерское Содружество.
Полковник сразу понял, что председатель выкручивается:
— Ну, это куда ни шло… А еще одно «эс» куда денешь?
— «Советского Союза», — легко выговорил председатель как само собой разумеющееся.
— Ну, пожалуй… А ты сможешь представить мне документы?.. Они же у вас есть.
Тут он не требовал ответа — он размышлял.
— Поезжай-ка, парень, в батальон… Ни с кем об этом ни слова. Понял?.. И… привези мне оба документа.
Часовой прокричал:
— Товарищ тринадцатый, к вам гвардии капитан Чаклин.
У взводного в голове промелькнуло: «Мое счастливое число — тринадцать!»
Полковник стремительно вышел из-за стола, прошел двойной полог входа в палатку и преградил путь входящему:
